Как правильно перекрестить для благословения другого человека (см.)? Как правильно крестить человека в спину, с права на лево или наоборот?
Почему православные крестятся справа налево, а католики слева направо
Как креститься правильно православным справа налево. Тогда получается слова лево и право можно заменить словами "к сердцу" и "от сердца". Получается, что для людей, стоящих напротив (которых крестят), перекрещивание происходит именно по направлению справа налево, т. е. сила Божия нисходит на них. Почему армяне крестятся с права на лево? При перемещении руки слева направо крестное знамение, согласно христианской символике, считается исходящим от человека, который обращается к Богу. А вот когда крестятся наоборот, это символизирует благословение, которое исходит от самого Бога. Все православные крестятся справа налево, а энта наоборот. И кто же тебя, девочка, по-басурмански креститься учил?
Крестное знамение
| Что лежит в чаше на иконе Рублёва «Троица»? Рассказывает журнал «Лучик» | Пикабу | ПРАВИЛЬНО КРЕСТИТЬСЯ СПРАВА НАЛЕВО а не наоборот. ПОТОМУ ЧТО чем отличается КРЕСТ ЖИВОЙ(КОТОРЫЙ НА ТЕЛО НАКЛАДЫВАЮТ ПРИ ПЕРЕКРЕСТИТЬСЯ) ОТ КРЕСТА ПОСМЕРТНОГО, КОТОРЫЙ НА КЛАДБИЩЕ В НОГИ УМЕРШИХ ЧЕЛО. |
| Крестное знамение в православии: ответы на вопросы | О том, как крестятся православные, старообрядцы (староверы) и католики, что означает крестное знамение и о многом другом расскажет эта статья. |
Как крестятся католики
Справа-налево в них читаю Мир! Как правильно крестить человека в спину, с права на лево или наоборот? Традиция креститься, то есть осенять себя спасительным знаком святого креста, была перенята из Византии. Как правильно крестить человека в спину, с права на лево или наоборот? Зачем креститься – еще раз о крестном знамении | Православиум. Получается, что для людей, стоящих напротив (которых крестят), перекрещивание происходит именно по направлению справа налево, т. е. сила Божия нисходит на них.
Веды славянские часть 1
Традиция креститься, то есть осенять себя спасительным знаком святого креста, была перенята из Византии. Вообще, как выразился священник, ответ на вопрос о том, нужно ли креститься при виде храма, кроется в простом слове «надо». Этим стаканом крестить ребенка сверху вниз и справа налево, произнося слова: «Худая дума, иди на ветер с рабы Божьей (имя). Все православные христиане крестятся справа налево.
Журналистка Симоньян объяснила, почему крестится слева направо
Таким образом, вы креститесь и поклоняетесь трижды. Как правильно креститься с какой стороны? Почему православные крестятся справа налево, а католики слева направо? Как правильно креститься с лева на право? В православии обязательно справа налево. Сперва прикасаются ко лбу, моля Господа освятить наш ум и очистить разум. Затем персты кладут на живот, в область солнечного сплетения, мысленно прося Бога продлить нашу жизнь. Затем персты перемещают поочередно на правое и левое плечо, словно изображая на себе крест.
Как правильно креститься в Беларуси? Сначала три пальца налагаем на лоб во имя Отца , затем ведём вниз, к поясу и Сына , затем налагаем на правое плечо и Святаго , и потом на левое плечо Духа.
Немногим ранее священник Алексий , зачем женщинам покрывать голову во время визита в храм. Автор: Михаил Сосновский.
Они строят также для богачей пирамиды, то есть остроконечные домики, и кое-где я видел большие башни из кирпичей, кое-где каменные дома, хотя камней там и не находится. Я видел одного недавно умершего, около которого они повесили на высоких жердях 16 шкур лошадей, по четыре с каждой стороны мира; и они поставили пред ним для питья кумыс, для еды мясо, хотя и говорили про него, что он был окрещен. Когда кто-нибудь занедужит, он ложится в постель и ставит знак над своим домом, что там есть недужный и чтобы никто не входил. Отсюда никто не посещает недужного, кроме прислуживающего ему. Когда также занедужит кто-нибудь принадлежащий к великим дворам, то далеко вокруг двора ставят сторожей, которые не позволяют никому переступить за эти пределы. Именно они опасаются, чтобы со входящими не явился злой дух или ветер. Самих гадателей они называют как бы своими жрецами. Именно они на лошадях окружили нас, заставив нас наперед долго ожидать, причем мы сидели в тени под нашими повозками. Первый вопрос их был, были ли мы когда-нибудь среди них. Получив ответ, что нет, они начали бесстыдно просить себе пищи. Мы дали им сухарей и вина, которое привезли с собою из города; выпив одну бутылку вина, они попросили другую, говоря, что человек не входит в дом на одной ноге, но мы не дали им, отговорившись тем, что у нас его мало. Тогда они спросили нас, откуда мы едем и куда желаем направиться. Я им сказал прежние слова, именно что мы слышали про Сартаха, что он христианин и что я желаю направиться к нему, так как должен вручить ему вашу грамоту. Они усиленно расспрашивали, еду ли я по своей воле или меня посылают. Я ответил, что никто не заставлял меня ехать и я не поехал бы, если бы не захотел; поэтому я еду по своей воле, а также по воле моего настоятеля. Я очень остерегался, чтобы отнюдь не сказать, что я ваш посол. Тогда они спросили, что имеется на повозках для вручения Сартаху: золото ли, или серебро, или драгоценные одежды. Я ответил, что Сартах хорошо рассмотрит, что мы вручим ему, когда доберемся до него, и что не их дело расспрашивать об этом, но пусть они прикажут проводить меня к своему начальнику и пусть тот, если пожелает, прикажет дать мне провожатых до Сартаха, в противном случае я могу вернуться. Тогда они успокоились, дав нам лошадей, быков и двух людей, чтобы проводить нас; а другие, которые привезли нас, вернулись. Прежде чем, однако, дать нам вышесказанное, они заставили нас долго ждать, прося у нас хлеба для своих малюток, а также всего, что они видели у наших слуг: ножиков, перчаток, кошельков и ремешков, всем восхищаясь и все желая иметь. Я отговаривался тем, что нам предстоит дальняя дорога и что нам не следует так скоро лишать себя предметов, нужных для окончания столь дальней дороги. Тогда они стали говорить, что я самозванец. Правда, что они ничего не отняли у нас силою; но они очень надоедливо и бесстыдно просят то, что видят, и если человек дает им, то теряет, так как они неблагодарны. Они считают себя владыками мира и им кажется, что никто не должен им ни в чем отказывать; если он не даст и после того станет нуждаться в их услуге, они плохо прислуживают ему. Они дали нам выпить своего коровьего молока, из которого было извлечено масло и которое было очень кисло; они называли его айра. И таким образом мы удалились от них, причем мне прямо представилось, что я вырвался из рук демонов. На следующий день мы добрались до начальника. С тех пор как мы выехали из Солдаии и вплоть до Сартаха, два месяца, мы никогда не лежали в доме или в палатке, но