Новости волчий обитатель прерий

Архитектор из Финляндии Паси Видгрен каждый год создает рисунки животных на снегу замершего озера Риткяярви с помощи одной лишь лопаты, сообщает издание "Респуб. Работа экологов невероятно интересна, но их гипотезы часто приходится проверять именно практикой – Самые лучшие и интересные новости по теме: Йеллоустонский национальный парк, Йеллоустоун, волк на развлекательном портале Ответы на кроссворды. Подбор слов. волчий обитатель прерий. Слово из 5 букв: койот. Ответ на вопрос "Волчий обитатель прерий ", 5 (пять) букв: койот. Волчий обитатель прерий. Животные степей Северной Америки. Животный и растительный мир прерий. Животные обитающие в прериях.

{{ data.message }}

• User account menu
• Обитатель прерий - фотоподборка
• Самые редкие животные: топ-15
• {{ data.message }}
• Волка хотели усыпить | Его спасли, и он вырос гигантом - Питомцы
• I Saved 100 Dogs From Dying - YouTube

Санитар лугов Канады - слово из 5 букв

Поэтому теперь ученые переключились на виды, которые вымерли относительно недавно, и один из них — тилацины. Эти сумчатые волки когда-то обитали по всей Австралии, Новой Гвинее и Тасмании. Они напоминали собаку с хвостом кенгуру и полосатой шкурой. Несколько тысяч лет назад вид вымер на материковой части, оставшись только на острове Тасмания. Когда в начале XIX века там появились европейцы, они быстро объявили на тилацинов охоту: считалось, что животные нападают на овец.

За каждого убитого хищника выплачивали вознаграждение, и вскоре сумчатые волки были полностью уничтожены. Последний представитель вида умер в зоопарке в 1936 году. Чучела тилацинов хранятся во многих музеях мира, в том числе в Музее естественной истории в Стокгольме. Группа шведских генетиков собрала шесть образцов кожи и мышц с высушенной туши животного.

Каждый из них измельчили в порошок и добавили химические вещества, изолировавшие нуклеотиды.

Ученый признается, что он и его коллеги вдохновляются принципом из фильма « Парк юрского периода » — «превратить научную фантастику в научную реальность». Цель биологов — сохранение многих млекопитающих, которым на данный момент грозит вымирание. Более того, восстанавливая природные сообщества Австралии, биологи надеются бороться с инвазивными видами, которые вредят континенту. Олеся Маевская.

Ранее похожие выводы были сделаны для йеллоустонских осин Populus spp. Интересно, что ивы, которые растут на лугах, так и остались в угнетенном состоянии. Дело в том, что их высоту в основном ограничивают бизоны Bison bison , численность которых в парке выросла за последние десятилетия несмотря на появление хищников. Исследователи отмечают, что восстановление ивовых зарослей имеет значение для всего северного Йеллоустона. Эти растения выполняют целый ряд важных экосистемных услуг, от сдерживания эрозии до обеспечения пищей бобров Castor canadensis. Когда ивы чувствуют себя хорошо, вся экосистема становится более устойчивой и разнообразной. Таким образом, возвращение волков положительным образом сказалось на множестве видов, населяющих Йеллоустон. В отсутствие хищников расплодившиеся травоядные нередко становятся проблемой.

Например, олени угрожают благополучию крупнейшего живого организма на Земле — клональной колонии осинообразных тополей Populus tremuloides из штата Юта, которую прозвали Пандо.

Но и после этого он остался при убеждении, что с ним говорят откуда-то неподалеку, с Огненной Земли. Я совершенно вымотался, пока наконец столковался с перуанцем. Он записал основной смысл моего сообщения и обещал переслать его в Оттаву по обычным каналам связи. Памятуя недавнее суровое предупреждение, я свел свое послание к десяти словам, которые были неправильно поняты в Перу и в довершение основательно перевраны при переводе.

Во всяком случае, их оказалось вполне достаточно, чтобы, как мне стало известно впоследствии, вызвать переполох в официальных кругах. Телеграмма пришла из Южной Америки и поэтому поступила не в мое министерство, а в министерство иностранных дел. Там лишь установили, что депеша, по-видимому, передана с Огненной Земли и, кажется, зашифрована. Срочно запросили министерство обороны, в котором никак не могли расшифровать код или хотя бы собрать какие-нибудь сведения о таинственном канадском агенте, засланном в район мыса Горн. Клубок распутался совершенно случайно.

С похвальной хотя почти необъяснимой проницательностью сановник признал меня наиболее вероятным автором радиограммы. Однако возникла новая, еще более волнующая загадка: кто разрешил мне отправиться на Огненную Землю? В результате полетели срочные радиограммы, адресованные мне через канадского консула в Чили, с требованием немедленно прислать объяснения в Оттаву. Ни одно из этих предписаний до меня не дошло. Даже если бы их направили по прямому пути, я бы их все равно не получил — ведь батареи рации годились всего на шесть часов работы.

До того как они окончательно сели, мне удалось принять только концерт легкой музыки из Москвы. Но вернемся к моему повествованию. К тому времени, когда я закончил разговор с Перу, совсем стемнело, и окружающие холмы, казалось, вплотную придвинулись ко мне. Волков пока не было, но они, как легко понять, в сильной степени занимали мое воображение, и когда вдали промелькнула какая-то тень, я сразу понял — это волки! Напрягая слух, я уловил слабый, но взволновавший меня звук, который мгновенно узнал.

Мне неоднократно приходилось слышать его и раньше, правда не в дикой местности, а в ковбойских фильмах. Тут не могло быть ошибки — это вой волчьей стаи, несущейся в бешеной погоне. Совершенно очевидно, что направляются они в мою сторону. Итак, мне, вероятно, удастся выполнить по крайней мере одно задание — я вот — вот «установлю контакт с изучаемым объектом». Но радость от сознания верности долгу омрачилась целым рядом обстоятельств, среди которых не последнее место занимал тот факт, что в моем револьвере всего шесть зарядов, а я, хоть убей, не помню, куда засунул запасные патроны.

Вопрос этот имел немаловажное значение: будучи весьма начитан по своей части, я знал, что число волков в стае колеблется от четырех до сорока. Более того, если судить по разнообразию голосов, я склонен был предположить, что эта стая насчитывает не менее четырех сотен хищников. Полярная ночь вплотную надвинулась на меня, волки тоже вот-вот нагрянут. В темноте я, конечно, не смогу как следует определить ни их численности, ни тем более характера повадок. Поэтому я предпочел за благо спрятаться за перевернутую лодку, чтобы присутствие человека не слишком бросалось в глаза и не вызывало у животных тенденции к нетипичному поведению.

Как известно, один из основных принципов современной биологии заключается в том, что наблюдатель ни при каких условиях не должен допускать, чтобы его внимание рассеивалось. Вынужден, однако, честно признаться, что в сложившейся обстановке я так и не сумел сконцентрироваться надлежащим образом. Особенно меня беспокоила мысль о каноэ. Непрочная парусиновая лодка на тонком кедровом каркасе вряд ли выдержит грубое обращение, и тогда я останусь вовсе без средств передвижения. Что же касается второго источника беспокойства, то его крайнюю необычность мне хотелось бы подчеркнуть особо как наглядное свидетельство нелогичности человеческого мышления при отсутствии должного дисциплинирующего контроля.

Дело в том, что я поймал себя на горячем желании превратиться в беременную эскимоску! Находясь под лодкой, я, разумеется, не мог видеть, что происходит снаружи, поэтому мне пришлось положиться на другие органы чувств. Я услышал, как стая примчалась на полном ходу, описала круг у груды моего снаряжения и кинулась прямо к каноэ. Затем послышались удары, болезненный визг, и внезапно наступила удивительная тишина. Я потратил годы, стремясь научиться делать правильные выводы из наблюдаемых явлений, но с подобной ситуацией столкнулся впервые.

Это было выше моего понимания. Требовались дополнительные факты. С величайшими предосторожностями я глянул одним глазом в щель между планширом каноэ и льдом. Сперва ничего не было видно, кроме множества волчьих лап, но внезапно мое внимание приковала пара конечностей — единственная пара, которая явно не принадлежала волку. Мобилизовав все свои дедуктивные способности, я сразу же отыскал ответ, спокойно приподнял борт каноэ, высунул голову и уставился в смущенное, слегка испуганное лицо молодого человека, закутанного в оленьи меха.

