рассказ о героях известного фильма, книги, аниме, игры и т.д., а на этом канале мы обсужд. Поспешные выводы. Нина была женщиной чуть нервической. Как многие женщины, которым за сорок, которые прожили с мужем долго, которые чувствуют: в жизни что-то не так, муж почему-то является поздно, а еще осень и просто тоскливо.
Фанфикам конец? Представитель РПЦ предложил заблокировать «Фикбук»
Стиснув зубы и крепко сжав кулаки, лорд Розье хотел только одного — выстрелить убийственным проклятием в мальчика, который осквернил его дочь, но никогда не сможет этого сделать. Я так счастлив, что вы вернулись. Друэлла очень беспокоилась о вас, но, похоже, вы компенсировали свое отсутствие, — Франческа Розье подмигивает, беря за руку своего недовольного мужа. Мы сейчас же уйдем и оставим вас наедине. Не забудьте противозачаточные чары, если вы, конечно, не хотите ребенка. Я бы не возражала. С этими словами леди Розье вытащила мужа из комнаты и закрыла дверь. Том мог поклясться, что слышал, как лорд Розье проклинал его имя, когда дверь закрывалась, но просто пожал плечами. Я знаю, что ты имел в виду!
Я просто в шоке, что ты так это назвал, — Друэлла кричит, не желая больше ничего, кроме как спрятаться под кроватью и сбежать от этой ситуации. Если было недостаточно плохо, что ее родители думают, что они вошли к ним после секса, то теперь ей приходится иметь дело с Томом, который ведет себя как идиот и делает все еще хуже. Ее лицо становилось все краснее и краснее с каждым намеком, извергнутым из его рта. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы не делать этого снова. Я не хотел, чтобы ты волновалась, поэтому я скрывал это от тебя.
Они пытаются выйти из круга, отступить подальше от эпицентра заклинаний, но сила, превосходящая их собственную во множество раз, не позволяет им даже пошевелиться.
Где-то глубоко, на краюшке сознания, у меня зарождается пугающая мысль, что только что я по глупости своей запустил какой-то страшный механизм, над которым уже не властен. В круг людей, столпившихся возле меня с Волдемортом, бросается светлая фигура. Этот человек единственный из всех не пытается отступить подальше от эпицентра магической вспышки, и у него одного хватает на это сил. Не переставая выплескивать магию, я чуть скашиваю глаза в сторону и понимаю, что человек в белом — это Альбус Дамблдор. На миг мне становится нехорошо. Это что, галлюцинация?
Я же сам видел, как Снейп убил его на вершине Астрономической башни так давно, что кажется, это было в прошлой жизни. Я видел похороны. Я выплакал свою душу над могилой этого человека, как потом выплакивал ее над могилами всех моих друзей и близких. Но сомнений быть не может, это именно Дамблдор, и выглядит он живее всех живых. Не надо, Гарри! Он бросается нам навстречу, но движется слишком медленно, словно в замедленной съемке, и я понимаю, что он не успеет.
А я… Даже если бы я и хотел, то уже не смог бы остановить заклинание. Механизм уже запущен, и нам остается лишь столкнуться с последствиями. Поняв, что я даже не смотрю в его сторону, Дамблдор обращается к Волдеморту: — Прекрати, Том! Не делай этого! Ты хотел получить весь мир? Но тебе не останется даже руин.
Ты этого хотел, Том? Хотел умереть и забрать с собой все живое? Дамблдор не понимает его, ведь он шипит на парселтанге, но сейчас он настолько сосредоточен на том, чтобы задать направление уже готовому заклинанию, что не обращает на это внимание. А мне смешно и грустно одновременно, потому что я понимаю, что все, сказанное Дамблдором — правда. Каким-то шестым чувством я уже знаю, что этот чертов выброс магии слишком силен, что он уничтожит все, вообще все. А мы с Волдемортом — лишь два глупца, возомнившие, что можем делить между собой мир.
И неважно, что он этого хотел, а я лишь сломался под весом обстоятельств. Я смеюсь каким-то безумным, надтреснутым смехом, и во взгляде Дамблдора, обращенном ко мне, плещется боль и вина. Что скажешь, Том? Отправимся в ад? Я отпускаю свое заклинание почти одновременно с тем, как Волдеморт отпускает свое. Дамблдор вытягивает вперед волшебную палочку и что-то кричит, но я не могу разобрать слов из-за бешеного свиста проносящейся магии.
Да это и неважно. Он все равно ничего не сможет сделать. Никто уже не сможет. Столкновение тьмы и света похоже на апокалипсис. Впрочем, так оно, наверное, и есть. Небо мешается с землею, отовсюду летит пыль и камни, багровый снег тает кровавыми слезами, и под нами разверзается ад.
Человеческие фигуры обращаются в пепел, словно бумажные человечки под опаляющим дыханием костра. Меня отрывает от земли и несет куда-то, барабанные перепонки лопаются от взрывной волны, тело сминает, ломает, раздирает на части. Но я этого всего уже не чувствую. Я настолько слаб, что не могу даже почувствовать боли. Я выложился целиком, а мир умирает. Вечно у меня все не как у людей.
Меня тащит куда-то вверх, и последнее, что я вижу — это красные глаза с вертикальными зрачками. А тихий голос шепчет: — Еще увидимся, Гарри Поттер. Голос так близко, что мне кажется, что я слышу его прямо в своей голове. А потом все вокруг заволакивает непроглядная тьма. Я падаю, бесконечно долго падаю в пылающую бездну. Она смотрит на меня своими черными, бездонными глазами.
Она неслышно входит в мою душу, мягко ступая когтистыми лапами. Когда ты смотришь в бездну, бездна смотрит на тебя. Когда ты входишь в бездну, бездна входит в твою душу. Бездна живая, я знаю. Она никогда не отпустит меня назад. А потом наступает боль.
Она ледяная, она обжигает, ее так много, что я не могу даже пошевелиться, закричать. Я захлебываюсь этой болью. Она выворачивает суставы, жалит каждый нерв. Она длится и длится, и мне кажется, что это не кончится никогда. Меня заживо пожирает адское пламя. К боли невозможно привыкнуть.
К вечной боли — тем более. Она накатывает волнами, то отступая, то накрывая меня снова. Я живу лишь в коротких перерывах между этими валами. Если бы я только мог, то извивался бы всем телом, катался бы по земле, и кричал, кричал, кричал, лишь бы прекратить эту боль, лишь бы прекратить. Ее слишком, слишком много, и мне так больно, больно, больнобольнобольнохватит……… И вдруг все исчезает. Я оказываюсь в теплой, ласковой темноте.
А вокруг тихо, так тихо, что если бы не равномерное тук-тук, тук-тук, тук-тук, то я подумал бы, что оглох. Мне спокойно, так спокойно впервые после смерти Сириуса, что хочется улыбаться и смеяться детским, беззаботным смехом. А я-то думал, что давно потерял свой покой навсегда. Я в безопасности, как дома. Если бы у меня когда-либо был бы дом, разумеется. Раньше я считал своим домом Хогвартс, давно, до того, как его древние стены пропитались болью и ужасом войны.