всегда под открытым небом или под нашими повозками, и мы не видели никакого селения и даже следа какого-нибудь строения, где было бы селение, кроме огромного количества могил Команов. Однако он показался мне очень вкусным, как это и есть на самом деле. Я также изумился количеству стад быков и лошадей и отар овец. Я видел, однако, немногих людей, которые ими управляли. В силу этого я спросил, сколько человек имеет Скатай в своей власти, и мне было сказано, что не более 500, мимо половины которых мы проехали ранее при другой остановке. Уже было более трех часов, и они поставили свои дома возле какой-то воды, когда к нам пришел его толмач, который узнав тотчас, что мы никогда не были среди них, потребовал себе пищи, и мы дали ему. Требовал он также какой-нибудь одежды, так как должен был говорить наши слова перед своим господином. Мы отговорились. Он спросил, что несем мы его господину. Мы взяли бутылку вина, наполнили корзину сухарями и блюдо яблоками и другими фруктами, но ему не нравилось, что мы не подносим никакой драгоценной ткани. Итак, все же мы вошли с робостью и со стыдом. Скатай сам сидел на своем ложе, держа в руке маленькую гитару, а рядом с ним сидела его жена, о которой я вправду полагал, что она отрезала себе между глаз нос, чтобы быть более курносой, ибо у нее там ничего не осталось от носа. И она намазала это место, а также и брови, какой-то черной мазью, что было весьма отвратительно в наших глазах. Тогда я сказал Скатаю вышеупомянутые слова. Ибо везде нам надлежало говорить ту же самую речь. Именно те, кто был у них, хорошо предупреждали нас на этот счет, чтобы мы никогда не меняли своих слов. Я также попросил его, чтобы он соблаговолил принять подарок из наших рук, причем извинялся, что я монах и что нашему ордену не надлежит владеть золотом, серебром и драгоценными одеждами; поэтому у меня нет ничего подобного, что я мог бы ему дать, но пусть он примет в знак благословения нашу пищу. Тогда он приказал принять и тотчас распределил своим людям, которые собрались для попойки. Я дал ему также грамоту господина императора константинопольского. Это было в восьмой день по Вознесении. Он тотчас послал ее в Солдаию, чтобы там перевести, так как она была написана по-гречески, а с ним не было никого, кто знал бы греческую грамоту. Он также спросил у нас, хотим ли мы пить кумыс, то есть кобылье молоко. Ибо находящиеся среди них христиане, Русские, Греки и Аланы, которые хотят крепко хранить свой закон, не пьют его и даже не считают себя христианами, когда выпьют, и их священники примиряют их тогда [со Христом], как будто они отказались от христианской веры. Тогда я ответил, что у нас еще есть достаточно, что пить, а когда это питье у нас выйдет, нам надлежит пить то, что он нам даст. Он спросил также, что содержится в той грамоте, которую вы посылали Сартаху. Я сказал, что наша булла запечатана, но что в ней заключаются только любезные и дружественные слова. Он спросил также, какие слова скажем мы Сартаху. Я ответил: "Слова христианской веры". Он спросил, какие именно, так как охотно желал бы послушать. Выслушав его, он замолчал и кивнул головой. Затем oн назначил нам двух людей для охраны нас, лошадей и быков и приказал нам ехать с собой, пока не вернется гонец, которого он послал для перевода грамоты императора, и мы ехали с ним до дня, следующего за Пятидесятницей. Однако они не схизматики, подобно Грекам, но чтут всякого христианина без различия лиц. Они принесли нам вареного мяса, прося покушать их пищи и помолиться за одного усопшего их. Тогда я сказал им, что теперь канун столь великого праздника и что в такой день мы не будем есть мяса, и объяснил им этот праздник, чему они очень обрадовались, так как не знали ничего, имеющего отношение к христианскому обряду, за исключением только имени Христова. Спрашивали также они и многие другие христиане, Русские и Венгры, могут ли они спастись, потому что им приходилось пить кумыс и есть мясо животных, или павших, или убитых Саррацинами и другими неверными, что даже сами Греческие и Русские священники считают как падаль или как принесенное в жертву идолам, а также потому, что они не знали времени поста и не могли соблюдать его, даже если бы знали. Тогда я разъяснил им, как мог, научая и наставляя их в вере. Мясо, принесенное ими, мы сберегли до праздничного дня, ибо не находили ничего продажного за золото или серебро, а только за полотно или за другие ткани, чего у нас не было. Когда наши слуги показывали им иперперы, они терли их пальцами и подносили к носу, чтобы узнать по запаху, не медь ли это. В пищу нам давали только коровье молоко, очень кислое и вонючее. Вино было у нас уже на исходе; воду лошади мутили так, что она не была годна для питья. Если бы у нас не было сухарей, которые мы имели, и милости Божьей, мы, наверное, умерли бы от голода. Слыша про благодеяния Божии, оказанные человеческому роду воплощением и воскресением мертвых, и про будущий суд, а также про то, что омовение грехов заключается в крещении, он заявил о своем желании креститься. Когда мы стали готовиться к его крещению, он неожиданно сел на свою лошадь, говоря, что отправится домой и посоветуется со своей женой. На следующий день в разговоре с нами он сказал, что никоим образом не дерзает принять крещение, так как тогда не может пить кумысу. Именно христиане той местности говорили то, что ни один истинный христианин не должен пить его, а без этого напитка он не может жить в этой пустыне. Я никоим образом не мог отвратить его от этого мнения. Отсюда знайте за верное, что они весьма далеки от веры вследствие этого мнения, которое уже укрепилось среди них благодаря Русским, количество которых среди них весьма велико. В этот день начальник дал нам человека, чтобы проводить нас к Сартаху, и двоих людей, чтобы отвезти нас до ближайшей стоянки, отстоявшей оттуда на пять дневных переходов таким шагом, каким могли пройти быки. Они дали также нам в пищу козу, несколько бурдюков с коровьим молоком и немного кумысу, так как он считается среди них драгоценностью. И когда мы таким образом направились прямо на север, мне показалось, что мы переступили ворота ада. Служители, нас сопровождавшие, начали нас дерзко обкрадывать, так как видели, что мы мало остерегаемся. Наконец, когда мы потеряли очень много, мучения сообщили нам разум. Наконец, мы добрались до края этой области, которая замыкается перекопом от одного моря до другого; за нею были пристанища тех, по входе к которым они показались нам все прокаженными, так как это были презренные люди, помещенные там, чтобы получать дань с берущих соль из вышеупомянутых солеварен. С того места, как говорили, нам надлежало странствовать 15 дней, не встречая никаких людей. Мы выпили с ними кумысу и дали им корзину, полную сухарей; они дали нам, восьми человекам, для столь продолжительного