Вокруг него, грозно скалясь, сгрудились четырнадцать огромных, грозных эскимосских лаек, составлявших упряжку. Что же касается волков, то, признаюся чистосердечно, их нигде не было видно. Как оказалось, хозяин упряжки, сын эскимоски и белого, занимается охотой и живет в промысловой избушке всего в нескольких километрах отсюда. Это же идеальное место для моей постоянной базы! Майк — так звали молодого охотника — был единственным человеческим существом, обитающим на площади в двадцать пять тысяч километров, если не считать горстки эскимосов включая семейство его матери , которые жили в ста километрах к северу.

Редкая удача! Можно не опасаться людской назойливости и спокойно проводить наблюдения над волками. Поначалу Майк отнесся ко мне довольно сдержанно, чтобы не сказать — подозрительно. За все свои восемнадцать лет он не слышал, чтобы самолет сел в этой части полярной пустыни. Ему, правда, доводилось изредка видеть аэроплан, но очень высоко над головой, и каждый раз серебристые птицы пролетали мимо.

Не удивительно, что он никак не мог представить, как это самолет, которого не было ни видно, ни слышно, высадил меня с кучей багажа на лед посреди озера. С самого начала нашего знакомства Майк был склонен считать мое появление делом рук нечистого. От своего отца-торговца он почерпнул немало сведений об основах христианства и всегда был на страже против дьявольских козней. Однако на рискованные действия он так и не отважился. Первые несколько дней Майк не выпускал из рук своего карабина и выдерживал приличное расстояние.

Но стоило угостить его «волчьим коктейлем», как он отложил винтовку в сторону, решив, по-видимому, что, даже если я и в самом деле черт, соблазн слишком велик, чтобы ему противиться. Вероятно, так и не придумав, что еще со мной можно сделать, Майк в первую же ночь привел меня в свою избушку. Построенная из жердей, крытая гниющими оленьими шкурами, она едва ли могла показаться дворцом, но для моих целей вполне годилась. Перед отъездом из Оттавы начальство разрешило мне нанимать вспомогательных рабочих из местного населения при условии, однако, чтобы весь расход по этой статье не превышал трех долларов в месяц. Я немедленно заключил сделку с Майком и выдал ему официальную долговую расписку на десять долларов в оплату жилья на три месяца вперед, а также его услуг в качестве проводника и помощника.

По сравнению с тем, как в подобных случаях рассчитывались с эскимосами правительственные учреждения, миссии и фактории, это была сказочная плата. Впрочем, я не сомневался, что наш финансовый отдел примирится с подобной расточительностью; должны же они учесть, что не будь здесь Майка, учреждение потерпело бы убыток в четыре тысячи долларов — такова стоимость экспедиционного снаряжения, которое неминуемо погибнет, едва растает лед на озере. Правда, в ходе дальнейших событий мне показалось, что сделка с Майком носит несколько односторонний характер. Очевидно, Майк не совсем точно понял смысл принятых обязательств, но, во всяком случае, пока он перевез на собачьей упряжке весь мой груз к своему дому. Последующие дни я был страшно занят распаковкой снаряжения и устройством походной лаборатории и волей-неволей оккупировал почти всю избушку.

Мне было совершенно не до Майка, но все же я заметил, что он чем-то угнетен. Поскольку он казался молчаливым от природы со всеми, кроме своих собак , а познакомились мы совсем недавно и вмешиваться в его личные дела мне было попросту неудобно, я не стал выяснять причину его дурного настроения, а попытался развлечь его и время от времени демонстрировал перед ним то одни, то другие приборы. Казалось, они подействовали на его воображение, но желанного эффекта не произвели. Майк был по-прежнему озабочен, его удрученность даже усилилась. А после того как я показал ему цианистый «истребитель волков» и объяснил, что отрава убивает мгновенно, причем действует в ничтожном количестве, так что обнаружить ее почти невозможно, поведение Майка сделалось и вовсе ненормальным.

Он повсюду стал таскать длинную палку и, прежде чем сесть за стол, весьма странным образом колотил ею по стулу и даже по тарелке с едой. Мало того, по утрам он начал выколачивать свою обувь и одежду. В другой раз, когда я вытащил четыре сотни мышеловок, которыми собирался ловить мелких млекопитающих, чтобы по ним затем определять содержимое желудков волков, и объяснил, как вываривать скелеты леммингов для коллекции, Майк молча вышел из избушки и с тех пор решительно отказывался разделять со мной трапезу. Должен, однако, признаться, что такое поведение Майка не очень меня обеспокоило. Обладая кое-какими познаниями в области психологии, я без труда распознал в нем симптомы замкнутости.

Тем не менее я решил вывести его из состояния болезненной само углубленности. Как-то вечером я заманил его в угол, где размещалась моя походная лаборатория, и с гордостью разложил перед ним набор блестящих скальпелей, хирургических ножниц, кюветок и прочих хитроумных инструментов, которыми намеревался пользоваться при вскрытиях трупов волков, оленей и других животных. Объяснять Майку, что такое аутопсия, было довольно сложно, поэтому я взял учебник патологии, открыл его на развороте с цветным изображением вскрытой брюшной полости человека и, пользуясь этим наглядным пособием, увлеченно продолжал свою лекцию, как вдруг почувствовал, что лишаюсь аудитории: Майк медленно пятился к двери, в егочерных глазах нарастал ужас. Нетрудно было догадаться, что все только что мною сказанное истолковано им совершенно превратно. Я вскочил, пытаясь разуверить его, но, испуганный этим движением, он повернулся и опрометью выбежал из избушки.

Я увидел его только на следующий день, когда вернулся из тундры, где ставил мышеловки. Он увязывал свои нехитрые пожитки, видимо, готовясь в дальний путь. Сдавленным голосом, торопясь и глотая слова, он пролопотал, что его настоятельно вызывают в становище эскимосов к больной матери, где ему, вероятно, придется задержаться. С этими словами он выбежал к собакам, которые были уже запряжены, и на бешеной скорости умчался в северном направлении. Меня очень опечалил отъезд Майка: ведь теперь я остался в полном одиночестве, один в окружении волков.

С научной точки зрения, пожалуй, это даже неплохо, но жутковатая атмосфера, как при чтении «Собаки Баскервиллей», казалось, сгустилась вокруг меня в этой безлюдной, оголенной ветрами тундре. Нужно сказать, что я еще окончательно не решил, каким образом следует знакомиться с волками. Мне очень хотелось, чтобы при первой встрече Майк представил меня. Но, что ни говори, болезнь матери, безусловно, важнее всех моих научных забот хотя мне и сейчас невдомек, откуда Майк мог узнать, что его мать захворала. Итак, первоочередную и самую тяжелую задачу — установить контакт с волками — мне пока не удалось решить, и я занялся подготовкой графиков и таблиц полевых работ.

Программа их была детализирована до предела. Так, например, только в разделе «Брачные повадки» насчитывалась пятьдесят одна подтема, и каждая требовала глубокого изучения. К концу недели у меня кончилась бумага. Настало время выйти в поле! Мне, как новичку, следовало, осваиваясь в тундре, соблюдать осторожность.

Поэтому на первый раз я удовлетворился кольцевым маршрутом вокруг избушки в радиусе трехсот метров. Эта экспедиция мне много не дала, если не считать находки четырех или пяти сотен оленьих скелетов; по существу, вся окружающая территория была точно ковром покрыта костями карибу. В Черчилле мне удалось выяснить, что трапперы никогда не стреляют в карибу — значит, их зарезали волки. Таков был трезвый научный вывод. Если принять, что норма убыли оленей одинакова во всем районе, то по обнаруженным скелетам можно судить, что только в Киватине волки губят в среднем двадцать миллионов оленей в год!

Прошло три дня после обескураживающей прогулки по кладбищу костей, прежде чем я смог выбрать время для следующей вылазки. Вооруженный винтовкой и револьвером, я прошел около километра, но волков не встретил. Зато с большим удивлением заметил, что плотность покрова из останков карибу уменьшается по мере удаления от промысловой избушки почти в геометрической прогрессии. Меня крайне озадачило, что волки выбирают место для страшной бойни почкму-то поближе к человеческому жилью, и решил расспросить об этом Майка, если, конечно, когда-нибудь его увижу. Тем временем в тундру пришла дружная, стремительная весна.