Прислушайтесь как-нибудь, и вы услышите, что стены древнего замка стонут по ночам от всех виденных ими человеческих страданий. И мне тоже становится больно, вместе с ними. А теперь моим домом стала эта теплая тишина. Вдруг я вижу, что где-то далеко загорается светлый огонек. И меня влечет, тащит к этому свету. Мне становится страшно, ведь я не хочу уходить.
Я хочу быть здесь, в этой неподвижности, вечность. Но свет все приближается, и я никак не могу остановиться. Тук-тук, тук-тук… И тут я понимаю, что это бьется чье-то сердце. Темный коридор, по которому я движусь, обрывается неожиданно резко. В глаза бросается свет. Он чересчур яркий после той спокойной обволакивающей темноты, он больно бьет по глазам.
Его слишком много, от него не спрячешься, он ослепляет даже сквозь веки. Холод накатывает неожиданной волной. Воздуха нет совсем, я задыхаюсь, я чувствую, что умираю. Удар обрушивается словно из ниоткуда и оказывается неожиданно сильным. А потом уши закладывает от оглушающего, пронзительного крика. И только через несколько секунд я понимаю, что этот крик издаю я сам.
Лица колдомедиков необычайно сосредоточены и печальны. Даже магическая медицина не всесильна, и только что в этой палате произошло сразу два великих таинства бытия одновременно: таинство рождения и таинство смерти. Молодая мать родила крепкого, здорового ребенка, но сама скончалась при родах. Мужу погибшей протягивают новорожденного пунцового младенца. Ребенок плачет с тех самых пор, как ему обрезали пуповину, и теперь почти посинел от крика. Мужчина смотрит на младенца растерянно и печально.
Мужчина кивает, но едва ли он вообще слышит, о чем ему говорят. Взгляд мужчины становится чуть более осмысленным. Глава 2. Девять кругов ада для тебя одного. Я сошел с ума. А может, просто умер и попал в ад.
В свой персональный ад, где моему воспаленному рассудку приходят тысячи ужаснейших в мире образов. Надо мной проносятся кошмарные исполинские фигуры, обдавая меня жаром своего дыхания. Громкие, низкие, растягивающиеся голоса эхом отдаются у меня в ушах. Они звучат так, словно исходят из старого магнитофона, у которого зажевало пленку. Мир ярок, так безумно, нереально ярок, что мне больно смотреть. И этого всего много, слишком много, оно стальным прутом бьет по моим оголенным нервам.
Первое время в этом аду мне казалось, что у меня вообще нет тела. А потом я понял, что заперт в каком-то ущербном куске плоти, не способном даже нормально видеть и говорить. И самое ужасное, что я даже не властен над этим жалким пристанищем моего разума. Теперь я понимаю, что имел в виду Волдеморт, когда говорил, что по моей милости ему пришлось вести существование, даже более ужасное, чем смерть. Но как, как такое возможно? Ведь у меня нет и не было никаких хоркруксов!
Иногда мне кажется, что все это — лишь кошмарный сон, дикое порождение моего разума, но видение все не отпускает, и я чувствую, как вокруг сердца обвиваются ледяные щупальца отчаяния. Когда ко мне приближаются эти размытые фигуры, мне хочется убежать, спрятаться, закричать. Но мне недоступна даже такая мелочь, как просто закрыть глаза! Мне никуда не деться от этого незнакомого мира, бьющего по ушам своими звуками, режущего глаза своими красками. Я чувствую себя беззащитным, полностью побежденным. Временами это кажется таким жестоким.
Но в то же время я вижу в своем нынешнем состоянии что-то от высшей справедливости. Захотел поиграть в бога, парень? Решил уничтожить мир? Вот и получай полную беспомощность и океан парализующего ужаса. Мера за меру, все по-честному. А иногда оно засыпает, и мир погружается в полную черноту.
И ничего не слышно, даже биения сердца. Тогда мне остается лишь гадать, на каком свете я нахожусь. Я на ощупь брожу в темных лабиринтах собственного сознания, кажется, целыми веками, я теряю самого себя в этой темноте. Мне страшно. Мне кажется, что я никогда больше не увижу солнца. Но затем нечто пробуждается ото сна, и на меня снова наваливается этот огромный и безобразный мир.
После бесконечности тьмы и тишины снова находиться среди многообразия красок и звуков кажется невыносимым, но я почти готов разрыдаться от накатывающего облегчения. Жив, о Мерлин, жив! Пусть так, но все-таки жив. Было бы слишком ужасно, если бы смерть оказалась лишь давящей на грудь темнотой. Крикливый младенец наконец-то уснул. Ты должен с любовью относиться к собственному сыну, к сыну Лили.
Ребенок же не виноват, что тебе погано, как никогда». А Джеймсу и правда плохо, невероятно плохо. Сначала Сириус, теперь Лили. Он просто не знает, как жить дальше. Ему так не хватает его умницы Лили. Уж она смогла бы позаботиться о Гарри.
А Джеймс вообще не имеет ни малейшего представления о том, как растить детей. Он, конечно, хотел ребенка, но не сейчас, может быть, позже. Но Лили упертая, она настояла. А теперь она оставила его. Как и Сириус. Бедняга Сириус, теперь Джеймс проклинает их детскую мечту стать аврорами.
Ведь это был даже не его рейд, он просто подменял Фрэнка Логботтома! И нарвался на этих сумасшедших фанатиков, втихую практикующих темную магию. Когда умер Сириус, Джеймс повзрослел одним днем. Юношеские идеалы не выдержали столкновения с действительностью и рассыпались тысячью несбывшихся надежд. Им казалось, что они будут вечно молодыми, вечно беззаботными, вечно живыми. Они, Мародеры, думали, что всегда будут вместе.
А жизнь как всегда распорядилась по-своему. Питер уехал куда-то в Южную Америку, изучать своих флоббер-червей. Кто бы мог подумать, что в коротышке живет исследователь! Сириус погиб. И теперь у Джеймса остался только Лунатик. Он единственный помогает ему хоть как-то держаться.
Нет, еще у него есть Гарри. Но Гарри слишком маленький, он сам нуждается в заботе и внимании, а Джеймсу так больно, что на заботы о маленьком ребенке его просто не хватает. Но он будет держаться. Хотя бы ради этого малыша. И Джеймс изо всех сил пытается не думать, что если бы они не решили завести Гарри, то Лили была бы сейчас жива. Он не имеет права винить ребенка.
Гарри славный малыш. У него глаза Лили. И иногда Джеймсу кажется, что он видит в этих изумрудных озерах отражение собственной боли, собственного ужаса. Но это всего лишь игра его воображения, ведь Гарри пока еще слишком мал, чтобы осознать смерть той, что подарила ему жизнь. Гарри обязательно вырастет хорошим человеком, таким же добрым и искренним, как Лили. Джеймс до крови закусывает губу и зло смахивает слезы.