пути одну козу и сколько-то бурдюков, полных коровьего молока. Переменив таким образом лошадей и быков, мы снова пустились в путь, который совершили в десять дней до другой остановки, и на этой дороге находили воду только во рвах, сделанных в долинах, да еще в двух небольших реках. Исидор же называет страну от реки Танаида до Меотидских болот и Данубия Аланией, и эта страна тянется в длину от Данубия до Танаида, который служит границей Азии и Европы, на двухмесячный путь быстрой езды, как ездят Татары. К северу от этой области лежит Руссия, имеющая повсюду леса; она тянется от Польши и Венгрии до Танаида. Эта страна вся опустошена Татарами и поныне ежедневно опустошается ими. Когда Русские не могут дать больше золота или серебра, Татары уводят их и их малюток, как стада, в пустыню, чтобы караулить их животных. За Руссией, к северу, находится Пруссия, которую недавно покорили всю братья Тевтонского ордена, и, разумеется, они легко покорили бы Руссию, если бы принялись за это. Ибо если бы Татары узнали, что великий священник, то есть Папа, поднимает против них крестовый поход, они все убежали бы в свои пустыни. Итак, мы направлялись к востоку, не видя ничего, кроме неба и земли, а иногда с правой руки море, именуемое морем Танаидским Tanays , а также усыпальницы Команов, которые видны были в двух лье, ибо у них существует обычай, что все родство их погребается вместе. Пока мы были в пустыне, нам было хорошо, так как я не могу выразить словами той тягости, которую я терпел, когда мы прибыли к становищам Команов. Именно наш проводник желал, чтобы я входил ко всякому начальнику с подарком, а для этого не хватало средств. Ибо ежедневно нас было восемь человек, которые ели хлеб, не считая случайно приходивших, которые все хотели есть вместе с нами. Ибо нас было пятеро, и трое сопровождало нас: двое правили повозками, а один желал отправиться с нами к Сартаху. Мяса, которое они давали, не хватало, и мы не находили ничего продажного за деньги. Если у них появлялось желание опорожнить желудок, они не удалялись от нас и настолько, насколько можно бросить зерно боба; мало того, они производили свои нечистоты рядом с нами во взаимной беседе, делали они и много другого, что было тягостно выше меры. Но больше всего удручало меня то, что я бессилен был сказать им какое-нибудь слово проповеди; мой толмач говорил: "Вы не можете заставить меня проповедовать, потому что я не умею говорить таких слов". И он говорил правду. Ибо впоследствии, когда я начал немножечко понимать язык, я узнал, что когда я говорил одно, он говорил совсем другое, что ему приходило в голову. Тогда, видя опасность говорить при его посредстве, я предпочел больше молчать. Итак мы с великим трудом странствовали от становища к становищу, так что не за много дней до праздника блаженной Марии Магдалины достигли большой реки Танаида, которая отделяет Азию от Европы, как река Египта Азию от Африки. В том месте, где мы пристали, Бату и Сартах приказали устроить на восточном берегу поселок саsale Русских, которые перевозят на лодках послов и купцов. Они сперва перевезли нас, а потом повозки, помещая одно колесо на одной барке, а другое на другой; они переезжали, привязывая барки друг к другу и так гребя. Там наш проводник поступил очень глупо. Именно он полагал, что они должны дать нам коней из поселка и отпустил на другом берегу животных, которых мы привезли с собою, чтобы те вернулись к своим хозяевам; а когда мы потребовали животных у жителей поселка, те ответили, что имеют льготу от Бату, а именно: они не обязаны ни к чему, как только перевозить едущих туда и обратно. Даже и от купцов они получают большую дань. Итак там, на берегу реки, мы стояли три дня. Эта река была там такой же ширины, какой Сена в Париже. И прежде чем добраться до того места, мы переправлялись через много рек, весьма красивых и богатых рыбою, но Татары не умеют ее ловить и не заботятся о рыбе, если она не настолько велика, что они могут есть ее мясо, как мясо барана. Эта река служит восточной границей Руссии и начинается из болот Меотиды, которые простираются к северу до Океана. Течет же река к югу, образуя, прежде чем достигнуть моря Понта, некое великое море в семьсот миль, и все воды, через которые мы переправлялись, текут в те стороны. Упомянутая река имеет также на западном берегу большой лес. Итак, мы были там в великом затруднении, потому что не находили за деньги ни лошадей, ни быков. Наконец, когда я доказал им, что мы трудимся на общую пользу всех христиан, они дали нам быков и людей; самим же нам надлежало идти пешком. В то время они жали рожь. Пшеница не родилась там хорошо, а просо имеют они в большом количестве. Русские женщины убирают головы так же, как наши, а платья свои с лицевой стороны украшают беличьими или горностаевыми мехами от ног до колен. Мужчины носят епанчи, как и Немцы, а на голове имеют войлочные шляпы, заостренные наверху длинным острием. Итак мы шли пешком три дня, не находя народа, и когда сильно утомились сами, а равно и быки, и не знали, в какой стороне можем найти Татар, прибежали внезапно к нам две лошади, которых мы взяли с великою радостью, и на них сели наш проводник и толмач, чтобы разведать, в какой стороне можем мы найти народ. Наконец, на четвертый день, найдя людей, мы обрадовались, как будто после кораблекрушения пристали к гавани. Тогда, взяв лошадей и быков, мы поехали от становища к становищу, пока, 31 июля, не добрались до местопребывания Сартаха. К северу находятся огромные леса, в которых живут два рода людей, именно: Моксель, не имеющие никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах. Их государь и большая часть людей были убиты в Германии. Именно Татары вели их вместе с собою до вступления в Германию, поэтому Моксель очень одобряет Германцев, надеясь, что при их посредстве они еще освободятся от рабства Татар. Если к ним прибудет купец, то тому, у кого он впервые пристанет, надлежит заботиться о нем все время, пока тот пожелает пробыть в их среде. Если кто спит с женой другого, тот не печалится об этом, если не увидит собственными глазами; отсюда они не ревнивы. В изобилии имеются у них свиньи, мед и воск, драгоценные меха и соколы. За ними находится Этилия. Итак, эти две реки, Танаид и Этилия, отстоят друг от друга в направлении к северным странам, через которые мы проезжали, только на десять дневных переходов, а к югу они очень удалены друг от друга. Именно Танаид впадает в море Понта, а Этилия образует вышеназванное море или озеро, вместе со многими другими реками, которые впадают в него из Персии. К югу у нас были величайшие горы, на которых живут по бокам, в направлении к пустыне, Черкисы Cherkis и Аланы, или Аас, которые исповедуют христианскую веру и все еще борются против Татар. За ними, вблизи моря или озера Этилии, находятся некие