Снег таял так быстро что замерзшие реки не успевали унести талую воду, и она поднялась метра на два над поверхностью льда. Наконец, лед с грохотом тронулся, но вскоре образовались заторы, и паводок затопил избушку, принеся с собой нечистоты, скопившиеся за долгую зимовку четырнадцати ездовых собак. Постепенно заторы прорвало, и вода сошла, но избушка потеряла прежнюю прелесть, так как на полу остался отвратительный осадок. Поэтому я был вынужден разбить палатку на галечной гряде, чуть повыше избушки. Но заснуть мне той ночью помешали какие-то странные звуки.

Я мгновенно сел в постели и внимательно прислушался. Звуки доносились с севера, из-за реки — какая-то смесь воя, хныканья и жалобных стонов. Вскоре я разжал руку, которой схватил винтовку. Уж если научные работники чем и сильны, так это умением учиться на опыте: меня, например, дважды не одурачишь! Конечно, воет лайка, и, по-видимому, молодая, я даже подумал, что это одна из собак Майка у него, кстати, было три больших, но еще не выезженных щенка, которые бегали за упряжкой.

Очевидно, пес заблудился, по следу вернулся домой и теперь молит о внимании и помощи. Я был растроган. Если щенок нуждается в друге-приятеле, пусть располагает мной! Я быстро оделся, сбежал к реке, вскочил в каноэ и стрелой помчался на другую сторону. Щенок ни на минуту не прекращал горестных стенаний, и я уж совсем собрался откликнуться, но вовремя сообразил, что чужой человеческий голос спугнет его.

Лучше подкрасться вплотную и ласково подманить бедняжку. По силе доносившихся звуков можно было судить, что собака находится всего в нескольких шагах от берега. Но когда в тусклом полусвете я выскочил из лодки, персек полосу щебня и перебрался через галечные косы, звуки слышались все на том же расстоянии. Ясно — щенок отбегает, вероятно, боится меня. Чтобы не отогнать его, я старался двигаться бесшумно, даже когда жалобный вой прекратился и направление пришлось определять наугад.

Впереди замаячила крутая гряда — вот поднимусь на немм и сразу увижу беглеца! Последние метры, оставшиеся до гребня, я прополз на животе помогло искусство разведчика, приобретенное еще в бойскаутах и затем осторожно приподнял голову — вот он, мой песик. Мы столкнулись нос к носу. Нас разделяли каких-нибудь два метра. Он лежал, очевидно, отдыхая после минорного концерта.

Мы молча уставились друг на друга. Не знаю, что происходило в его массивном черепе, но моя голова наполнилась роем тревожных мыслей. Прямо на меня пристально глядели янтарные глаза матерого тундрового волка; по-видимому, он был тяжелее меня и, бесспорно, гораздо лучше владел техникой боя без оружия. Несколько секунд никто из нас не двигался, мы продолжали взглядом гипнотизировать друг друга. Волк первым разрушил чары.

Прыжком, какой сделал бы честь даже русским танцорам, он взвился в воздух почти на метр и пустился наутек. Как утверждают учебники, волки могут развивать скорость до сорока километров в час, но этот волк, казалось, не бежал, а летел на бреющем полете. Через несколько секунд он скрылся из вида. Моя реакция была не столь динамичной, но и я, несомннно, установил рекорд в беге по пересеченной местности. Переправляясь через реку, я так разогнал каноэ, что оно во всю длину выскочило на сушу, а затем бросился в избушку и запер дверь на засов.

Я старался не обращать внимания на зловоние, которое поднималось от залитого нечистотами пола, и устроился на столе в надежде спокойно проспать до рассвета — к счастью, дни здесь стали по-весеннему ранними. Ну и ночка! Зато теперь я имел полное право поздравить себя: наконец-то установлен крнтакт с изучаемым объектом — неважно, что встреча была мимолетной. Стол оказался слишком коротким и жестким, воздух в избушке чересчур спертым, а впечатления от недавней встречи с волком — необыкновенно яркими. Напрасно я пробовал «считать овец» — они неизменно превращались в волков, а это окончательно прогоняло дремоту.

Когда же под полом заскреблась какая-то мышка, мне представилось, будто это волк принюхивается под дверью, и тут уж окончательно стало не до сна. Отказавшись от дальнейших попыток, я зажег фонарь Майка и принялся ждать рассвета. Перед моим мысленным взором возникли события прошедшего вечера. Удивительно, как много, несмотря на краткость встречи с волком, запомнилось подробностей! Волк предстал передо мной так отчетливо, будто я знал его или ее долгие годы.

В память навсегда врезались массивная голова с пышным ошейником белой шерсти, короткие торчащие уши, рыжевато-коричневые глаза и седая морда. Живо запечатлелся образ волка, когда он ринулся прочь от меня: стремительный бег могучего хищника, ростом с небольшого пони; от него, казалось, так и веяло смертельной опасностью. Чем дольше я раздумывал над событием, тем менее доблестным представлялось мне собственное поведение. Отступление было чересчур поспешным и, пожалуй, недостойным. Впрочем, я тут же утешил себя — ведь волк тоже держался не самым блестящим образом!

На сердце сразу сделалось веселее; к тому же взошло солнце и бледным светом озарило суровый мир, лежавший за окном. Настроение у меня поднялось. По мере того как разгорался рассвет, мне даже стало казаться, что я упустил редкий, возможно неповторимый случай. Видимо, мне следовало бежать за волком и постараться завоевать его доверие или по крайней мере убедить его в том, что я не питаю злобных намерений ни к нему, ни к ему подобным. Канадские кукши, прилетавшие ежедневно, чтобы порыться в отбросах перед домом, уже начали свою болтовню.

Я разжег печку и приготовил завтрак. Затем уложил в рюкзак немного еды, проверил запас патронов, повесил на шею бинокль и, переполненный решимости, оправился исправлять вчерашнюю оплошность. Мой план был прост — я направлюсь прямо к тому месту, где лежал волк, отыщу его след и пойду по нему, пока не обнаружу зверя. Поначалу дорога была тяжелой, каменистой; но удивительно, что мне понадобилось немало времени, чтобы преодолеть сравнительно небольшое расстояние. Но вот наконец и невысокая гряда, с которой я тогда его увидел.

Дальше расстилалась болотистая тундра, там следы должны быть хорошо заметны. И, действительно, мне почти сразу посчастливилось обнаружить отпечатки лап на небольшом пространстве, поросшем бурым мхом. Наверное, мне полагалось испытывать бурную радость, но я почему-то не обрадовался. По правде говоря, Эти первые в моей жизни волчьи следы оказались находкой, к которой я был совершенно не подготовлен. Одно дело прочитать в учебнике, что следы тундрового волка достигают пятнадцати сантиметров в диаметре, а другое — увидеть их непосредственно перед собой во всем их величии.

Несомненно, это может охладить любой энтузиазм. Гигантские следы, при чуть ли не метровой длине шага, свидетельствовали о том, что преследуемое мной животное ростом не уступает серому медведю гризли. Я внимательно изучал волчьи следы и, возможно, занимался бы этим еще немало времени, как вдруг обнаружил, что забыл свой карманный компас. Без компаса же забираться далеко в бескрайнюю тундру — чистое безрассудство. Огорченный, я вынужден был вернуться в избушку.

На том месте, куда я его положил, компаса не оказалось. В сущности, я хорошенько не помнил, где мог его оставить; не знаю даже, попадался ли мне компас после отъезда из Оттавы. Что и говорить, положение не из приятных. Чтобы не терять времени зря, я взял с полки одно из руководств, которыми меня щедро снабдили перед отъездом, и углубился в главу, посвященную волкам. Разумеется, мне не раз случалось заглядывать в нее и прежде, но некоторые важные факты как-то ускользали из памяти.

Теперь же, когда мне воочию удалось увидеть волчьи следы, способность восприятия значительно обострилась, и я перечитал главу с особым интересом и глубоким пониманием дела. Тундровый волк, как сообщал автор руководства, является самым крупным из многочисленных подвидов Canis lupus. Максимальный вес измеренных экземпляров 7 килограммов; длина от носа до кончика хвоста 260 сантиметров; высота до холки 105 сантиметров. Взрослый тундровый волк может съесть а при удобном случае и съедает 14 килограммов сырого мяса за один присест. Волчьи зубы «отличаются массивность и с одинаковым успехом рвут и размалывают пищу.