Да, теперь я уже могу определить, что гигантские размытые фигуры — это какие-то люди. Правда, лиц разобрать я так и не могу. У них вытянутые носы, круглые щеки, словно смотришь в отражение человека в блестящем новогоднем шаре, и это все плывет, искажается, и мне хочется отвернуться. Невообразимо яркая комната вращается по кругу, и мне становится нехорошо. Но это проклятое тело, будь оно не ладно, смеется и даже повизгивает от восторга! Не знаю, сколько времени я уже провел в таком состоянии.
Тут вообще очень странный ход времени. Кажется, мой разум заперт в этом беспомощном теле уже целые века. Однако сейчас во мне гораздо больше оптимизма, чем тогда, когда все это только начиналось. По крайней мере, теперь я знаю, что мой ад не будет длиться вечно. Я уже различаю какие-то предметы. Правда, голоса я все еще не могу разобрать, вместо слов я слышу какие-то утробные гулкие звуки, эхом повторяющиеся в моей голове.
Но улучшения уже есть, и значит, вскоре появятся следующие. Мне надо лишь терпеливо ждать, а уж это я умею, как никто другой. Надо же, его сыну уже исполнился год. Прошел целый год со дня смерти Лили. А рана в его сердце все так же кровоточит, словно и не проходило этого года, словно она умерла только вчера. Говорят, что время лечит.
Джеймс знает, что это — чудовищная ложь. Его может исцелить лишь смерть или забвение. Пойдем, я тебя искупаю, — с этими словами Ремус подхватывает Гарри на руки и удаляется с ним в направлении ванной комнаты. Джеймс провожает оборотня благодарным взглядом. Что бы он делал без Ремуса? Друг всегда понимает, когда Джеймса надо оставить наедине с его мыслями, помогает заботиться о Гарри.
Джеймс даже не уверен, что сможет когда-нибудь отплатить ему за его доброту. Он поднимается со стула и идет в ванную комнату, проведать Ремуса и Гарри. В ванной Ремус заворачивает малыша в махровое полотенце. Вдруг оборотень замирает и напряженно всматривается в лицо ребенка. Джеймс подходит к ребенку, заглядывает в его глаза и обмирает: в них плещется совершенно отчетливая боль и нечеловеческая усталость. На миг Джеймсу кажется, что он смотрит в глаза отставного аврора, покалеченного на войне с Гриндевальдом, прошедшего через страдания, которые не должны выпадать на долю ни одного смертного.
Джеймс нервно сглатывает. Ребенок моргает и весело смеется. В его взгляд возвращаются привычные беззаботно-озорные искорки, и наваждение проходит. Теперь я знаю, что люди вокруг меня — это чаще всего Ремус и Джеймс. Нет, не так. Ремус и отец.
Не могу передать, какое невероятное облегчение я испытал, когда понял, что тело, в котором я нахожусь — это все-таки мое собственное тело, тело Гарри Поттера. Но это даже не главное. Главное — что они живы. Ремус, отец и, скорее всего, все остальные тоже. Маму я не видел. Почему-то при воспоминании о ней сердце как будто бы сжимается в ледяных тисках.
Я не хочу об этом думать. Я предпочитаю верить в лучшее до конца. Мой персональный ад постепенно оборачивается чудесным шансом все исправить. Вот только есть одна загвоздка… Как я смогу все изменить, если по собственной воле я даже пальцем пошевелить не могу? У меня плохое предчувствие, — Ремус напряженно морщится и взволнованно кусает губу. Оставь работу по устранению темных магов другим!
Я понимаю, ты хочешь им отомстить. Но этим не вернешь Бродягу, друг. Лицо Джеймса на миг искажает болезненная гримаса. Он никогда не исцелится от этих воспоминаний. Затем он нервно треплет свои непокорные волосы. Нет, он, конечно, не настаивал, но я же видел, как он хочет, чтобы операцию возглавил именно я.
Он мне доверяет. Я просто не могу его подвести, понимаешь? Да и надоело мне в бумажках копаться, хочу развеяться. Не волнуйся, ничего страшного не произойдет. Нам всего-то надо совершить облаву на логово этих фанатиков и забрать свитки. И передать их Дамблдору.
Вот и все. Вроде бы эти фанатики как раз этого и добиваются. Среди авроров тоже далеко не все белые и пушистые, поэтому просто нельзя допустить, чтобы эти свитки попали не в те руки. Лунатик, ты заметил, сколько темных магов развелось в последние годы? Они только и ждут, что появления сильного лидера. А знаешь, что это означает, дружище?
Ремус грустно усмехается: — Войну. Джеймс кивает: — Вот именно. А Дамблдор уже не молод, чтобы бороться со вторым Гриндевальдом. И если у нас есть шанс предотвратить это, всего лишь забрав те злосчастные свитки, то мы так и сделаем! Только будь осторожен, Сохатый, умоляю. Я не переживу, если и с тобой что-то случится.
Подумай хотя бы о сыне. У Гарри никого не осталось, кроме тебя. Пожалуйста, будь осторожен. Ну ладно, мне уже пора, — улыбается Джеймс и скрывается за дверью.
А сейчас? Что можно потребовать от Светы? Хорошо, если после того, что было ночью и утром, она не сляжет на пару дней от упадка сил. И в дальнейшем пользы от неё будет не больше, чем от кошки: встречает с работы, сидит на коленях весь вечер, затем ночью лежит под боком: мелочь, а приятно. Да, она могла ещё еду приготовить, но Карпов всю жизнь питался, чем придётся, поэтому возможные кулинарные изыски Светы его не особо волновали. И, самое главное, как ему теперь вести себя со Светой? После того, что случилось утром, он не хотел больше изображать из себя весёлого идиота, но нужен ли он Свете таким, каким является на самом деле? Света, Света… Да она относится к нему, как к умственно-неполноценному ребёнку. Он вспомнил, как она отряхивала от снега его одежду и помогала подняться, когда он специально упал, чтобы более правдоподобно имитировать действие транквилизатора. Он вспомнил, как она беспокоилась о том, чтобы он не замёрз, уснув на скамейке возле её дома. А подушка, которую она вчера принесла, чтобы ему стало теплее… И он, наконец, понял, зачем ему нужна Света. Она заботилась о нём. Не обхаживала его, как другие, суетливо и назойливо, а именно заботилась, причём только тогда, когда это было действительно необходимо, не унижая его и не влезая ему в душу. Карпов поцеловал в щёку спящую Свету. Он будет придуриваться до тех пор, пока это будет её устраивать, а потом постарается как можно более безболезненно расстаться с ней.