Саррацины, именуемые Лесгами, которые равным образом не подчинены [Татарам]. Наш проводник обратился к некоему несторианцу по имени Койяку, который считается одним из старших при дворе. Тот заставил нас идти очень далеко к господину, который именуется Ямъям. Так называют того, на котором лежит обязанность принимать послов. Вечером упомянутый Койяк приказал нам прийти к нему. Тогда наш проводник начал спрашивать, что мы ему поднесем, и пришел в великое негодование, когда увидел, что мы не готовим ничего поднести ему. Мы стали пред Койяком, и он сидел во славе своей и заставлял играть на гитаре и плясать в его присутствии. Тогда я ему сказал вышесказанные слова, как мы прибыли к его господину, и просил его помочь, чтобы господин его увидел нашу грамоту. Тогда он ответил довольно милостиво, что я хорошо делаю, если с тех пор, как стал монахом, соблюдаю свой обет, и что он не нуждается в нашем имуществе, а скорее даст нам из своего имущества, если мы станем нуждаться. И он приказал нам сесть и выпить его молока, а спустя немного попросил произнести для него благословение, что мы и сделали. Он спросил также, кто наибольший государь среди Франков. Я сказал: "Император, если бы он держал свою землю в мире". Ибо он слышал про вас от господина Балдуина Гэно. Я нашел там также одного из товарищей Давида, который был на Кипре; он рассказал все, что видел. Затем мы вернулись в свое помещение. На следующий день я послал Койяку бутылку мускатного вина, которое очень хорошо сохранилось, несмотря на столь продолжительный путь, и корзину, полную сухарей, что ему было весьма приятно; и в тот вечер он удержал при себе наших служителей. На другой день он поручил мне, чтобы я явился ко двору и принес с собою грамоту короля, церковную утварь и книги, так как его господин хотел видеть это; мы это и сделали, нагрузив одну повозку книгами и утварью, а другую хлебом, вином и плодами. Тогда он приказал развернуть все книги и одеяния, и нас окружали на конях много Татар, христиан и Саррацинов. Рассмотрев это, он спросил, желаю ли я отдать все это господину. Услышав это, я оробел, и его слово мне не понравилось. Однако, скрывая [свое неудовольствие], я ответил: "Господин, мы просим, чтобы ваш господин соблаговолил принять этот хлеб, вино и плоды не в качестве подарка, так как это нечто незначительное, а в качестве благословения, дабы мы не являлись пред его лицо с пустыми руками. А он сам увидит грамоту господина короля и из нее узнает, по какой причине мы прибыли к нему, и тогда мы будем состоять в его распоряжении, как сами, так и все наше имущество. А одежды эти священные, и к ним можно прикасаться только священникам". Тогда он указал нам облачиться пред отправлением пред лицо его господина, что мы и сделали. Я же, облачившись в более драгоценные одежды, взял на грудь подушку, которая была очень красива, и Библию, которую вы дали мне, а также очень красивый псалтырь, который дала мне госпожа королева и в котором были очень красивые картинки. Мой товарищ взял служебник и крест. Причетник, одетый в стихарь, взял курильницу. В таком виде мы явились пред домом Сартаха, и они подняли войлок, висевший пред входом, чтобы господин мог видеть нас. Затем они заставили причетника и толмача преклонить колена, а от нас этого не потребовали. Затем мы вошли с пением: "Salve, regina" "Радуйся, Царица". При входе же в дверь стояла скамья с кумысом и чашами; тут были все жены его, и сами Моалы, войдя с нами, теснили нас. Упомянутый Койяк подал Сартаху курильницу с благовонием, которую тот рассмотрел, бережно держа в руке. После Койяк поднес ему псалтырь, который тот усердно рассматривал, равно как и жена его, сидевшая рядом с ним. Затем Койяк принес Библию, и тот сам спросил, есть ли там Евангелие. Я оказал, что там есть [не только Евангелие, а] даже все священное Писание. Он взял также себе в руку крест и спросил про изображение, Христа ли оно изображает. Я ответил утвердительно. Сами несториане и армяне никогда не делают на своих крестах изображения Христа; поэтому, кажется, они плохо понимают о страстях или стыдятся их. После того Сартах приказал удалиться окружавшим нас, чтобы иметь возможность полнее рассмотреть наши облачения. Тогда я подал ему вашу грамоту с переводом по-арабски и сирийски. Ибо я приказал переложить ее в Аконе на оба языка и письмена; и при дворе Сартаха были армянские Hermeni священники, которые знали по-турецки и по-арабски, и упомянутый товарищ Давида, который знал по-сирийски, по-турецки и по-арабски. Затем мы вышли и сняли наши облачения, и пришли писцы и упомянутый Койяк и заставили перевести грамоту. Выслушав ее, он приказал принять хлеб, вино и плоды, а облачения и книги приказал нам отнести в наше помещение. Это случилось в день поклонения веригам Vincula святого Петра. В вечерние часы Койяк позвал и сказал нам: "Господин король написал хорошие слова моему господину, но среди них есть некоторые трудноисполнимые, касательно которых он не смеет ничего сделать без совета своего отца; поэтому вам надлежит отправиться к его отцу. И две повозки, которые вы привезли вчера с облачениями и книгами, вы оставите мне, так как господин мой желает тщательно рассмотреть это". Я сказал ему, что этого никоим образом не может быть, но мы оставим ему все. Тогда он спросил, желаем ли мы остаться надолго в этой земле. Я сказал: "Если вы хорошо поняли грамоту господина короля, то можете знать, что это так". Тогда он сказал, что нам надлежит быть очень терпеливыми и смиренными. Так расстались мы с ним в тот вечер. На следующее утро он прислал одного несторианского священника за повозками, и мы привезли все четыре. Этот же священник отнял их у нас силой, говоря: "Как, ты принес их Сартаху, а теперь хочешь отнести Бату! Тогда мне необходимо было запастись терпением, так как доступ к Сартаху нам был прегражден, и не было никого, кто мог бы оказать нам правосудие. Я боялся также и насчет толмача, не передал ли он чего-нибудь иначе, чем я сказал ему, так как он очень желал, чтобы я отдал все в подарок. Единственным утешением мне служило то, что, предчувствуя их алчность, я извлек из книг Библию, правила и другие книги, которые я больше любил. Псалтырь госпожи королевы я не посмел извлечь, так как он был слишком заметен по своим золоченым картинкам. Таким образом, стало быть, вернулись мы с двумя оставшимися повозками в свое помещение. Затем пришел тот, кто должен был провожать нас к Бату, и выразил желание пуститься в путь немедленно. Я ему сказал, что ни под каким видом не возьму повозку; он доложил это Койяку. Тогда Койяк распорядился оставить их у него, но уже с нашим служителем, что мы и сделали. Таким образом, стало быть, мы направились к Бату, держа путь прямо на восток, и на третий день добрались до Этилии; увидев ее воды, я удивился, откуда с севера могло спуститься столько воды.