Это позволяет их владельцу раздирать на части самых крупных млекопитающих и дробить даже наиболее крепкие кости». Глава оканчивалась следующим кратким заключением: «Волк — свирепый и опасный хищник. Среди всех зверей, известных человеку, волк занимает одно из первых мест по тому страху и ненависти, которые он, с вполне достаточными основаниями, к себе внушает». Основания, правда, не приводились, впрочем, они оказались бы совершенно излишними. Остаток дня я провел в размышлениях; надежда завоевать доверие волков порой начинала мне казаться чересчур оптимистической.

Разумеется, продемонстрировать отсутствие злой воли с моей стороны несложно, но грош этому цена, если волки не ответят взаимностью! На следующее утро я занялся чисткой «авгиевых конюшен» в избушке и во время уборки нашел компас. Положив его на подоконник, я продолжал работу, но солнце, отражаясь на медной крышке инструмента, блестело столь призывно, что я решился предпринять еще одну попытку и восстановить контакт волками. На этот раз я продвигался вперед еще медленнее — на мне была винтовка, дробовик, револьвер, патронташ, небольшой топорик и охотничий нож, а также фляга с «волчьим коктейлем» на случай, если я провалюсь в какой-нибудь ледяной поток. Стоял жаркий день — весной в Арктике иногда выдаются деньки не менее знойные, чем в тропиках.

Первые комары, словно герольды, возвещали о приближении несметных полчищ, которые скоро сделают пребывание в тундре поистине адской мукой. Я отыскал волчью тропу и решительно зашагал навстречу судьбе. Следы вели прямо через огромное болото, но беда заключалась в том, что волчьи лапы увязали в нем всего на восемь-десять сантиметров, тогда как я проваливался на добрых тридцать сантиметров до мерзлого грунта. С трудом добрался я до галечной гряды, идти стало гораздо легче, но зато там я сразу потерял следы волка. Попытки обнаружить их вновь ни к чему не привели.

Пристально оглядывая холодное царство тундры, безбрежное как море, я почувствовал себя безмерно одиноким. Ни рокота самолета, который нарушил бы немую тишину пустого неба, ни дальнего грохота проходящего поезда, от которого дрожала бы земля под моими ногами… Мертвое молчание! Только посвистывание невидимой ржанки свидетельствовало о том, что жизнь все-таки существует на этой голой, похожей на поверхность луны, земле. Я отыскал нишу среди скал, покрытых лишайниками, втиснулся в нее и с аппетитом позавтракал. Затем, взяв бинокль, начал рассматривать пустынный ландшафт в надежде обнаружить хоть что-нибудь живое.

Прямо перед собой я увидел скованную льдом бухточку большого озера, на противоположном берегу — какое-то яркое пятно, выделяющееся среди однообразной окраски тундры. Это был желтый песчаный вал высотой около двадцати метров, который, извиваясь как гигантская змея, терялся вдали. Такие узкие, вытянутые холмы, эскеры или озы, есть не что иное, как древние ложа исчезнувших рек, которые некогда примерно десять тысяч лет назад пробивали свой путь среди ледников, покрывавших всю область Киватин. Когда толщи льда растаяли, наносы отложились на поверхность земли, и теперь они являются почти единственными заметными чертами рельефа тундры среди онообразной унылой равнины. Напрягая зрение, я внимательно осматривал оз, пробегал по нему биноклем, пока не заметил наконец какое-то движение.

Фарли Моуэт. Не кричи «Волки!»

Одинокий койот. Койот в городе. Койот дикий в городе. Гривистый волк в прыжке. Волк прыгает. Монгольский Степной волк. Степные волки Монголии.

Canis Lupus cubanensis. Canis Latrans Koyot. Койот кавказский. Шакал зимой. Антилопа вилорог Северная Америка. Лесостепи Северной Америки.

Великие равнины животные. Животные степи. Волк серый. Волк в Америке. Обыкновенный Шакал кавказский. Среднеазиатский Шакал обыкновенный.

Степной Шакал. Пустыня и Койоты в пещерах живут. Серый волк псовые. Волк Северной Америки серый волк. Волк Долины Маккензи. Койот животное.

Койот детеныш. Койот щенок. Тундровый волк. Сибирский Тундровый волк. Волк Таймыр. Степной волк Калмыкия.

Волк в степи. Шакал чепрачный canis mesomelas. Шакал canis aureus. Шакал обыкновенный Краснодарский край. Шакалы кавказский заповедник. Степной волк Украина.

Canis Lupus Campestris. Дикие собаки на поле зимой. Чобору животное. Фото чобору.

Для загрузки изображения воспользуйтесь приведенной ниже формой. Скриншоты, содержащие элементы интерфейса, по общему правилу, удаляются сразу. Это же относится и к скриншотам, полученным с помощью Просмотрщика моделей или окна выбора персонажа. Чем выше качество, тем лучше! Перед загрузкой скриншота, пожалуйста, ознакомьтесь с требованиями, предъявляемыми к скриншотам! Вы не авторизовались. Пожалуйста авторизуйтесь , чтобы отправить изображение.

Наука Вторая жизнь? Удастся ли воскресить вымершего 130 лет назад сумчатого волка Генетики из Стокгольмского университета впервые смогли извлечь молекулы РНК из тканей вымершего животного — сумчатого волка тилацина. Этот вид вымер 130 лет назад, и теперь ученые надеются воскресить его. С подробностями — научный обозреватель Николай Гринько. Идея восстановления вымерших видов животных поначалу существовала исключительно в научных кругах, но довольно быстро перекочевала в популярную культуру. Пожалуй, самый яркий всплеск интереса к этой теме возник в 1993 году после выхода на экраны художественного фильма Стивена Спилберга "Парк юрского периода". По сценарию картины ученые смогли воскресить динозавров, получив образец ДНК из остатков их крови, найденных в брюшке комара, заключенного в янтарь. Специалисты к таким вольностям сюжета отнеслись, мягко говоря, скептически. Динозавры вымерли 66 миллионов лет назад, при этом молекулы ДНК даже теоретически не могут сохраняться более миллиона лет. В реальности же они распадаются намного быстрее.

Largely undisturbed by human development, these forests offer rich habitats for threatened species, among them greater-spotted woodpeckers, tawny owls and hedgehogs. They are also devoid of some of their most important predators. European brown bears have been extinct in Britain since at least the early Middle Ages—and possibly even earlier. British lynx disappeared around 700 A. Wolf populations began to dwindle around 1000 A. Bear Wood seeks to introduce the public to this long-gone environment by bringing four predators back to their ancient habitat.

Волчий обитатель прерий

ламы - в недалеком будущем начнут защищать от волков овечьи отары датских фермеров. Волчий обитатель прерий. Волк с североамериканской пропиской. Работа экологов невероятно интересна, но их гипотезы часто приходится проверять именно практикой – Самые лучшие и интересные новости по теме: Йеллоустонский национальный парк, Йеллоустоун, волк на развлекательном портале

Койот: портрет лугового волка

• Волк прерий
• What are gray wolves?
• Вы владелец сайта?
• Австралийские ученые планируют вернуть к жизни вымершего сумчатого волка
• Main navigation
• Black Canadian Wolf – Telegram

Хорватия.остров Вир.Нашли миленьких обитателей моря.В интернете узнали кто это...

Европейская федерация охоты и охраны природы выступила с требованием от главы Еврокомиссии Урсулы фон дер Ляйен изменить правила по отстрелу волков, на охоту которых в Евросоюзе наложено табу. Humankind is inclined to kill wolves, whenever they are perceived as a nuisance, with little regard for the consequences. Скорее всего, эти волки вернулись в Альпы в 80-е годы из труднопроходимых районов итальянских Апеннин. Архитектор из Финляндии Паси Видгрен каждый год создает рисунки животных на снегу замершего озера Риткяярви с помощи одной лишь лопаты, сообщает издание "Респуб. Волчий обитатель прерий. Волк с североамериканской пропиской. Люди вырубили леса, распахали прерии, осушили болота, превратили пустыни в пастбища-для многих обитателей естественных ландшавтов это стало катострофой, койот же воспринял это иначе.