Это имя стало таким противным... Я решила удалиться из вконтакте и удалилась. После этого случая у меня была мысль вообще уехать из города. И я это сделаю. На улице уже был вечер. Я пошла в магазин, купить какую нибудь еду. По пути я встретила Мишу, друга Максима. Мне Максим сказал, что вы поругались? Я уже скоро уезжаю в другой город. А как Максим? Он же тебя любит! Обнимает другую! Он недавно узнал об этом. А обнимал, потому что он полюбил её, как сестру. Лика очень заболела и ей нужны деньги на лекарства, а у неё сейчас нет денег, Максим дал ей денег и она была очень благодарна ему.
АльтерБРЕДации: Поспешные выводы.№ 78
К боли невозможно привыкнуть. К вечной боли — тем более. Она накатывает волнами, то отступая, то накрывая меня снова. Я живу лишь в коротких перерывах между этими валами. Если бы я только мог, то извивался бы всем телом, катался бы по земле, и кричал, кричал, кричал, лишь бы прекратить эту боль, лишь бы прекратить.
Ее слишком, слишком много, и мне так больно, больно, больнобольнобольнохватит……… И вдруг все исчезает. Я оказываюсь в теплой, ласковой темноте. А вокруг тихо, так тихо, что если бы не равномерное тук-тук, тук-тук, тук-тук, то я подумал бы, что оглох. Мне спокойно, так спокойно впервые после смерти Сириуса, что хочется улыбаться и смеяться детским, беззаботным смехом.
А я-то думал, что давно потерял свой покой навсегда. Я в безопасности, как дома. Если бы у меня когда-либо был бы дом, разумеется. Раньше я считал своим домом Хогвартс, давно, до того, как его древние стены пропитались болью и ужасом войны.
Прислушайтесь как-нибудь, и вы услышите, что стены древнего замка стонут по ночам от всех виденных ими человеческих страданий. И мне тоже становится больно, вместе с ними. А теперь моим домом стала эта теплая тишина. Вдруг я вижу, что где-то далеко загорается светлый огонек.
И меня влечет, тащит к этому свету. Мне становится страшно, ведь я не хочу уходить. Я хочу быть здесь, в этой неподвижности, вечность. Но свет все приближается, и я никак не могу остановиться.
Тук-тук, тук-тук… И тут я понимаю, что это бьется чье-то сердце. Темный коридор, по которому я движусь, обрывается неожиданно резко. В глаза бросается свет. Он чересчур яркий после той спокойной обволакивающей темноты, он больно бьет по глазам.
Его слишком много, от него не спрячешься, он ослепляет даже сквозь веки. Холод накатывает неожиданной волной. Воздуха нет совсем, я задыхаюсь, я чувствую, что умираю. Удар обрушивается словно из ниоткуда и оказывается неожиданно сильным.
А потом уши закладывает от оглушающего, пронзительного крика. И только через несколько секунд я понимаю, что этот крик издаю я сам. Лица колдомедиков необычайно сосредоточены и печальны. Даже магическая медицина не всесильна, и только что в этой палате произошло сразу два великих таинства бытия одновременно: таинство рождения и таинство смерти.
Молодая мать родила крепкого, здорового ребенка, но сама скончалась при родах. Мужу погибшей протягивают новорожденного пунцового младенца. Ребенок плачет с тех самых пор, как ему обрезали пуповину, и теперь почти посинел от крика. Мужчина смотрит на младенца растерянно и печально.
Мужчина кивает, но едва ли он вообще слышит, о чем ему говорят. Взгляд мужчины становится чуть более осмысленным. Глава 2. Девять кругов ада для тебя одного.
Я сошел с ума. А может, просто умер и попал в ад. В свой персональный ад, где моему воспаленному рассудку приходят тысячи ужаснейших в мире образов. Надо мной проносятся кошмарные исполинские фигуры, обдавая меня жаром своего дыхания.
Громкие, низкие, растягивающиеся голоса эхом отдаются у меня в ушах. Они звучат так, словно исходят из старого магнитофона, у которого зажевало пленку. Мир ярок, так безумно, нереально ярок, что мне больно смотреть. И этого всего много, слишком много, оно стальным прутом бьет по моим оголенным нервам.
Первое время в этом аду мне казалось, что у меня вообще нет тела. А потом я понял, что заперт в каком-то ущербном куске плоти, не способном даже нормально видеть и говорить. И самое ужасное, что я даже не властен над этим жалким пристанищем моего разума. Теперь я понимаю, что имел в виду Волдеморт, когда говорил, что по моей милости ему пришлось вести существование, даже более ужасное, чем смерть.
Но как, как такое возможно? Ведь у меня нет и не было никаких хоркруксов! Иногда мне кажется, что все это — лишь кошмарный сон, дикое порождение моего разума, но видение все не отпускает, и я чувствую, как вокруг сердца обвиваются ледяные щупальца отчаяния. Когда ко мне приближаются эти размытые фигуры, мне хочется убежать, спрятаться, закричать.
Но мне недоступна даже такая мелочь, как просто закрыть глаза! Мне никуда не деться от этого незнакомого мира, бьющего по ушам своими звуками, режущего глаза своими красками. Я чувствую себя беззащитным, полностью побежденным. Временами это кажется таким жестоким.
Но в то же время я вижу в своем нынешнем состоянии что-то от высшей справедливости. Захотел поиграть в бога, парень? Решил уничтожить мир? Вот и получай полную беспомощность и океан парализующего ужаса.
Мера за меру, все по-честному. А иногда оно засыпает, и мир погружается в полную черноту. И ничего не слышно, даже биения сердца. Тогда мне остается лишь гадать, на каком свете я нахожусь.
Я на ощупь брожу в темных лабиринтах собственного сознания, кажется, целыми веками, я теряю самого себя в этой темноте. Мне страшно. Мне кажется, что я никогда больше не увижу солнца. Но затем нечто пробуждается ото сна, и на меня снова наваливается этот огромный и безобразный мир.
После бесконечности тьмы и тишины снова находиться среди многообразия красок и звуков кажется невыносимым, но я почти готов разрыдаться от накатывающего облегчения. Жив, о Мерлин, жив! Пусть так, но все-таки жив. Было бы слишком ужасно, если бы смерть оказалась лишь давящей на грудь темнотой.
Крикливый младенец наконец-то уснул. Ты должен с любовью относиться к собственному сыну, к сыну Лили. Ребенок же не виноват, что тебе погано, как никогда». А Джеймсу и правда плохо, невероятно плохо.
Сначала Сириус, теперь Лили. Он просто не знает, как жить дальше. Ему так не хватает его умницы Лили. Уж она смогла бы позаботиться о Гарри.
А Джеймс вообще не имеет ни малейшего представления о том, как растить детей. Он, конечно, хотел ребенка, но не сейчас, может быть, позже. Но Лили упертая, она настояла. А теперь она оставила его.