Это был тот плотный, наглый, гладко выбритый и щеголеватый адвокат, который стоял теперь над телом, ничему на свете не удивляясь. Нельзя было отделаться от ощущения, что постоянное возбуждение его клиента в каком-то отношении ему на руку. Отец говорил, что это известный богач, добряк и шелапут, уже наполовину невменяемый. Не стесняясь Мишиного присутствия, он рассказывал о своем сыне, Мишином ровеснике, и о покойнице жене, потом переходил к своей второй семье, тоже покинутой. Тут он вспоминал что-то новое, бледнел от ужаса и начинал заговариваться и забываться. К Мише он выказывал необъяснимую, вероятно, отраженную и, может быть, не ему предназначенную нежность. Он поминутно дарил ему что-нибудь, для чего выходил на самых больших станциях в залы первого класса, где были книжные стойки и продавали игры и достопримечательности края. Он пил не переставая и жаловался, что не спит третий месяц и, когда протрезвляется хотя бы ненадолго, терпит муки, о которых нормальный человек не имеет представления. За минуту до конца он вбежал к ним в купе, схватил Григория Осиповича за руку, хотел что-то сказать, но не мог и, выбежав на площадку, бросился с поезда. Миша рассматривал небольшой набор уральских минералов в деревянном ящичке — последний подарок покойного. Вдруг кругом все задвигалось. По другому пути к поезду подошла дрезина. С нее соскочил следователь в фуражке с кокардой, врач, двое городовых. Послышались холодные деловые голоса. Задавали вопросы, что-то записывали. Вверх по насыпи, все время обрываясь и съезжая по песку, кондуктора и городовые неловко волокли тело. Завыла какая-то баба. Публику попросили в вагоны и дали свисток. Поезд тронулся. Голоса гостей приближались. Отступление было отрезано. В спальне стояли две кровати, Воскобойниковская и его, Никина. Недолго думая, Ника залез под вторую. Он слышал, как искали, кликали его в других комнатах, удивлялись его пропаже. Потом вошли в спальню. Некоторое время они говорили об университетских волнениях в Петербурге и Москве, продержав Нику минут двадцать в его глупой унизительной засаде. Наконец они ушли на террасу. Ника тихонько открыл окно, выскочил в него и ушел в парк. Он был сегодня сам не свой и предшествующую ночь не спал. Ему шел четырнадцатый год. Ему надоело быть маленьким. Всю ночь он не спал и на рассвете вышел из флигеля. Всходило солнце, и землю в парке покрывала длинная, мокрая от росы, петлистая тень деревьев. Тень была не черного, а темно-серого цвета, как промокший войлок. Одуряющее благоухание утра, казалось, исходило именно от этой отсыревшей тени на земле с продолговатыми просветами, похожими на пальцы девочки. Вдруг серебристая струйка ртути, такая же, как капли росы в траве, потекла в нескольких шагах от него. Струйка текла, текла, а земля её не впитывала. Неожиданно резким движением струйка метнулась в сторону и скрылась. Это была змея медянка. Ника вздрогнул. Он был странный мальчик. В состоянии возбуждения он громко разговаривал с собой. Он подражал матери в склонности к высоким материям и парадоксам. Бог, конечно, есть. Но если он есть, то он это я. Вот я велю ей», — подумал он, взглянув на осину, всю снизу доверху охваченную трепетом ее мокрые переливчатые листья казались нарезанными из жести , — «вот я прикажу ей» — и в безумном превышении своих сил он не шепнул, но всем существом своим, всей своей плотью и кровью пожелал и задумал: «Замри! Ника засмеялся от радости и со всех ног бросился купаться на реку. Его отец, террорист Дементий Дудоров, отбывал каторгу, по высочайшему помилованию взамен повешения, к которому он был приговорен. Его мать из грузинских княжен Эристовых была взбалмошная и еще молодая красавица, вечно чем-нибудь увлекающаяся — бунтами, бунтарями, крайними теориями, знаменитыми артистами, бедными неудачниками. Она обожала Нику и из его имени Иннокентий делала кучу немыслимо нежных и дурацких прозвищ вроде Иночек или Ноченька и возила его показывать своей родне в Тифлис. Там его больше всего поразило разлапое дерево на дворе дома, где они остановились. Это был какой-то неуклюжий тропический великан. Своими листьями, похожими на слоновые уши, он ограждал двор от палящего южного неба. Ника не мог привыкнуть к мысли, что это дерево — растение, а не животное. Мальчику было опасно носить страшное отцовское имя. Иван Иванович с согласия Нины Галактионовны собирался подавать на высочайшее имя о присвоении Нике материнской фамилии. Когда он лежал под кроватью, возмущаясь ходом вещей на свете, он среди всего прочего думал и об этом. Кто такой Воскобойников, чтобы заводить так далеко свое вмешательство? Вот он их проучит! А эта Надя! Если ей пятнадцать лет, значит, она имеет право задирать нос и разговаривать с ним как с маленьким? Вот он ей покажет! Я позову её кататься на лодке и утоплю». Хороша также и мама. Она надула, конечно, его и Воскобойникова, когда уезжала. Ни на каком она не на Кавказе, а просто-напросто свернула с ближайшей узловой на север и преспокойно стреляет себе в Петербурге вместе со студентами в полицию. А он должен сгнить заживо в этой глупой яме. Но он их всех перехитрит. Утопит Надю, бросит гимназию и удерет подымать восстание к отцу в Сибирь. Край пруда порос сплошь кувшинками. Лодка взрезала эту гущу с сухим шорохом. В разрывах заросли проступала вода пруда, как сок арбуза в треугольнике разреза. Мальчик и девочка стали рвать кувшинки. Оба ухватились за один и тот же нервущийся и тугой, как резина, стебель. Он стянул их вместе. Дети стукнулись головами. Лодку как багром подтянуло к берегу. Стебли перепутывались и укорачивались, белые цветы с яркою, как желток с кровью, сердцевиной уходили под воду и выныривали со льющеюся из них водою. Надя и Ника продолжали рвать цветы, все более накреняя лодку и почти лежа рядом на опустившемся борту. Я так слаба в алгебре, что дело чуть не кончилось переэкзаменовкой. Нике в этих словах почудились какие-то шпильки. Ну, конечно, она ставит его на место, напоминая ему, как он еще мал. Квадратные уравнения! А они еще и не нюхали алгебры. Не выдавая, как он уязвлен, он спросил притворно равнодушно, в ту же минуту поняв, как это глупо: — Когда ты вырастешь, за кого ты выйдешь замуж? Вероятно ни за кого. Я пока не думала. Они начали ссориться. Нике вспомнилось его утреннее женоненавистничество. Он пригрозил Наде, что если она не перестанет говорить дерзости, он её утопит. Он схватил её поперек туловища. Между ними завязалась драка. Они потеряли равновесие и полетели в воду. Оба умели плавать, но водяные лилии цеплялись за их руки и ноги, а дна они еще не могли нащупать.