Австралийские ученые хотят возродить вымерших сумчатых волков

Может перемещаться на большие расстояния; на охоте за ночь в среднем проходит 4 км. Возможно, у койота наиболее развитые среди всех псовых органы чувств ; он видит на расстоянии до 200 м одинаково хорошо и днем, и ночью. Кроме того, койот — самый «голосистый» среди североамериканских млекопитающих: его громкий вой составляет неотъемлемую особенность прерий. Основные естественные враги — пума и волк. Волк на открытой местности практически не опасен для койота, потому что койот гораздо быстрее бегает и всегда может убежать [10]. Койот не выносит на своей территории присутствия рыжей лисицы , своего пищевого конкурента. Иногда койоты скрещиваются с домашними собаками , изредка — с волками койволк. Социальная структура и размножение править Детёныш койота Основной социальной единицей у койотов является семейная пара, хотя часто встречаются животные-одиночки и стаи. Стаи образуются там, где койотов много, а пища обильна; в них по 5—6 особей, родители и молодняк с предыдущего года. Стаи появляются у койотов и во время снижения численности мелких грызунов, в результате чего койоты вынуждены объединяться для охоты на крупных животных. Койоты редко конфликтуют всерьёз, даже вторжение чужаков на участок стаи обычно не приводит к схватке.

Пары у койота образуются на многие годы. Спаривание происходит в январе—феврале. Беременность длится 60—65 дней. В помёте обычно 5-10 щенят, иногда до 19. Выводок появляется на свет в логове — в пещере , расщелине среди скал, в дупле поваленного дерева или в норе , подчас старой барсучьей или лисьей. У койотов обычно есть запасные жилища, куда родители переносят детёнышей в случае опасности. В семейных заботах участвуют оба родителя. Первые дни самка не выходит из норы, а пищу добывает самец. Детёнышей кормят, отрыгивая полупереваренную пищу. Осенью они становятся самостоятельными; молодые самцы уходят, а самки часто остаются в стае.

Койоты живут до 10 лет в природе и 16—18 лет в неволе.

Через пять лет его работа привела его снова в ту же глухую тайгу, на удаленную заимку. Время отдыха почти истекало, поэтому Иван отправился к заимке уже вечером. Однако снегоход заглох посреди леса, и ему пришлось продолжить путь пешком.

Через несколько километров Иван вдруг осознал, что его окружает и преследует стая волков. Огоньки их глаз мелькали совсем рядом. Ситуация казалась безвыходной.

Вместо того чтобы разорвать меня на куски, волки каждый раз проявляли сдержанность, граничащую с презрением, даже когда я вторгся в их дом и, являл собой прямую угрозу детенышам. Все это было совершенно очевидно, но как ни странно, я весьма неохотно расстался с дряхлым мифом. У меня не было желения его развеять — отчасти потому, что, став на новую точку зрения относительно волчьей натуры, я боялся прослыть отступником. Признаюсь, немалую роль сыграло и следующее соображение: ведь моя правда восторжествует, то эта экспедиция лишится лестной славы предприятия опасного, полного жутких приключений. И, наконец, не последнюю роль в моем упорстве сыграло еще одно обстоятельство: очень трудно было примириться с тем фактом, что тебя признают окончательным идиотом, причем не собратья-люди, а какие-то дикие звери. Однако я устоял. Наутро после ночного «собеседования» я чувствовал себя отвратительно физически, но духовно очистился — вступил в борьбу с дьяволом-искусителем и победил.

Я принял твердое решение: с этого часа пойду в волчье царство с открытым сердцем и научусь видеть и познавать волков не такими, как их принято считать, а такими, какие они есть на самом деле. Для начала я устроил собственное логово неподалеку от волчьего, однако не настолько близко, чтобы мешать мирному течению их жизни. Ведь как-никак это я, чужак, к тому же не волкоподобный, вторгся к ним и мне казалось, что не следуетслишком торопить события. Покинув избушку Майка без всяких сожалений чем теплее становились дни, тем сильнее в ней пахло , я разбил небольшую палатку на берегу залива, прямо против логовища. Лагерный инвентарь пришлось сократить до минимума: примус, котелок, чайник и спальный мешок — вот и все хозяйство. Никакого оружия я не взял о чем иногда случалось пожалеть. У входа в палатку установил большую стереотрубу, это позволило днем и ночью обозревать логовище, даже не вылезая из спального мешка. В первые дни я отсиживался в палатке и лишь ненадолго выходил в случае крайней необходимости, да и то когда волков не было видно. Добровольное «одиночное заключение» понадобилось для того, чтобы звери привыкли к палатке и воспринимали ее просто как еще один бугор на весьма холмистой местности. Позже, когда от комаров не стало житья, я и вовсе перестал выходить из своего убежища если не дул сильный ветер : ведь самыми кровожадными созданиями в Арктике оказались вовсе не волки, а несносные комары.

Предосторожности, принятые мной для сохранения покоя волков, оказались излишними. Если мне понадобилась неделя, чтобы трезво оценить характер волков, то они меня раскусили с первой же встречи. Не скажу, чтобы с их стороны наблюдалось явное неуважение к моей особе, но звери как-то умудрялись не только игнорировать меня, но и не обращать внимания на сам факт моего существования-признаться, это все-таки обидно. По чистой случайности я раскинул палатку шагах в двадцати от одной из главных троп, по которой волки уходили на охоту и возвращались со своих угодий, лежавших на западе. Через несколько часов после моего переезда на тропе показался волк, державший путь к себе домой. Он возвращался с ночной работы, устал и стремился поскорее добраться до постели. Волк поднимался по тропинке, шедшей в гору, и находился от меня не более чем в сотне шагов; голова его была опущена, глаза полузакрыты, казалось он глубоко задумался. Ничто в нем не напоминало то на редкость чуткое и осторожное существо, каким рисет волка вымесел. Напротив, он был настолько чем-то поглощен, что, вероятно, так и не заметил бы палатку, хотя проходил совсем рядом с ней. Но я вдруг задел локтем чайник, и тот звякнул.

Волк поднял голову и широко открыл глаза, однако не остановился и не прибавил шага. Быстрый взгляд искоса — вот и все, чем он меня удостоил. Правда, я не стремился привлекать особого внимания, но от такого полного пренебрежения мне просто становилось неловко. На пртяжении двух недель волки почти каждую ночь пользовались тропой, проходящей возле палатки, но никогда, если не считать одного памятного случая, они не проявляли ни малейшего интереса ко мне. К тому времени, когда произошло упомянутое событие, я уже немало узнал о своих соседях. Выяснилось, например, что они вовсе не бродяги-кочевники, какими их принято считать, а оседлые звери, и к тому же хозяева обширных владений с очень точными границами. Территория, составлявшая собственность наблюдаемой мной семьи волков, занимала свыше двухсот пятидесяти квадратных километров; с одной стороны она была отделена рекой, но в остальных направлениях не имела четких географических рубежей. Тем не менее границы существовали, и очень ясно обозначенные, разумеется, на волчий манер. Тот, кто наблюдал, как собака на прогулке оставляет свои визитные карточки на каждом подходящем столбе, уже догадался, каким способом волки отмечают свои владения. Примерно раз в неделю стая совершает обход «фамильных земель» и освежает межевые знаки.

Подобная заботливостьв данном случае, очевидно, обьяснялась наличием еще двух волчьих семейств, чьи «поместья» примыкали к нашему. Впрочем, мне ни разу не пришлось быть свидетелем разногласий или драки между соседями. Поэтому все дело, по-видимому, сводится просто к трагедии. Так или иначе, но, убедившись в наличии у волков сильно развитого чувства собственности, я решил воспользоваться этим и заставить их признать факт моего существования. Как-то вечером, когда волки ушли на ночную охоту, я сделал заявку на собственный земельный участок площадью около трехсот квадратных метров, с палаткой в центре, который захватил отрезок волчьей тропы длиной примерно в сотню метров. Что-бы гарантировать действенность заявкт, я счел необходимым через каждые пять метров оставлять знаки владельца на камнях, покрытых мхом кочках и на клочках растительности — по всей окружности захваченной территории. Застолбить участок оказалось труднее, чем я предполагал. На это ушла большая часть ночи; пришлось часто возвращаться в палатку и выпить неимоверное количество чая. Но к утру, когда охотники обычно возвращались, все было готово. Чувствуя себя несколько изнуренным, я прилег в палатке в надежде немного отдохнуть и одновременно проследить за результатом.