Как и Сириус. Бедняга Сириус, теперь Джеймс проклинает их детскую мечту стать аврорами. Ведь это был даже не его рейд, он просто подменял Фрэнка Логботтома! И нарвался на этих сумасшедших фанатиков, втихую практикующих темную магию.
Когда умер Сириус, Джеймс повзрослел одним днем. Юношеские идеалы не выдержали столкновения с действительностью и рассыпались тысячью несбывшихся надежд. Им казалось, что они будут вечно молодыми, вечно беззаботными, вечно живыми. Они, Мародеры, думали, что всегда будут вместе.
А жизнь как всегда распорядилась по-своему. Питер уехал куда-то в Южную Америку, изучать своих флоббер-червей. Кто бы мог подумать, что в коротышке живет исследователь! Сириус погиб.
И теперь у Джеймса остался только Лунатик. Он единственный помогает ему хоть как-то держаться. Нет, еще у него есть Гарри. Но Гарри слишком маленький, он сам нуждается в заботе и внимании, а Джеймсу так больно, что на заботы о маленьком ребенке его просто не хватает.
Но он будет держаться. Хотя бы ради этого малыша. И Джеймс изо всех сил пытается не думать, что если бы они не решили завести Гарри, то Лили была бы сейчас жива. Он не имеет права винить ребенка.
Гарри славный малыш. У него глаза Лили. И иногда Джеймсу кажется, что он видит в этих изумрудных озерах отражение собственной боли, собственного ужаса. Но это всего лишь игра его воображения, ведь Гарри пока еще слишком мал, чтобы осознать смерть той, что подарила ему жизнь.
Гарри обязательно вырастет хорошим человеком, таким же добрым и искренним, как Лили. Джеймс до крови закусывает губу и зло смахивает слезы. Да, теперь я уже могу определить, что гигантские размытые фигуры — это какие-то люди. Правда, лиц разобрать я так и не могу.
У них вытянутые носы, круглые щеки, словно смотришь в отражение человека в блестящем новогоднем шаре, и это все плывет, искажается, и мне хочется отвернуться. Невообразимо яркая комната вращается по кругу, и мне становится нехорошо. Но это проклятое тело, будь оно не ладно, смеется и даже повизгивает от восторга! Не знаю, сколько времени я уже провел в таком состоянии.
Тут вообще очень странный ход времени. Кажется, мой разум заперт в этом беспомощном теле уже целые века. Однако сейчас во мне гораздо больше оптимизма, чем тогда, когда все это только начиналось. По крайней мере, теперь я знаю, что мой ад не будет длиться вечно.
Я уже различаю какие-то предметы. Правда, голоса я все еще не могу разобрать, вместо слов я слышу какие-то утробные гулкие звуки, эхом повторяющиеся в моей голове. Но улучшения уже есть, и значит, вскоре появятся следующие. Мне надо лишь терпеливо ждать, а уж это я умею, как никто другой.
Надо же, его сыну уже исполнился год. Прошел целый год со дня смерти Лили. А рана в его сердце все так же кровоточит, словно и не проходило этого года, словно она умерла только вчера. Говорят, что время лечит.
Джеймс знает, что это — чудовищная ложь. Его может исцелить лишь смерть или забвение. Пойдем, я тебя искупаю, — с этими словами Ремус подхватывает Гарри на руки и удаляется с ним в направлении ванной комнаты. Джеймс провожает оборотня благодарным взглядом.
Что бы он делал без Ремуса? Друг всегда понимает, когда Джеймса надо оставить наедине с его мыслями, помогает заботиться о Гарри. Джеймс даже не уверен, что сможет когда-нибудь отплатить ему за его доброту. Он поднимается со стула и идет в ванную комнату, проведать Ремуса и Гарри.
В ванной Ремус заворачивает малыша в махровое полотенце. Вдруг оборотень замирает и напряженно всматривается в лицо ребенка. Джеймс подходит к ребенку, заглядывает в его глаза и обмирает: в них плещется совершенно отчетливая боль и нечеловеческая усталость. На миг Джеймсу кажется, что он смотрит в глаза отставного аврора, покалеченного на войне с Гриндевальдом, прошедшего через страдания, которые не должны выпадать на долю ни одного смертного.
Джеймс нервно сглатывает. Ребенок моргает и весело смеется. В его взгляд возвращаются привычные беззаботно-озорные искорки, и наваждение проходит. Теперь я знаю, что люди вокруг меня — это чаще всего Ремус и Джеймс.
Нет, не так. Ремус и отец. Не могу передать, какое невероятное облегчение я испытал, когда понял, что тело, в котором я нахожусь — это все-таки мое собственное тело, тело Гарри Поттера. Но это даже не главное.
Главное — что они живы. Ремус, отец и, скорее всего, все остальные тоже. Маму я не видел. Почему-то при воспоминании о ней сердце как будто бы сжимается в ледяных тисках.
Я не хочу об этом думать. Я предпочитаю верить в лучшее до конца. Мой персональный ад постепенно оборачивается чудесным шансом все исправить. Вот только есть одна загвоздка… Как я смогу все изменить, если по собственной воле я даже пальцем пошевелить не могу?
У меня плохое предчувствие, — Ремус напряженно морщится и взволнованно кусает губу. Оставь работу по устранению темных магов другим! Я понимаю, ты хочешь им отомстить. Но этим не вернешь Бродягу, друг.
Лицо Джеймса на миг искажает болезненная гримаса. Он никогда не исцелится от этих воспоминаний. Затем он нервно треплет свои непокорные волосы. Нет, он, конечно, не настаивал, но я же видел, как он хочет, чтобы операцию возглавил именно я.
Он мне доверяет. Я просто не могу его подвести, понимаешь? Да и надоело мне в бумажках копаться, хочу развеяться. Не волнуйся, ничего страшного не произойдет.
Нам всего-то надо совершить облаву на логово этих фанатиков и забрать свитки. И передать их Дамблдору. Вот и все. Вроде бы эти фанатики как раз этого и добиваются.
Среди авроров тоже далеко не все белые и пушистые, поэтому просто нельзя допустить, чтобы эти свитки попали не в те руки. Лунатик, ты заметил, сколько темных магов развелось в последние годы? Они только и ждут, что появления сильного лидера. А знаешь, что это означает, дружище?
Ремус грустно усмехается: — Войну. Джеймс кивает: — Вот именно. А Дамблдор уже не молод, чтобы бороться со вторым Гриндевальдом. И если у нас есть шанс предотвратить это, всего лишь забрав те злосчастные свитки, то мы так и сделаем!
Только будь осторожен, Сохатый, умоляю. Я не переживу, если и с тобой что-то случится. Подумай хотя бы о сыне. У Гарри никого не осталось, кроме тебя.
Пожалуйста, будь осторожен. Ну ладно, мне уже пора, — улыбается Джеймс и скрывается за дверью. А Ремус еще долго стоит перед закрытой дверью, не в силах утихомирить бешено колотящееся сердце и справиться с предчувствием беды. Но при взгляде в глаза оборотня мое сердце сковывает ледяной ужас.