Веды славянские часть 1
| Как правильно креститься православным христианам | А через несколько дней все соседние с Тимоновом деревни облетела новость: погнавшись за партизанами, немецкий отряд попал в засаду. |
| Рабочая тетрадь по истории России. Артасов 6 класс. Русская православная церковь | | Главная» Новости» Как крестят уходящего человека в спину. |
| Как правильно креститься православным христианам? | Справа налево, справа налево! |
Журналистка Симоньян объяснила, почему крестится слева направо
Даже католики-традиционалисты , обычно достаточно строго относящиеся к обряду и его символике, допускают здесь существование различных вариантов. Наиболее принятый и распространённый вариант в католическом мире — совершение крестного знамения пятью пальцами, открытой ладонью, слева направо, в память о пяти ранах на теле Христа. Когда католик первый раз совершает крестное знамение, войдя в храм , он предварительно обмакивает кончики пальцев в особой чаше со святой водой. Этот жест, являющийся, по всей видимости, отголоском древнего обычая омывать руки перед совершением Евхаристии , позже был переосмыслен как обряд, совершаемый в воспоминания таинства Крещения. Некоторые католики совершают такой обряд и дома, перед началом домашней молитвы. Священник, благословляя, использует такое же перстосложение, что и при крестном знамении. Помимо обычного, большого креста, в латинском обряде сохранился, как остаток древней практики, малый крест. Он совершается во время мессы , перед чтением Евангелия, когда священнослужители и молящиеся большим пальцем правой руки изображают три маленьких креста на лбу, устах и сердце. Для католика совершение крестного знамения — в любой его форме, в любом обряде — означает прежде всего провозглашение принадлежности ко Христу. Фома Аквинский писал, что крестное знамение — это знак страданий Иисуса Христа, который мы совершаем не просто для освящения или благословения, но для исповедания нашей веры в силу страданий Господа.
Полный церковно-славянский словарь. Положением же перст на челе, исповедуем два некая сия, яко от Бога и Отца родися, яко же и наше слово от ума происходит, и яко свыше сниде по Божественному слову глаголющему, преклони небеса и сниде.
И креститься справа налево тремя пальцами, соединенными воедино, и двумя прижатыми к ладони, является обязательным для исповедания православия», — утверждает один из читателей. Симоньян не стала что-либо доказывать комментаторам и осталась при своем мнении. Ну, что ж поделать — жила, значит, еретичкой и помру еретичкой.
А Господь потом разберется. Без всякого евхаристического общения», — ответила главред RT.
В кустах сирени серебряным бубенчиком звенел птичий голос. Лара узнала уже по-весеннему длинную песню большой синицы. Бабушка научила девочку понимать синичий язык.
Оно и снег топит, и ночь коротит. И синица раньше всех чует, что день прибыл. Слышь, как она выговаривает: свет, свет, свет! Ну, погоди! В ту же минуту весь Фросин полушубок был залеплен снежками.
Ну хватит, Лариса. Я на минутку. Хотела тебе сказать… — Ушёл? Нынче в ночь. Там и два Ивана, и Синицыны… «Свет, свет, свет…» — вызванивала синица.
И в душе у девочки пело по-синичьи: свет, свет! Как бы ни было трудно, свет победит тьму, победит свет! Прошло больше года. Опять наступила весна, вторая весна с тех пор, как дядя Родион стал печенёвским старостой. Тогда ему казалось, что война кончилась: деревней завладели немцы и надо к ним приноравливаться, надо думать о себе.
Но теперь он видел, что война не кончилась, она стала войной народа. В партизаны уходили и девушки и старики. Как они не боялись? Этого он не мог понять. Сам он жил между двух огней, в вечном страхе.
Не донесёшь — немцы узнают, казнят. Но если партизаны узнают, что он донёс, — партизаны его не помилуют. Весной разнёсся слух, что в деревне, где-то неподалёку, партизаны застрелили предателя-старосту. Дядя Родион стал ходить по улицам оглядываясь. Его пугала собственная тень.
Ночью он вскакивал с постели. У нас под окнами кто-то ходит. Приснилось тебе. Но я никого не выдал. Петька Кондруненко приходил повидаться с матерью.
В немецкую форму переоделся, наглец. Я виду не подал, что узнал Петьку. На всё глаза закрываю. За что же меня казнить? Что мне делать с тобой!
Тётя Дарья отправилась в церковь в Неведро, поставила свечу перед иконой Николая-угодника, заказала молебен за здравие болящего раба божьего Родиона. Но и молебен не помог. И тогда тётя Дарья решилась на последнее средство. Насыпала в кулёчек муки и впервые за два года пошла навестить свекровь. Она нарочно выбрала время, когда мужа не было дома: печенёвский староста с утра уехал в Тимоново — решил обновить велосипед, запрятанный в сарае в начале войны.
А вы всё по-городскому желаете жить — с цветочками. Она понюхала стоявший в консервной банке букетик подснежников. Ну прямо мёд. И где же ты эти первоцветики насобирала? Лара, не отвечая ни слова, отошла в угол.
Пришлось вести разговор бабушке. Я, слава богу, не голодна. И свой хлеб имеем, и Родя с походной кухни то каши, то ведёрко супу принесёт. Опять же мясца принёс, когда колол для немцев коров в Тимонове. Не отдафаешь, твоя шкура будем снимать».
Это звучало явным вызовом, но тёте Дарье было невыгодно ссориться. Я к вам пришла по-родному, мучки вам принесла. Только уж ты, свекровушка, меня выручи. Ты всякие травы знаешь, ещё в старое время колдовкой слыла. Тётя Дарья подвинулась ближе и стала совать бабушке в руки кулёк.
Сохнет ведь человек. Тёмные Ларины глаза с тревогой смотрели из угла на бабушку. Неужели она согласится лечить этого немецкого прихвостня? Какой он ей сын? Он бросил её сам.