Долго ждать не пришлось. Как всегда сосредоточенный, он, по своему обыкновению, даже не соизволил взглянуть в сторону палатки. Но, поравнявшись с местом, где граница моих владений пересекла его путь, волк резко остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Нас разделяли каких-нибудь пятьдесят метров, и в бинокль мне было отлично видно, как выражение усталости сменилось у зверя сильнейшим замешательством. Осторожно вытянув нос, волк принюхался к одному из помеченных мною кустиков. Он, казалось, никак не мог сообразить, что следует предпринять. После минутной растерянности волк отошел на несколько шагов и только тогда наконец взглянул на палатку и на меня. Это был долгий, изучающийся, очень внимательный взгляд. Но после того как я добился своей цели и заставил волка обратить на себя внимание, мне в голову пришла тревожная мысль: не нарушил ли я по поведению какой-нибудь важный волчий закон и не придется ли теперь расплачиваться за собственную опрометчивость? Вот когда я пожалел, что не захватил с собой оружия, — взгляд волка становился все болеепристальным, глубоким и жестким.

Меня это начинало нервировать. Я и раньше-то не любил игры в гляделки, а тут еще против меня выступал такой мастер. Взгляд желтых глаз становился все свирепее, все злее; тщетно старался я принудить волка потупиться. Положение-хуже некуда. В отчаянной попытке выйти из создавшегося тупика я громко откашлялся и на какую-то долю секунды повернулся спиной к противнику, давая ему понять, что нахожу его бесцеремонную манеру — глазеть на незнакомого человека — по меньшей мере невежливой, если не оскорбительной. Волк, казалось, понял намек и немедленно перестал на меня таращиться. Встав на ноги, он еще раз принюхался к моему знаку и, очевидно, принял решение. Быстро, с уверенным видом он начал систематический обход участка, который я застолбил для себя. Подойдя к очередному «пограничному» знаку, он обнюхал его разок-другой, затем старательно делал свою отметку на том же пучке травы или на камне, но с наружной стороны. Наблюдая за ним, я понял, в чем моя ошибка, вызванная невежеством: волк ставил свои знаки крайне экономно и смог проделать весь круг не разу не заправляясь, или, если слегка изменить сравнение, на одном баке горючего.

Через каких-нибудь пятнадцать минут операция была закончена. Затем волк вышел на тропу там, где кончались мои владения, и рысцой пустился к дому, предоставив мне пищу для самых серьезных размышлений. Иногда кто-нибудь из них мимоходом останавливался у демаркационной линии и освежал свою сторону пограничного знака. В свою очередь я, в меру сил и способностей, старался не отставать от соседей. Опасения за личную безопасность постепенно исчезли, и я смог все внимание уделять изучению зверей. Очень скоро наблюдения показали, что волки ведут размеренный образ жизни, однако не являются рабами твердого режима. Во второй половине дня самцы отправляются на ночной промысел. Порой это происходит в четыре часа, но они могут и промедлить — до шести или семи часов вечера. В поисках добычи волки рыскают довольно далеко от логова, хотя, по-видимому, всегда остаются в пределах угодий, занятых семьей. По моим подсчетам, охотясь в нормальных условиях, волки до зари успевают сделать около шестидесяти километров.

В трудные же времена им приходится покрывать еще большее расстояние — мне доводилось видеть, как самцы возвращались домой только после полудня. Остаток дня они спят, но на свой особый, волчий манер, то есть свертываются калачиком на пять-десять минут, после чего быстро встают, оглядываются и, повернувшись на месте разок-другой, снова ложатся. Волчица и волчата обычно ведут дневную жизнь. Едва самец отправляется на вечернюю охоту, как самка скрывается в логове и почти не показывается, разве только чтобы глотнуть свежего воздуха, попить воды или наведаться в мясной тайник. Склады провианта заслуживают упоминания. Вблизи от логовища волки никогда не хранят пищи; сюда доставляется только такое ее количество, какое необходимо для немедленного потребления. Все излишки, добытые на охоте, волки сносят в тайник, расположенный метрах в восьмистах от логова, среди нагромождения валунов, и прячут мясо в расщелинах. Запасы предназначаются главным образом для питания кормящей волчицы, которая лишена возможности сопровождать самца в далекие охотничьи походы. Я заметил, что тайником исподтишка пользовалась пара песцов, чья нора находилась неподалеку. Волки, разумеется, знали место расположения норы и наверняка замечали «утечку» продуктов, но ничего не предпринимали против воришек, хотя им не составляло труда выкопать и уничтожить их выводок.

Песцы в свою очередь совершенно не боялись волков, и мне неоднократно доводилось видеть песца, тенью кравшегося по пятам волка, который никак на это не реагировал. Позже я пришел к выводу, что почти все волчьи логовища в тундре представляют собой заброшенные песцовые норы, впоследствии занятые и расширенные новыми хозяевами. Возможно, именно полезность песцов как землекопов и обеспечивает им неприкосновенность, но скорее всего терпимость проявление присущего им дружелюбия. В течение дня, когда волки-самцы относятся к этому снисходительно, волчица довольно рьяно занимается домашним хозяйством. Волчата с визгом вырываются из опостылевшего заточения и тоже проявляют бурную активность, доводящую их до полного изнеможения. Круглые сутки что-нибудь да происходит; не удивительно, что мне почти не удавалось оторваться от стерео трубы. После двух суток непрерывных наблюдений я дошел до предела. Создалось безвыходное полежение: спать я не решался, боясь пропустить что-нибудь важное, с другой стороны, я буквально валился сног, в глазах двоилось, временами даже троилось. Впрочем, последнее обстоятельство, возможно, зависело от внушительного количества «волчьего коктейля», к которому я усердно прибегал, чтобы не заснуть. Требовалось что-то предпринять, иначе рухнет намеченная программа исследований.

Мне долго не долго не приходило в голову ничего путного, но как-то, глядя на одного из волков, мирно дремавшего на холмике у логова, я неожиданно нашел исключительно простое решение проблемы: мне следовало научиться спать как волки. Однако выполнить задуманное удалось не сразу, сказывалось отсутствие сноровки. Я пробовал закрыть глаза и приказать проснуться через пять минут — ничего не вышло. Раз-другой мне действительно удавалось задремать на короткое время, но затем я засыпал по-настоящему и спал несколько часов кряду. Вскоре я понял, в чем ошибка. Оказывается, необходимо было точно повторить все действия дремлющего волка. В конце концов я убедился, что свертывание клубком в начале и кружение в конце каждого периода дремоты — совершенно необходимое условие успеха. Чем это обьясняется, я так и не знаю. Возможно, изменение положения тела усиливает кровообращение. Но зато я знаю совершенно точно.

К сожалению, волчья дрема совершенно не подходит к условиям нашего общества, в чем мне пришлось убедиться на собственном опыте после возвращения в цивилизованный мир. По мере того как я все глубже вовлекался в круговорот повседневных занятий волчьей семьи, мне становилось труднее сохранять к волкам безличное отношение. Несмотря на все старания подходить к ним с чисто научной обьективностью, мне так и не удалось избежать влияния их индивидуальностей. Главу семейства я назвал Георгом в честь Царственного джентельмена, за которого я сражался в годы войны в качестве простого солдата и которого он мне очень напоминал. Правда, в полевых дневниках Георг значился просто как волк А. Это был массивный серебристо-белый зверь с на редкость величественной осанкой. Он был на добрую треть крупнее своей подруги, но едва ли нуждался в таком большом росте, который лишь подчеркивал его властную уверенность. Георг умел держаться внушительно. Он обладал врожденным чувством собственного достоинства, однако ни в коей мере не чурался других. Снисходительный к ошибкам, заботливый и в меру любящий, он казался тем идеальным отцом семейства, какие нередко встречаются на страницах скучнейших семейных мемуаров, но чей реальный прототип редко ступает по земле на двух ногах.