В его глазах царит горечь, боль и звериная тоска. Я слишком хорошо знаю этот взгляд, ведь я так часто видел его в зеркале. Молчи, — заклинаю я его. И это становится первым словом за все это время, которое я могу отчетливо разобрать.
Джеймс погиб. Теперь ты сирота. А я даже ничего не могу сделать для тебя. Слова бьют очень больно.
Я чувствую, словно мне вонзили раскаленный нож в сердце, и теперь из разорванной груди по капле вытекает жизнь. Мне хочется зарычать, завыть, словно раненный зверь. Я — сирота. Я ни черта не смог сделать.
Мое глупое тело радостно смеется и хватает Ремуса своими пухлыми пальчиками за нос. Глава 3. Сохранить себя. Перед глазами все плывет.
Я теряю связь с реальностью, все больше погружаясь в волны одолевающего меня отчаяния. Вместо Ремуса рядом со мной появляются Дамблдор, МакГонагалл и другие, незнакомые мне, люди. Все они суетятся, кричат, перебивая друг друга, что-то кому-то доказывают. Я не прислушиваюсь к их разговорам.
По сути, мне все равно. Я думаю о том, что уже в который раз попался на одну и ту же удочку. О да, я снова позволил себе эту непозволительную в моем случае роскошь — надежду. Надежду, которая всегда так тяжело, так больно умирает.
Она держит меня на руках и слегка покачивает, отчего мне сложно сосредоточиться на окружающей обстановке. Кажется, только вчера Джеймс и Лили впервые вошли в двери Большого зала, а теперь их нет. Я не могу в это поверить, просто не могу, Альбус, — ее голос звучит непривычно беспомощно, и она снова заходится рыданиями. На миг мне в голову приходит мысль, что эта Минерва МакГонагалл — совсем не та женщина, которая сумела направить своей железной рукой Орден Феникса сразу после смерти директора.
Смерти, которую, оглядываясь назад, я все больше склонен считать каким-то глупым, нелепым фарсом. Отсюда я не могу разглядеть лицо Дамблдора, но когда он отвечает МакГонагалл, в его голосе слышится бесконечная скорбь: — Я и не предполагал, что все может так обернуться, — негромко говорит он. На миг я испытываю приступ странной, иррациональной злости на директора. Ну почему, директор?
Почему вы можете предусмотреть все и всегда, кроме самого важного? И почему от ваших ошибок страдаю я, всегда я один?! Директор утвердительно кивает, и она с жаром восклицает: — Не думаю, что это разумно — отдавать его магглам. Я уверена, что найдется немало волшебников, согласных взять Гарри на воспитание.
Джеймс Поттер умер как герой, Альбус! Свитки с рунами Мерлина в безопасности в отделе Тайн, а темные маги в Азкабане. Теперь магический мир может не бояться появления второго Гриндевальда! У меня возникает желание встряхнуть головой.
Предотвратил войну? Но ведь война уже идет. Почему все говорят о Гриндевальде, когда самое время беспокоиться о Волдеморте? И какого черта все волнуются о каких-то свитках, когда в Магическом мире вовсю буйствуют Упивающиеся смертью?
Мне не хватает воздуха. Сотни предположений, одно неправдоподобнее другого, возникают в моей голове, и тут же бесследно исчезают. Мысль о Волдеморте действует на меня, словно ушат ледяной воды. Я ощущаю свою беспомощность остро, как никогда.
Как я смогу противостоять красноглазому ублюдку теперь, когда стал таким жалким, таким уязвимым? И как мне удастся убить его, если на этот раз меня не спасет жертва матери? Однако и заплаченная цена слишком высока. Сейчас единственное, что мы можем сделать — это устроить сына Поттеров в любящую семью.
И, думаю, в конечном счете неважно, будет ли мальчик воспитываться у магглов или волшебников. Кто еще сможет о нем позаботиться, как не родная тетя? МакГонагалл кивает, соглашаясь, и громко сморкается в большой носовой платок в шотландскую клетку. Мне остается внутренне скрипеть зубами от досады и безысходности.
В следующую минуту мои глаза смыкаются, и я уже не в силах следить за дальнейшими событиями. По нему я безошибочно узнаю дом номер четыре по Тисовой улице.
Обычно спокойная принцесса неожиданно разочарованно вздохнула. Что я ей сделал? Нет, честно. Я правда не собирался ничего делать! И для всех в классе это будет к лучшему!
Ой, прости, я к такому не привыкла! Нам надо пойти куда-то в другое место? Может, за здание Академии? Если хочешь, давай туда пойдем! Я готова в любое время! За школу? Мы что, собираемся драться?
Она хочет бросить мне вызов на дуэль? Зачем ей вообще это понадобилось, я ведь ни разу не побеждал ее в тренировочном поединке! Тебя беспокоит разница в статусе или еще какая-то незначительная вещь? Не волнуйся! В конце концов, ты из богатой семьи, а мой отец и твои родители — лучшие друзья. Они сами часто обсуждали наше будущее! Одним словом, здесь нет никаких препятствий, и все зависит только от нас самих!
Вот дерьмо, я понятия не имею, что она мелет. Причем здесь разница в статусе?
Когда муж был в ванной, заглянула к нему в телефон, он лежал на кухонном столе. Не смешите. Любая жена знает пароль мужниного телефона. Мужчины слишком безалаберны.
Так и есть. Некая Рита. Нина стала читать переписку и чуть не выронила телефон. У окна мне страшно понравилось». Нина не стала читать дальше, у нее закружилась голова. Двадцать лет вместе.
Ну хорошо, девятнадцать. Столько пережили, дочка болела, уши, отит. Потом умирала свекровь, Нина была рядом с ней как с родной мамой. Потом авария мужа, месяц в больнице, нога в гипсе полгода, костыли. С работы мужа уволили, Нина пахала одна. Пусть несколько месяцев, но пахала.
И после всего — такое предательство. Страсть у окна! Муж вышел: «Ну что, спать? Она не могла сказать мужу, что читала его переписку. И с собой ничего не могла сделать. Рухнуло всё.
Ей хотелось эту посуду кидать об пол и визжать.
Серёжа быстро вошёл в номер, крепко-накрепко закрыл двери и подхватил Ирину на руки. Да, она уступила, отдала ему всю себя, и что с того? Ведь взамен Ирина получила его, своего Серёжу. Она не могла и мечтать ни о чём подобном, давным-давно попрощалась со своими грёзами, смирилась, что Серёжа принадлежит другой.
Теперь же он не только брал, он отдавал Ирине гораздо больше. Они провели вдвоём две прекрасные, потрясающие недели. Никогда ещё они не были так глубоко, так безоглядно счастливы. Ирина чувствовала, что Сергей в ней нуждается, что он зависим от неё ничуть не меньше, чем она от него. Он словно поднялся после падения, расправил плечи, вернулся к жизни.
Потом настал день его отъезда. Остаться было нельзя: на следующий день Сергей должен был появиться на работе после длительного отсутствия. Не переживай так, Серёжа! Меньше недели осталось. Пять дней пролетят быстро, - Ирина не знала, кого уговаривает: его или себя.
Никто мне не нужен, кроме тебя! Руки его едва заметно дрожали. Но самое главное - сердце. Сердце было не на месте, оно предвещало какую-то беду, и Сергей не мог избавиться от этого ощущения, никак не мог. Всю свою жизнь люблю только тебя, с детства.
Кто-то читает фанфики по СФ? Если да, посоветуйте интересные фики, которые грамотно написаны,
Ей действительно нужно побыть наедине с собой, а мне — изучить все документы, что прислал Эрвин. Сегодня наша последняя ночь здесь. После ужина идите в свои комнаты и соберите все вещи, ответственные по кухне остаются здесь и наводят полный порядок, оставляя только то, что будет необходимо для лёгкого завтрака. Приготовьте лошадей и повозки, по возможности погрузите часть вещей. Прибыв в главный штаб, мы всем разведкорпусом отправляемся в Шиганшину, — услышав название городка, по столовой прошёлся негромкий гул.
На этих словах я окончила своё краткое оповещение и, спрыгнув со скамьи, приступила к трапезе, поглядывая на пустующее место подруги. Pov Риа Того, что принесла мне Ханджи, хватило на завтрак, обед и даже ужин. Такое чувство, что она полкухни обчистила, прежде чем решила, что мне этого будет достаточно. Чтобы не задумываться о том, что произошло с Риваем, и о том, насколько сильно болит живот, я улеглась на кровати с книгой в руках и окунулась в вымышленный автором мир.
Как таково, я уже не испытывала никаких негативных чувств. Успокоилась, пришла в себя, обдумала всё, что было, а в особенности, поступок капрала. Когда прошёл официальный ужин, двор наполнился солдатами, и все довольно сильно суетились, что-то обсуждая, но все думы были глубоко в сюжете, поэтому отдалённые отголоски с улицы не сильно меня тревожили. К тому моменту, когда свеча почти потухла, я решила отложить книгу, рассматривая остатки желтоватого пламени, которое с трудом горело в расплавленном воске.
А когда дверь открылась, я даже не стала подниматься, ведь низ живота ужасно болел. Я уже была готова оторвать взор от почти затухшей свечи, как на мой стол поставили другую, что ярко освещала небольшой участок помещения, а рука, что опустила поднос с подсвечником и чаем, принадлежала далеко не подруге. Видит Бог, я хотела сдержаться, но не смогла, и улыбка сама по себе появилась на моём лице. Хотела показаться серьёзной, возможно, даже обиженной, но, когда увидела его в своей комнате, на душе стало непомерно тепло.
Боль отступила на задний план. Я попыталась сесть на кровати, но спина жутко ныла, а Ривай, положив руку мне на плечо, дал понять, что не нужно подобных жертв. Я в этом уверен. Утром ты меня не выслушала, а теперь бежать тебе некуда.
Всё должно остаться в тайне, потому что есть возможность того, что тот, кто хотел навредить тебе, отступит, когда узнает о нашей связи. Но если всё останется только между нами, — он замолчал на секунду, снова продолжив, — и Ханджи, то я смогу со стороны наблюдать за тобой и всем происходящим и понять, кто это делает. Для неё слова долг и честь не пустой звук. Я её слишком хорошо знаю, чтобы даже предположить нечто подобное.
Ты можешь её недолюбливать и даже ненавидеть, но, поверь моим словам, она тут не при чём. Я поджала губы, понимая, что его доводы весьма логичны, и то, что, если бы Грейс действительно хотела меня убить, то, скорее, сделала бы это публично. Попыталась улыбнуться, поняла, что снова ужасно болит живот и спина, и постаралась вернуться в горизонтальное положение. А сильные руки Ривая мне тут же в этом помогли.
Странно на меня взглянув, он быстро сказал: «Сейчас вернусь», — и оставил меня в полном одиночестве, но уже через десять минут вернулся обратно. Откинув одеяло, он приложил к моему животу тёплое полотенце. Я даже слегка вздрогнула сначала, но постепенно начала привыкать к температуре. Обычно в такие дни я делала себе настойку лесной земляники и почти всегда просто спала, а тут что-то новенькое.
Немного удивилась от незнакомого имени, но мало ли, что именно с ней случилось, может, Риваю будет неприятно о ней говорить. Он бросил на меня быстрый взгляд через плечо и шумно выдохнул. До этого мы жили все вместе и хотели только одного — попасть наверх. Один аристократ предложил нам работу, из-за чего мы и попали в разведку.
Вскоре улыбка исчезает и сменяется суровым и сердитым лицом. Исчезнуть на неделю, а потом пробраться в мою постель как ни в чем не бывало! С мстительным выражением лица Друэлла выскользнула из объятий своего парня и встала рядом с кроватью. Из ее пальца вырывается голубой свет и бьет Тома прямо в лицо.
Как только заклинание сработало, Том слетел с кровати и врезался в стену. Благодаря своему новому усовершенствованному телу, Том совсем не пострадал. На самом деле, хрюканье, которое было слышно, было произнесено рефлекторно и не более того. Что за парень оставляет свою девушку на неделю без единого слова!
Я думала, ты умер! Пока Друэлла ругала Тома, дверь открылась, и вошли лорд и леди Розье с обеспокоенным выражением лица. Они услышали сильный удар из спальни своей дочери и подумали о худшем. Когда они открыли дверь, перед ними предстала их дочь в одежде для сна и полуголый Том Реддл.
Обычно Том любит спать в нижнем белье, но на всякий случай он решил отказаться от этого. Вместо этого он просто остался без рубашки и не снял штаны.
Теперь зациклившийся на всем этом Кано никак не может избавиться от навязчивой мысли. Что, если Мусянокодзи влюблен в него?..
Если ты не любишь меня, то я больше никогда не потревожу тебя, но если любишь, то я сделаю все чтобы осчастливить тебя. Пожалуйста, верь мне.
Я люблю тебя... Больше не знаю, — положив голову ему на плечо, сказала она. В тот день Белла решилась дать ему второй шанс, хоть и не сказала, что любит. Они снова начали встречаться, проводили больше времени вместе. Эдвард начал говорить о своих чувствах, даже попытался написать песню, но Белла сказала, что неромантичный Эдвард был в сотню раз лучше, чем теперешний.
Поспешные выводы
Фанфик. Аниме и манга. Поддержка авторов. Открыть пост. фанфик. вигуки. оборотни. Читать онлайн Чем плохи поспешные выводы — Работник по уходу за больными Кано и медбрат Мусянокодзи — единственные мужчины среди всего женского коллектива больницы. About Us. News.
снейджер nc 17 лучшие
| Фанфик «В чудо лишь нужно поверить» | Поспешные выводы. Ирина МерJune 13, 2022. |
| Глава 147: Поспешные выводы | Website news FAQ Rules Support Mission of the website Advertising User Agreement Personal data policy. |
| Ложные выводы | Главная» Новости» Фанфик ночью в апреле я покажу тебе что ты для меня значишь. |
Жизненная история. Поспешные выводы.
Поспешные выводы. Егор с размаха хлопнул дверью. Он слышал, как Лена выскочила на площадку. Люди склонны делать поспешные выводы. Лень в сочетании с фантазией, которая воспринимается субъектом, как логика, творит чудеса. Логика хороша, когда у вас достаточно данных. А в реальной жизни почти вс. Мадам, покажите мне титьку. сохранять спокойствие и не делать поспешных выводов.
Mini film ne delay pospeshnye vyvody
Куро Сакурагава озвучивает Мамору Мияно Когда Иванаге Котоко было одиннадцать лет, она была похищена демонами, которые вознамерились сделать ее своей «Богиней мудрости» - посредником между человеческим и духовным миром. Это было неожиданно, но девочка быстро согласилась на эту авантюру. Увы, за силу нужно заплатить, и она лишилась правого глаза и левой ноги. С этого дня она стала значимой персоной в мире духов и к ней то и дело обращаются екаи и мифические создания за советом. С тех пор минуло шесть лет.
Вы, конечно же, рассмеетесь, отпустите колкую шутку, а может, снимите пару десятков баллов. Делайте что хотите, сэр. Я всего лишь хочу, чтобы вы знали: я люблю вас. Гермиона перечитала его несколько раз. Она поняла, что это писала одна из учениц Северуса, но только… Только почему он хранит ее письмо в книге, а не сжег, как обычную ненужную корреспонденцию? Задумался и вместо рецепта зелья сунул в книгу письмо малолетки…» Гермиона положила письмо обратно и весь день ходила задумчивой.
Северус, придя домой, поинтересовался, в чем дело, но жена лишь отмахнулась: гормоны. Снейп пожал плечами и продолжил поглощать ужин. На следующее утро, после ухода мужа на работу, Гермиона собрала оставшиеся любимые книги Северуса и решительно открывала их по очереди. В каждой было по листку пергамента. Уважаемый мистер Снейп! И дня не проходит, как я думаю о вас. Вы самый смелый человек, которого знал Визенгамот. Я не устаю повторять это каждому, кого встречу, но, увы, не все мне верят. Продолжаю любить и ждать вас. Надеюсь, что вы всего-навсего женаты и поэтому покинули нас, а не по той причине, о которой все говорят.
В любом случае — возвращайтесь, профессор. И таких писем было одиннадцать. Гермиона читала и перечитывала каждое из них и не могла поверить — Северус изменяет ей с какой-то школьницей! С таким красивым и ровным почерком! Гермиона, не задумываясь, открыла шкаф и достала чемодан.
Я начала понимать, что Лика уводит моего Максима! У неё есть свой парень, а что она на моего смотрит...
А вчера она притворялась такой несчастной! Вдруг я услышала звонок в дверь: - "Ксюша, открой дверь! Я тебе всё объясню! Только открой! И я легла на диван, и не открыла ему. Ведь ты ничего не знаешь! Я не смогла понять, мне показалось, что это предательство.
После того, как я успокоилась, я взяла телефон и увидела, что Максим создал беседу с Ликой. Как же мне надоела Лика!
Главное, что сейчас.
Он всё знает. И он принял своё решение. Pov Ханджи Ну, сколько уже можно сидеть в этом треклятом штабе?!
Я хочу уже выпрыгнуть из окна, лишь бы хоть как-то развеяться! Эрвин просто нестерпимый засранец! Запихнул нас на отшиб мира всего и справился, чертов интриган!
Ну, ничего, я-то ему обязательно всё выскажу. За мной точно не заржавеет! Мысли то и дело возвращались в главный штаб.
Как там мои детки, мои любимые малыши… Если им кто-то навредит?! А я даже не могу за них постоять! Тут даже стол слишком маленький, неудобный.
Сплошная жуть! Медленно подошла к окну, всматриваясь на тренировочное поле, где разминались мои подопечные. Так слаженно, красиво, эх… Рука невольно потянулась к стеклу, а я следом прижалась лбом к раме.
Глаза слегка закатились назад, сейчас чихну. Долбаная пыль. От неожиданности дёрнулась и чихнула, ударившись лбом о чёртову раму!
При виде новой пачки документов я, потирая лоб, рухнула на стул и застонала то ли от удара, то ли от новой работы. Эрвин, чтоб тебе долго жилось! Она быстро отдала честь и направилась к выходу.
Нехотя открыла папку, обнаруживая приказ о немедленном возвращении всех, кто уехал в этот штаб. Усевшись обратно, я стала дальше скользить по строкам, пытаясь понять, что к чему, и как Эрвин отреагировал на всё, что случилось с устройством Ривая, но в итоге меня ждали совершенно иные известия, которые мне нужно было обсудить как с капралом, так и с виновницей сего торжества. А значит, нужно найти Рию, срочно!
Обойдя весь штаб, поняла, что Коинг тут и не пахнет, как и Аккерманом, собственно. Ух, как же чешется язык всё ему рассказать! Я остановилась между двух дверей.
Постучу в правую — смогу спокойно всё объяснить капралу, в левую — и, возможно, буду успокаивать истерику подруги. Ну что же, выбор вполне очевиден. Подойдя ближе, сделала несколько сильных ударов, чтобы меня наверняка услышали, но в ответ лишь тишина.
Дёрнула за ручку — закрыто. Замечательно-ооо… Я хотела уж было подойти к другой двери, но тут та, перед которой стояла, медленно отворилась, и оттуда показалась замученная Риа. Нагло вломилась в чужую комнату, где было крайне душно, а ещё довольно мрачно.
Она всё ещё не открыла занавески и была в сорочке. Просто знай, что в любой момент можешь мне рассказать, всегда выслушаю. Но сейчас скажи хотя бы, что у тебя болит и ела ли ты сегодня?
А СУДЬБА РАСПОРЯДИЛАСЬ ИНАЧЕ И РЕШИЛА ВСЁ ПО СВОЕМУ!!!
Поспешные выводы. Ирина МерJune 13, 2022. Фанфик «Социальный эксперимент» NC-17 / 19.05.22 by Оллимпия. Ну не буду делать поспешные выводы и посмотрю как пойдет дальше, может все еще и срастется.
АльтерБРЕДации: Поспешные выводы.№ 78
Главная» Новости» Фанфик ночью в апреле я покажу тебе что ты для меня значишь. Скоропалительные выводы. Елисея Шапорина. В тексте есть:беременность и ребенок, разлука, предательство. Доброта Габриэллы — фанфик по фэндому «Amour sucre».