Лара облегчённо вздохнула. Ежели мать откажет, кто будет его лечить… — Пущай сам себя лечит. От нечистой совести травы у меня нет. Но, видно, не легко дались бабушке эти слова. Шить в этот вечер она уже не могла.
Сказала, что плохо видит, в глазах потемнело. Бабушкины пальцы всё ещё беспокойно двигались по лавке, всё будто отталкивали от себя кулёчек. А кулёчка-то не было. Тётя Дарья унесла его домой. Лара не знала, чем угодить бабушке.
Я всё приберу сама и помою пол. Воду можно было набрать здесь, на усадьбе, в пруду. Он кишел лягушками, которые по-весеннему урчали, высовывая плоские головы из воды. Взобравшись на мостки, Митя бросал в лягушек камешки. Лучше попросил бы отца тебя на велосипеде покатать.
У крыльца дядиного дома стоял забрызганный грязью велосипед. Значит, хозяин вернулся домой. Мамка ругала папку, зачем согласился. Сказал бы: «Откуда мне ихние тропы знать». Ведро выскользнуло из рук девочки и заколыхалось на воде.
Ой, утопнет! Он разыскал суковатую палку и помог девочке подцепить и вытащить ведро. А за что ещё мать отца ругала? Зачем папка на нём в Томоново покатил. Никто бы не знал, что у нас лисапед.
Мамка сказала: «Уведу завтра ребят с утра на речку, чтоб не видели эту пакость, а ты разбирайся сам». Мите надоело воевать с лягушками, он убежал на улицу. А девочка всё ещё сидела у пруда. Митя думает, что отца позвали охотиться на зверя, а ей кажется, что это охота на людей, на партизан. Немцы хотят, чтобы дядя Родион показал им партизанские тропы: он знает Тимоновский лес, у него есть велосипед.
Они поедут на разведку завтра утром. Сбор здесь, на усадьбе. Поэтому тётя Дарья и уводит детей. Надо будет увести и бабушку. Но этого мало.
Если бы можно было помешать немцам!.. Что бы такое придумать? Окна дядиного дома засветились, как глаза ночной хищной птицы. Девочке казалось, что из темноты на неё смотрит громадный филин и грозится: «Не вздумай стать мне поперёк дороги, берегись! Один из немцев, долговязый, с жёстким, словно выпиленным из дерева, лицом, кое-как говорил по-русски.
Он сказал, что, по русскому обычаю, перед дорогой надо выпить и закусить. Дядя Родион поёжился, но не посмел спорить. Немцы прислонили свои велосипеды к завалинке, и хозяин повёл непрошеных гостей в дом. Спустя полчаса дверь открылась. Впереди всех шёл долговязый.
Его лицо раскраснелось, он даже насвистывал какой-то мотив. Долговязый подошёл к завалинке, и свист оборвался. Сильный удар кулаком сшиб печенёвского старосту с ног. Долговязый что-то сказал товарищам, и три солдата зашагали по усадьбе, держа автоматы наготове. Песченёвский староста, кряхтя и охая, поднялся с земли.
За что его били? Почему долговязый кричал «Партизан! Дядя Родион, в свою очередь, пощупал велосипедные шины, и холодные мурашки пробежали по его спине. Шины были дряблые, где порезаны, где проколоты. И впрямь: пока они выпивали и закусывали, на усадьбу пробрался какой-то отчаянный партизан.
Среди бела дня под окном у старосты портит шины. Ничего не боится, злодей… Теперь он уже далеко. Ищи ветра в поле. Надо было убедить немцев, что с утра дядя Родион сам видел, как Лара увела бабушку ни одной живой души в усадьбе не было. Над ещё не вскопанными, по-зимнему приплюснутыми грядками жёлтым лепестком носилась бабочка-лимонница.
И вдруг в борозде между грядками что-то сверкнуло гораздо ярче, чем крылья лимонницы. Будто в борозде зажёгся зелёный огонёк. Дядя Родион нагнулся. У его ног поблёскивал на солнце осколок бутылочного стекла. Мало ли сора валяется на земле весной!
Но на этом осколке была кровь. Сказать немцам? Но если партизанам станет известно, что он помогал в поисках, пули ему не миновать. Дядя Родион наступил сапогом на зелёный огонёк, и стекло, хрустнув, ушло в землю. Он ничего не видел.
Его дело сторона. Он ничего не нашёл. Пускай ищут сами. Но найти преступника немцам так и не удалось. Когда они покидали усадьбу, с бранью волоча свои испорченные велосипеды, печеневский староста предусмотрительно отошёл в сторону.
Он боялся, как бы долговязый на прощание ещё раз не стукнул его кулаком. Наконец они ушли. И староста отправился осматривать разгромленный дом. Немцы всё пораскидали, сломали табуретки, порвали занавеску, в погребе перебили крынки с молоком. Чтоб немного утешиться, дядя Родион решил осмотреть баньку, где тоже шарили немцы.
Кто-то топтался под крышей по чердаку. Немцы не догадались туда заглянуть, а там, наверно, и спрятался злодей. Бежать, звать на помощь было уже поздно. Дядя Родион прижался к коньку избы. Он не мог видеть человека, который спускался без лестницы, прямо по стене.
Он только слышал, как под невидимыми ногами шуршат брёвна. Если, спустившись на землю, злодей повернёт вправо, он не заметит печеневского старосту, а если он свернёт влево… У дяди Родиона перехватило дыхание: шаги послышались слева. Но вместо рослого парня с гранатой на поясе из-за угла выскользнула худенькая девочка. И эта поганка заставила печеневского старосту дрожать! Девочка мгновенно спрятала руки за спину, но всё же он успел заметить, что её правая рука замотана платком.
Прячь не прячь, всё равно я знаю, как ты её окровенила: ты сперва стеклом немецкие шины резала, а уж потом догадалась их булавкой колоть! Лара молчала. Её правый глаз сильно-сильно косил. Хочешь дядю в могилу пихнуть? Да я тебя за шиворот в комендатуру мигом стащу!
Он ждал. Сейчас эта вредная девчонка заплачет, бросится к нему в ноги, будет просить… Но вредная девчонка не плакала и не просила. Что-то озорное и дерзкое засветилось в её глазах. Она вынула из-за спины раненую руку и стала развязывать зубами узелок на платке. Пусть этот подлый человек видит, что она его не боится, нарочно перевязывает руку при нём.
Он трус. Он не посмеет донести на неё немцам. Иначе партизаны ему отомстят. Девочка отскочила в сторону, но не ушла. Насмешливо глядя на дядю, она снова затеребила зубами узелок.
Больше печенёвский староста не мог сносить это издевательство. Прихрамывая от волнения, он зашагал к своему дому. Но по дороге обернулся, погрозил кулаком: — Погоди, паршивка! Я тебя упрячу. Дай только срок… А через неделю на деревенской сходке прочитали список девушек, которые должны были явиться в пустошкинский лагерь для отправки в Германию.
В толпе перешёптывались: — Это почему же два раза Михеенко читали? Ну, которая ленинградская. Так она же малая. Какой изверг её в список записал? Жалко девчонку.
Кто же теперь ей, старухе, хворост принесёт… И вот он пришёл, последний вечер для Лары с бабушкой. Они сидят перед банькой у костра. В котелке набухала пшённая каша. Пшено выменяли на Ларину гитару: некому теперь на ней играть. Да, видно, зря выменяли.
Каша кажется Ларе горькой. А бабушка и вовсе не ест. Бабушка крепко-крепко держит за руку внучку и не отпускает. Боится, что, если выпустит руку, Лару сразу же от неё уведут. Вспомни, баб!
Да всё уже сказано. Дай в последний раз на тебя погляжу. Не смей так говорить. А темнота уже чёрным холодным озером растекается по земле. Она затопила ступеньки крыльца, она подступает к костру.
Но пламя метнулось в сторону, и чёрные волны отхлынули. Темнота боится огня. Ты нашла свою вязальную спицу? Лара сама не знает, почему она спрашивает о таких пустяках. Наверное, потому, что если начать говорить о главном, о разлуке, — не выдержишь, заревёшь.
И бабушка это понимает. Ты ведь сама эту спицу нашла. Небо забрызгано звёздами, будто крупной, яркой росой. А луны нет. Это хорошо, что луны нет, что ночь будет тёмная.
Потому что сегодня ночью они уйдут. Всё уже решено между подругами. Только это тайна, и сказать бабушке про это нельзя. Проснётся бабушка утром, чтобы проводить Лару в немецкий лагерь, в Пустошку, а Лары дома нет. И Раи нет.
И Фроси. Пропали три девочки. Пусть люди думают, что их увезли в неволю, в Германию. Но Галина Ивановна, Фросина мама, будет знать правду. Фросина мама их сама научила, как разыскать Петин отряд.
Они соберутся ночью в доме у Кондрутенко. Лара обещала прийти сразу же, как только бабушка уснёт. Костёр погас, но ещё дышит теплом. И трудно оторваться от этого тепла, от бабушкиного плеча. Трудно солгать тому, кому никогда не лгала.
Я устала, баб… — И правда. Завтра тебе на зорьке вставать. Они возвращаются в баньку. Лара ложится на лавку, натягивает одеяло до самых бровей. Она не видит бабушку.
Только слышит бабушкин шёпот. Бабушка молится. Кому она молится? Богу, которого нет, или, может быть, звёздам, зелёному лугу, дремучему лесу, своим корешкам?.. Бывало, они ходили в лес и на луг вместе с бабушкой.
Череда от золотухи избавит, коровяк — от кашля, сушеница — от замороченья головы. Тысячелистник в ране кровь запекает. Донник в грудях мягчит… От травы пахло мёдом и летом. Луг смотрел на девочку тысячью глаз: синих, золотых, лазоревых. И Лара думала: какая красивая и богатая родная северная земля!..
Но пришли враги. Потоптали бабушкины травы, потоптали жизнь… Шёпот затих. Под одеялом ничего не видно. Но девочка чувствует, что бабушка наклонилась над ней. Нельзя отвечать — бабушка разговорится.
А нужно, чтобы она уснула скорей. У Кондруненко уже, наверное, все в сборе и ждут. И вот в баньке стало совсем тихо. Не скрипит лавка. Замолк сверчок.
Ровно, чуть всхлипывая, дышит бабушка. Лара встаёт и бесшумно подходит к ней. В темноте не различишь бабушкино лицо. Только смутно белеет платок, которым бабушка на ночь повязывает голову. Девочка нежно кивает этому платку: «Баб!
Прости, что я тебя оставляю, но иначе я не могу». Лара вылезает в окно, чтобы не открывать скрипучую дверь. Из будки навстречу девочке выбегает Дружок.
Если же говорить о крупнейших конфессиях христианства — православии и католицизме, то в них крест признается в качестве одного из главных символов неизменно на протяжении столетий со времен Древнего Рима. В западной церкви все предельно просто. Там со времен Рима будущие католики использовали латинский крест с удлиненной нижней жердью.
При этом если речь идет не просто о кресте, а о распятии с изображением Христа, то согласно западной традиции ноги Иисуса прибиты к столбу гвоздями… В православии ноги дополнительно стоят на полке. В восточной традиции первоначально использовался так называемый греческий крест с равносторонними жердями. Однако, со временем к нему на смену пришел измененный латинский крест. Восточные христиане приделали к нижней длинной жерди наклонную перекладину. Появилась она не просто так.
Почему православные крестятся справа налево, а католики слева направо
Справа налево, справа налево! Сначала требуется приложить их ко лбу, затем к животу в районе солнечного сплетения, а после последовательно к правому и левому плечу. То есть православные крестятся справа налево. Ответа на вопрос, почему католики крестятся слева направо, а православные справа-налево не существует. Как правильно крестить человека в спину, с права на лево или наоборот? Зачем креститься – еще раз о крестном знамении | Православиум. Двоепе́рстие, или двупе́рстие — принятое в средневековом православии (Церкви на востоке) и доныне среди старообрядцев и единоверцев сложение пальцев. Левой ногой пусть крестятся.
Рабочая тетрадь по истории России. Артасов 6 класс. Русская православная церковь
Вторая жизнь Арсения Коренева читать онлайн. Убелённый сединами доктор медицинских наук Арсений Ильич Коренев и не подозревал, что вечерняя прогулка по предновогодней аллее может для него обернуться. Все православные крестятся справа налево, а энта наоборот. И кто же тебя, девочка, по-басурмански креститься учил? Кpecтятcя нa oбpaзa и быcтpo oтxвaтывaют кopoткиe пoклoники. Исторически сложилась так, что католики совершают крестное знамение слева направо, в отличие от православных, которые крестятся справа налево. Крестятся справа налево. Крестятся слева направо. Крещение проводится путем погружения в воду. Как креститься правильно православным справа налево.
Почему православным нужно креститься справа налево?
| Всегда крестилась справа на лево, но недавно узнала, что Армяне крестятся слева на право. | Новости. Знакомства. |
| почему русские крестятся с право на лево, а американцы с лева на право? — Спрашивалка | Православные крестятся справа налево, - так же тихо шепнула ей Вера. |
| Левой голосуют, а правой крестятся | Почему православные христиане крестятся справа налево. |
| Как правильно креститься православным христианам: история, правила, вопросы и ответы | 31 И если справа склон горы удобный. |