Короче говоря, Георг относился к тому типу отца, которого охотно признал бы любой сын. Его подруга также произвела на меня неизгладимое впечатление. Это была стройная, почти чисто-белая волчица с густым меховым боа вокруг шеи. Широко расставленные, слегка раскосые глаза придавали ей сходство с плутоватой девчонкой. Красивая, кипучая, страстная, сущий дьявол, если разозлится, — казалось бы, ее не назовешь воплощением материнства. И все же лучшей матери не сыщешь. Я поймал себя на том, что называю ее Ангелиной, хотя так и не отыскал в глубинах собственного подсознания никаких следов, обьясняющих, откуда возникло это имя. Мне очень нравился Георг, я уважал его, но к Ангелине проникся глубокой любовью, и до сих пор лелею надежду когда-нибудь встретить женщину, в которой воплотились бы все ее достоинства. Ангелина и Георг — нежнейшая супружеская пара, какую редко можно встретить. Насколько я знаю, они никогда не ссорились и с неподдельной радостью встречались даже после короткой разлуки.

Они были страшно привязаны друг к другу, но увы, страницы моих дневников, предусмотрительно отведенные для детальных описаний брачных повадок волков, так и остались пустыми, насколько это касалось Георга и Ангелины. Вопреки ожиданиям я обнаружил, что физическая любовь занимает в жизни волков каких-нибудь две или три недели — происходит это ранней весной, обычно в марте. Самки-девственицы а все волчицы сохраняют невинность до двухлетнего возраста спариваются в это время и в отличие от собак, которые многое переняли от своих хозяев, сходятся только с одним волком, которому остаются верны на всю жизнь. Если фраза «только смерть разлучит нас» для большинства людей не более как жалкий обман в брачном договоре, то у волков это непреложный закон. Волки строго придерживаются единобрачия, и хотя восхищаться подобной добродетелью не обязательно, однако приписывать волкам крайнюю распущенность в половых связях по меньшей мере ханжество. Я так и не смог установить, давно ли Георг и Ангелина составили супружескую пару, но позднее Майк рассказал, что видит их вместе по крайней мере лет пять при пересчете на сравнительную продолжительность жизни волков и людей это равносильно тридцати годам. Майк и эскимосы легко, как старых знакомых, узнавали «в лицо» волков своего района, причем эскимосы но не Майк были о них столь высокого мнения, что и в мыслях не допускали убить волка или причинить ему какой-нибудь вред. Эскимосы хорошо знали не только Георга и Ангелину, но и остальных членов их семейства — место же, где находится их логово, известно охотникам свыше сорока, а то и пятидесяти лет, на протяжении которых многие поколения волков выращивали там свое потомство. Поначалу меня совершенно сбивала с толку одна особенность, относящаяся к организации волчьей семьи. Во время прежних посещений логова я видел там трех взрослых волков.

После того как я установил постоянное наблюдение за логовищем, мне вновь довелось несколько раз видеть «лишнего» волка. Он представлял абсолютную загадку, так как в то время мне казалось, что нормальная волчья семья состоит из самца, самки и детенышей. Я еще не успел в достаточной степени проникнуть в волчий мир, мне и в голову не могла прийти возможность существования у них извечного треугольника. Третий волк, кем бы он ни был, внешностью и характером отличался от Георга-он был ниже ростом, менее подвижен и энергичен, с серым чепраком на белой шкуре. Едва я увидел его играющим с волчатами, как тотчас окрестил «дядюшкой Альбертом». Шестое утро моего бодрствования выдалось ясным и солнечным. Ангелина с потомством не приминула воспользоваться хорошей погодой. С восходом солнца в три часа утра вся компания перебралась из логовища на ближайший песчаный холмик. Там волчата принялись обрабатывать мать с таким энтузиазмом, который любую женщину непременно довел бы до истерики. Правда, они хотели есть, но и резвость била в них ключом.

Двое волчат пытались оторвать материнский хвост, они рвали и драли его с такой яростью, что шерсть летела клочьями — двое других делали все, что только могли, чтобы оставить мать без уха. Около часа Ангелина героически терпела пытку, затем, вся взъерошенная, попробовала защищаться: села на собственный хвост и спрятала истерзанную голову между лапами. Но где — накинулись на ее ноги, по одному на каждую. Моим глазам предстало жалостное зрелище: Ангелина, словно шаман, отгоняющий злых духов, изо всех сил пыталась одновременно прикрыть лапы, хвост и голову. Наконец волчица не выдержала. Она отпрыгнула в сторону от своих мучителей и убежала на высокую песчаную гряду за логовищем. Четверо волчат весело помчались за ней, и тут Ангелина издала своеобразный крик. Проблема общения волков между собой впоследствии чрезвычайно меня интересовала, но в данном случае я еще находился под влиянием широко распространенного заблуждения, что ни у одного живого существа, кроме человека, не существует развитой системы звуков для связи между собой. Пронзительному и тоскливому вою Ангелины трудно было дать определенное толкование. И все же я уловил в нем мольбу и почувствовал невольное сострадание секунды после ее cri decoeur, раньше чем налетела банда волчат, появился спаситель.

Им оказался тот самый, третий волк, он спал в ямке, вырытой в песке на южном склоне оза в том месте, где насыпь уходит под воду залива. Я и не подозревал, что он там, пока волк не поднял голову. Вскочив на ноги и отряхнувшись он рысью пустился наперерез волчатам, которых отделяла от матери последняя ступень склона. С захватывающим интересом следил и за тем, как он своим плечом опрокинул ближайшего волчонка на спину и спустил его в низ по откосу, легонько куснул другого за толстенький задок и погнал их всех к тому месту, которое, как мне удалось выяснить позднее, служило волкам площадкой для игр. Не решаюсь вложить человеческую речь в уста волка, но все происходившее затем было настолько красноречиво, словно он сказал: «Если хотите потренироваться, ребята, то вот он я-ваш волк! И в самом деле, в течение последующего часа он с таким азартом возился с волчатами, будто сам был одним из них. Игры часто менялись, многие очень напоминали игры ребятишек, например пятнашки, которые особенно полюбились волчатам, причем Альберт всегда «водил». Прыгая, катаясь и носясь между волчатами, он умудрялся никогда не выскакивать за пределы детской площадки, но при этом задал малышам такую гонку, что они выдохлись. Альберт мельком глянул на них, кинул быстрый взгляд на гребень эскера, где спокойно отдыхала Ангелина, бросился на землю посреди усталых волчат и перевернулся на спину, как бы приглашая малышей потренироваться в нанесении увечий. Волчата не заставили себя просить.

Один за другим они поднимались и шли в бой. На сей раз воодушевление было полным, запрещенных приемов не существовало-во всяком случае, для них. Волчата пытались задушить Альберта, но их маленькие, хоть и острые зубки не могли справиться с густой шерстью на груди старого волка. Охваченный приступом детского садизма, один волчонок повернулся задом к лежащему и принялся лапами швырять ему в морду тучи песка. Другие подпрыгивали вверх, насколько позволяли их маленькие, кривые лапки, и с глухим ударом шлепались на незащищенное брюхо Альберта. В промежутках между прыжками они пытались жевать любую уязвимую часть тела волка, какая только попадалась им на зубы. Меня заинтересовало, сколько же он в состоянии выдержать. Очевидно, волк оказался чрезвычайно выносливым, во всяком случае, он дождался, пока волчата в полном изнеможении не свалились в крепком сне. Только тогда он поднялся и отошел от них, шагая осторожно, чтобы не наступить на маленькие тельца, раскинувшиеся на песке. Но и после этого он не вернулся в свою уютную постель хотя, несомненно, заслужил отдых после нелегкой ночной охоты.

Он уселся на краю детской площадки, задремал, как дремлют волки, и часто поглядывал на спящих-тут ли они, не грозит ли им опасность. Его подлинное место в волчьей семье по-прежнему оставалось загадочным, но стой поры в моих глазах он стал «добрым старым дядюшкой Альбертом». А ведь это моя основная задача, так как получение ответа, нужного моим нанимателям, являлось, в сущности, целью экспедиции. Карибу — единственные крупные травоядные, которые в значительном количестве встречаются в арктической тундре. В прошлом они были здесь так же многочисленны, как некогда бизоны в прериях, но за последние три-четыре десятилетия их поголовье катастрофически сократилось. По данным различных правительственных учреждений, полученным от охотников, трапперов и торговцев, главной причиной постепенного исчезновения карибу является их уничтожение волками. Поэтому деятелям министерства вкупе с учеными, организовавшими эту экспедицию, представлялось наиболее безопасным произвести на месте исследование взаимоотношения волк — олень. В результате предполагалось получить неопровежимые научные доказательства виновности волков, достаточные для широкой кампании по их истреблению. Я занимался порученным делом, старательно искал улики, угодные начальству, но пока не нашел ни одной. И не было никакой уверенности, что найду.

К концу июня последние стада карибу прошли мимо залива Волчьего Дома, направляясь в дальнюю тундру, примерно за триста-пятьсот километров к северу, где они проводят лето. Чем же будут питаться мои волки в течение долгих месяцев и чем они собираются кормить своих вечно голодных волчат? Во всяком случае, не оленьим мясом. Ведь карибу ушли! А если не олениной, то чем же? Перебрал в уме все возможности, я так и не сумел найти источника пищи, который был бы в состоянии удовлетворить аппетиты трех взрослых волков и четырех волчат. Кроме меня самого а эта мысль неоднократно приходила мне в голову вокруг не осталось подходящей дичи для волка. Правда, здесь водятся полярные зайцы, но в ничтожно малом количестве, а кроме того, они так быстры на ногу, что волку их не поймать, разве что на редкость повезет. Тундрянок и других птиц множество, но они умеют летать, а волки нет. Озера и речки изобилуют гольцом, хариусом и сигом, но волки-не выдры.

Дни шли, а тайна все сгущалась. Волки выглядели хорошо упитанными, и это делало загадку еще более непостижимой. Но окончательно сбивало меня с толку, доводя чуть не до умопомешательства, следующее обстоятельство: каждый вечер оба самца уходили на охоту и возвращались под утро, но никогда ничего не приносили. Насколько можно было судить, все семейство жило на диете, состоящей из воды и воздуха. Движимый растущей тревогой за их благополучие, я отправился в избушку, испек пять караваев хлеба, притащил их на берег залива и положил возле одной из волчьих охотничьих троп. Но мой дар отвергли. Более того — осквернили. А возможно, Дядюшка Альберт, который нашел хлеб, принял каравай за новые пограничные знаки, поставленные мной, и просто обошелся с ними соответствующим образом. Примерно тогда же начались неприятности с мышами. Огромные просторы торфяных болот служили идеальным обиталищем для нескольких видов мелких грызунов, которые могли вволю рыть там норы и устраивать гнезда в готовой моховой подстилке.

Они занимались также другими делами и, по-видимому, весьма усердно, и когда июнь сменился июлем, вся тундра, казалось, ожил-так густо она покрылась маленькими зверьками. Среди грызунов преобладали лемминги, широко известные своей склонностью к самоубийству, но которых скорее следовало бы прославить за совершенно не вероятную способность размножаться. Нашествия грызунов-красных полевок и полевок-экономок — в избушку Майка вскоре приобрели такие масштабы, что, судя по всему, мне грозил голод, если не положить этому конец. Вот уж кто не побрезговал моим хлебом! И моей постелью тоже — проснувшись в одно прекрасное утро, я обнаружил на подушке спального мешка одиннадцать голых полевок. Тут-то я понял, что должен был чувствовать египетский фараон, когда воспротивился богу израилеву. Видимо, только из-за твердо установившейся доктрины о волках, такой логичной и такой неверной, мне потребовалось длительное время, чтобы обьяснить благополучное состояние волков при полном отсуствии дичи сколько-нибудь соответствующей их репутации и физическим данным.

Бобры Это крупные грызуны, так как могут достигать более метра в длину. Они также хорошие инженеры, строители дамб или плотин на реках и ручьях, которые иногда достигают 100 метров в длину и четырех в высоту.

В качестве материалов для этого используются бревна, ветки и камни, добавленные с помощью глины. Вот почему они весят несколько тонн. В лагуне, которую они создают благодаря дамбе, они строят свою нору, увенчанную куполом с отверстием для вентиляции и подводным входом. Они используют свои перепончатые задние лапы в качестве топлива для плавания, а свой приплюснутый чешуйчатый хвост — в качестве руля и для удара по воде в случае опасности. Когда они используют руки, опираясь на грудь, чтобы нести бревна и грязь, они выглядят почти как люди. Их мех состоит из лануго и гораздо более длинных лохматых волос. Кроме того, у них есть анальные железы, которые выделяют жирное и пахнущее вещество, известное как кастореум. Еще один типичный вид фауны североамериканских прерий: американская антилопа или вилорог. Antilocapra americana — не настоящая антилопа, поскольку эти млекопитающие обитают только в Азии и Африке, но они похожи на них.

Они могут прыгать на высоту до шести метров и считаются одними из самых легких млекопитающих на американском континенте. Некоторые экземпляры достигли 80 километров в час.

В Альпы вернулись волки

волчий обитатель прерий — ответ на сканворд или кроссворд, количество букв не задано. бегающий по прериям волк. млекопитающее семейства волчьих (см. млекопитающее 13 букв). Это самые плодовитые и мирные обитатели прерий Северной Америки, хотя они могут отчаянно копировать хищников. Животные прерий Животные степей Степные биоценозы.

Волк прерий

Последний известный тасманийский сумчатый волк умер в 1936 году. Его звали Бенджамин, он содержался в частном зоопарке в Хобарте. С тех пор «самое загадочное животное Австралии» считается вымершим. Однако за прошедшие 80 лет не раз появлялись сообщения о том, что кто-то видел тасманийского волка в глухих лесах Тасмании и некоторых районах материковой Австралии. В сентябре 2016 года группа энтузиастов возродила надежду на то, что зверь жив: они опубликовали в сети два видео, на которых, предположительно, видно тасманийского волка. В первом ролике, предположительно снятом в этому году, видно размытую фигуру зверя, похожего на сумчатого волка, в районе Аделаидских холмов на юге Австралии.

Ноги выглядят немного маленькими, а шерсть выглядит странно. But others think it is a coywolf a coyote wolf hybrid , or perhaps a wolfdog bred in captivity and later released into the wild. Wolf hunting is permitted in the state and residents are allowed to kill wolves that threaten their property, the wildlife agency noted in their news release. Last week, Montana state wolf researchers estimated there to be around 900 wolves across the state. Агентство отметило «мифические» теории, циркулирующие в Интернете, в том числе, что это может быть ужасный волк. Некоторые говорят, что это слишком далеко к северу от легендарной Чупакабры, а другие задаются вопросом, может ли это быть «Догман». Но другие считают, что это койвольф гибрид волка койота или, возможно, волк вырастил в неволе и позже выпустил в дикую природу.

Скорее всего, эти волки вернулись в Альпы в 1980-е годы из труднопроходимых районов итальянских Апеннин. Биологи весьма заинтересованы процессом восстановления популяции, но местные жители напуганы, они считают волков опасными хищниками и вредителями. Так, в Пьемонте проводится множество мероприятий для защиты людей и домашних животных от волков, а волков - от браконьеров. Владельцы скота, потерявшие животных, получают компенсации. Активно используются пастушьи собаки , а также электрические заборы, световые и акустические методы для отпугивания диких зверей.

Интересно, что ивы, которые растут на лугах, так и остались в угнетенном состоянии. Дело в том, что их высоту в основном ограничивают бизоны Bison bison , численность которых в парке выросла за последние десятилетия несмотря на появление хищников. Исследователи отмечают, что восстановление ивовых зарослей имеет значение для всего северного Йеллоустона. Эти растения выполняют целый ряд важных экосистемных услуг, от сдерживания эрозии до обеспечения пищей бобров Castor canadensis. Когда ивы чувствуют себя хорошо, вся экосистема становится более устойчивой и разнообразной. Таким образом, возвращение волков положительным образом сказалось на множестве видов, населяющих Йеллоустон. В отсутствие хищников расплодившиеся травоядные нередко становятся проблемой. Например, олени угрожают благополучию крупнейшего живого организма на Земле — клональной колонии осинообразных тополей Populus tremuloides из штата Юта, которую прозвали Пандо. Травоядные постоянно объедают молодые деревья, так что те не могут расти.

Похожие новости: