Новости волчий обитатель прерий

Журавлева целитель магических животных читать. Животные прерий Животные степей Степные биоценозы. Люди вырубили леса, распахали прерии, осушили болота, превратили пустыни в пастбища — для многих обитателей естественных ландшафтов это стало катастрофой, койот же воспринял это иначе.

«Волкоподобное» существо, застреленное возле ранчо Монтаны, ставит в тупик экспертов

волчий обитатель прерий — ответ на сканворд или кроссворд, количество букв не задано. Волчий обитатель прерий. Волк с североамериканской пропиской. Главная» Новости» Новости волки. Работа экологов невероятно интересна, но их гипотезы часто приходится проверять именно практикой – Самые лучшие и интересные новости по теме: Йеллоустонский национальный парк, Йеллоустоун, волк на развлекательном портале Скорее всего, эти волки вернулись в Альпы в 80-е годы из труднопроходимых районов итальянских Апеннин. Find out how many wolf species exist, the characteristics that make each wolf's howl unique, and how the wolf population in the continental United States nearly became extinct.

Волк, прописавшийся в прериях 5 букв

Койот: среда обитания, особенности, образ жизни лугового волка Этих животных называют не только собаками, но и волками, хотя они несколько меньше по сравнению с волками обыкновенными.
Black Canadian Wolf – Telegram волчий обитатель прерий.
I Saved 100 Dogs From Dying - YouTube Всем дикие места вблизи в окрестностях острова Вир.И еще нашли обитателей моря,до сель нам не полазили в интернете и нашли что же это за весело.
«Волчья династия Йеллоустоуна (1). Стая» (Познавательный, природа, животные, 2018) Find out how many wolf species exist, the characteristics that make each wolf's howl unique, and how the wolf population in the continental United States nearly became extinct.

В Шотландии сотрудники центра дикой природы умертвили волчью стаю после гибели ее вожака

В Западной Фтиотиде волки стали регулярно навещать села в поисках пищи, ситуация вышла из-под контроля. Журавлева целитель магических животных читать. Ответ на вопрос: «Волчий обитатель прерий» Слово состоит из 5 букв Поиск среди 775 тысяч вопросов. Всем дикие места вблизи в окрестностях острова Вир.И еще нашли обитателей моря,до сель нам не полазили в интернете и нашли что же это за весело.

В мире животных Удивительные животные Стая Волков

Встречайте: мелвильский островной волк – обитатель арктических просторов, который смог приспособиться к экстремально низким температурам, затяжной полярной ночи и скудному рациону пищи. 6-го уровня. Этот НИП может быть найден в следующих зонах: Мулгор. В Западной Фтиотиде волки стали регулярно навещать села в поисках пищи, ситуация вышла из-под контроля. Волки великих равнин США. Волчий обитатель прерий. Скорее всего, эти волки вернулись в Альпы в 80-е годы из труднопроходимых районов итальянских Апеннин. Волчий обитатель прерий. Волк с североамериканской пропиской.

«Это, блин, не кенгуру»: активисты заявляют, что тасманийский волк не вымер

По сценарию картины ученые смогли воскресить динозавров, получив образец ДНК из остатков их крови, найденных в брюшке комара, заключенного в янтарь. Специалисты к таким вольностям сюжета отнеслись, мягко говоря, скептически. Динозавры вымерли 66 миллионов лет назад, при этом молекулы ДНК даже теоретически не могут сохраняться более миллиона лет. В реальности же они распадаются намного быстрее. Следующим объектом внимания "воскрешателей" стали мамонты. На первый взгляд, с ними все должно быть проще, чем с динозаврами.

Эти предки слонов вымерли "всего" 10 000 лет назад а по некоторым сведениям — 5 000 , и их останки все это время хранились в вечной мерзлоте. Но даже из этого биологического материала извлечь полностью сохранившуюся ДНК пока не получается — исследователям достаются лишь разрозненные фрагменты молекулы. Поэтому теперь ученые переключились на виды, которые вымерли относительно недавно, и один из них — тилацины. Эти сумчатые волки когда-то обитали по всей Австралии, Новой Гвинее и Тасмании.

Как правило, убежище лугового волка располагается в центре его обособленной территории владения. Площадь такой территории доходит до двух десятков километров квадратных. На этой территории обитает либо пара волков, либо целая семья.

У койотов могут быть и временные убежища для отдыха или для того, чтобы скрыться от преследователей. Сколько живут койоты В природе койоты живут, как правило, не более десяти лет, а средняя продолжительность жизни хищника в неволе составляет примерно восемнадцать лет. Размножение и потомство Как самцы, так и самки готовы к размножению после достижения одного года жизни. Несмотря на это, животные образуют семейные пары ближе к двум годам жизни. Семейная пара считается их основной социальной единицей, хотя животные могут обитать немногочисленными группами, в которые могут входить и другие семьи. Брачный период начинается в январе месяце и длится где-то один месяц. После оплодотворения, самка вынашивает свое будущее потомство на протяжении двух месяцев.

После истечения этого срока, на свет появляется от 4-х до 12-ти малышей, хотя это не предел. Численность будущего потомства зависит от некоторых факторов, в том числе и от наличия пропитания в достаточном количестве. Потомство появляется на свет абсолютно слепым. Питается оно молоком матери на протяжении полутора месяцев. Оба родителя заботятся о своем потомстве, а также принимают участие в его воспитании. В обязанности самца входит защита семейства от природных врагов, при этом он приносит в логово еду и кормит самку, а также и детенышей, отрыгивая пищу.

В охоте назначение стаи — охота на крупную добычу, с которой койоту-одиночке не справиться. Семейные пары у койотов отличаются постоянством. Эти животные могут жить вместе долгие годы, не проявляя интереса к другим партнерам. Спаривание у койотов приходится на зимний период — с января по февраль. Самки красного волка отличаются завидной плодовитостью: в выводке может быть до двух десятков щенков. Однако в больших пометах почти всегда отмечается значительный процент смертности: до года доживает не более трети щенков. Беременность длится около трех месяцев. Появление выводка на свет обычно происходит в главном логове семьи. Но каждая семейная пара имеет в запасе и несколько запасных убежищ. Это могут быть расщелины в скалах или норы. Обычное логово красного волка — нора. Их животные, как правило, роют сами. Но этот хищник охотно селится и в чужих жилищах. Территория, которую считает своей и контролирует взрослое животное, может иметь диаметр до двух десятков километров.

Активно используются пастушьи собаки , а также электрические заборы, световые и акустические методы для отпугивания диких зверей. В то же время улучшаются жилищные условия обитателей горных деревень. Кроме того, действуют финансовые стимулы для фермеров, готовых держать скот в районах обитания волков. В Швейцарии разгорелись активные дебаты на волчью тему. Одни призывают снять запрет на охоту, так как волки отрицательно влияют на экономику, сельское хозяйство и туризм в альпийских регионах.

Cловарь кроссвордов

  • Какой волк в прерии воет, 5 букв
  • Хорватия.остров Вир.Нашли миленьких обитателей моря.В интернете узнали кто это...
  • Санитар лугов Канады - слово из 5 букв в ответах на сканворды, кроссворды
  • Лучший Захватывающий ужас Остров 2019

В Альпы вернулись дикие волки

И тут признаюсь, я потерял самообладание. С учеными это случается нечасто, но я ничего не мог с собой поделать! В порыве гнева я вскинул винтовку, но, к счастью, она была так забита песком, что выстрела не последовало. Волки не проявляли никаких признаков беспокойства до тех пор, пока я не заплясал в бессильной ярости, тряся бесполезной винтовкой и посылая проклятия в их настороженные уши.

Тут они обменялись насмешливыми взглядами и неслышно удалились. Я тоже последовал их примеру — мое душевное состояние исключало возможность аккуратного выполнения научных обязанностей. Откровенно говоря, я вообще был ни на что не способен.

Оставалось только поскорее вернуться в домик Майка и постараться найти забвении в бутылке «волчьего коктейля». В ту ночь я долго и весьма плодотворно «совещался» с упомянутым напитком. По мере того как мои душевные раны затягивались под его исцеляющим влиянием, я пересмотрел события последних дней.

Несмотря на предвзятость, я вынужден был прийти к убеждению, что освященное веками общечеловеческое характере волка — чистая ложь. Трижды на протяжении недели моя жизнь целиком зависела от милости этих «беспощадных убийц». И что же?

Вместо того чтобы разорвать меня на куски, волки каждый раз проявляли сдержанность, граничащую с презрением, даже когда я вторгся в их дом и, являл собой прямую угрозу детенышам. Все это было совершенно очевидно, но как ни странно, я весьма неохотно расстался с дряхлым мифом. У меня не было желения его развеять — отчасти потому, что, став на новую точку зрения относительно волчьей натуры, я боялся прослыть отступником.

Признаюсь, немалую роль сыграло и следующее соображение: ведь моя правда восторжествует, то эта экспедиция лишится лестной славы предприятия опасного, полного жутких приключений. И, наконец, не последнюю роль в моем упорстве сыграло еще одно обстоятельство: очень трудно было примириться с тем фактом, что тебя признают окончательным идиотом, причем не собратья-люди, а какие-то дикие звери. Однако я устоял.

Наутро после ночного «собеседования» я чувствовал себя отвратительно физически, но духовно очистился — вступил в борьбу с дьяволом-искусителем и победил. Я принял твердое решение: с этого часа пойду в волчье царство с открытым сердцем и научусь видеть и познавать волков не такими, как их принято считать, а такими, какие они есть на самом деле. Для начала я устроил собственное логово неподалеку от волчьего, однако не настолько близко, чтобы мешать мирному течению их жизни.

Ведь как-никак это я, чужак, к тому же не волкоподобный, вторгся к ним и мне казалось, что не следуетслишком торопить события. Покинув избушку Майка без всяких сожалений чем теплее становились дни, тем сильнее в ней пахло , я разбил небольшую палатку на берегу залива, прямо против логовища. Лагерный инвентарь пришлось сократить до минимума: примус, котелок, чайник и спальный мешок — вот и все хозяйство.

Никакого оружия я не взял о чем иногда случалось пожалеть. У входа в палатку установил большую стереотрубу, это позволило днем и ночью обозревать логовище, даже не вылезая из спального мешка. В первые дни я отсиживался в палатке и лишь ненадолго выходил в случае крайней необходимости, да и то когда волков не было видно.

Добровольное «одиночное заключение» понадобилось для того, чтобы звери привыкли к палатке и воспринимали ее просто как еще один бугор на весьма холмистой местности. Позже, когда от комаров не стало житья, я и вовсе перестал выходить из своего убежища если не дул сильный ветер : ведь самыми кровожадными созданиями в Арктике оказались вовсе не волки, а несносные комары. Предосторожности, принятые мной для сохранения покоя волков, оказались излишними.

Если мне понадобилась неделя, чтобы трезво оценить характер волков, то они меня раскусили с первой же встречи. Не скажу, чтобы с их стороны наблюдалось явное неуважение к моей особе, но звери как-то умудрялись не только игнорировать меня, но и не обращать внимания на сам факт моего существования-признаться, это все-таки обидно. По чистой случайности я раскинул палатку шагах в двадцати от одной из главных троп, по которой волки уходили на охоту и возвращались со своих угодий, лежавших на западе.

Через несколько часов после моего переезда на тропе показался волк, державший путь к себе домой. Он возвращался с ночной работы, устал и стремился поскорее добраться до постели. Волк поднимался по тропинке, шедшей в гору, и находился от меня не более чем в сотне шагов; голова его была опущена, глаза полузакрыты, казалось он глубоко задумался.

Ничто в нем не напоминало то на редкость чуткое и осторожное существо, каким рисет волка вымесел. Напротив, он был настолько чем-то поглощен, что, вероятно, так и не заметил бы палатку, хотя проходил совсем рядом с ней. Но я вдруг задел локтем чайник, и тот звякнул.

Волк поднял голову и широко открыл глаза, однако не остановился и не прибавил шага. Быстрый взгляд искоса — вот и все, чем он меня удостоил. Правда, я не стремился привлекать особого внимания, но от такого полного пренебрежения мне просто становилось неловко.

На пртяжении двух недель волки почти каждую ночь пользовались тропой, проходящей возле палатки, но никогда, если не считать одного памятного случая, они не проявляли ни малейшего интереса ко мне. К тому времени, когда произошло упомянутое событие, я уже немало узнал о своих соседях. Выяснилось, например, что они вовсе не бродяги-кочевники, какими их принято считать, а оседлые звери, и к тому же хозяева обширных владений с очень точными границами.

Территория, составлявшая собственность наблюдаемой мной семьи волков, занимала свыше двухсот пятидесяти квадратных километров; с одной стороны она была отделена рекой, но в остальных направлениях не имела четких географических рубежей. Тем не менее границы существовали, и очень ясно обозначенные, разумеется, на волчий манер. Тот, кто наблюдал, как собака на прогулке оставляет свои визитные карточки на каждом подходящем столбе, уже догадался, каким способом волки отмечают свои владения.

Примерно раз в неделю стая совершает обход «фамильных земель» и освежает межевые знаки. Подобная заботливостьв данном случае, очевидно, обьяснялась наличием еще двух волчьих семейств, чьи «поместья» примыкали к нашему. Впрочем, мне ни разу не пришлось быть свидетелем разногласий или драки между соседями.

Поэтому все дело, по-видимому, сводится просто к трагедии. Так или иначе, но, убедившись в наличии у волков сильно развитого чувства собственности, я решил воспользоваться этим и заставить их признать факт моего существования. Как-то вечером, когда волки ушли на ночную охоту, я сделал заявку на собственный земельный участок площадью около трехсот квадратных метров, с палаткой в центре, который захватил отрезок волчьей тропы длиной примерно в сотню метров.

Что-бы гарантировать действенность заявкт, я счел необходимым через каждые пять метров оставлять знаки владельца на камнях, покрытых мхом кочках и на клочках растительности — по всей окружности захваченной территории. Застолбить участок оказалось труднее, чем я предполагал. На это ушла большая часть ночи; пришлось часто возвращаться в палатку и выпить неимоверное количество чая.

Но к утру, когда охотники обычно возвращались, все было готово. Чувствуя себя несколько изнуренным, я прилег в палатке в надежде немного отдохнуть и одновременно проследить за результатом. Долго ждать не пришлось.

Как всегда сосредоточенный, он, по своему обыкновению, даже не соизволил взглянуть в сторону палатки. Но, поравнявшись с местом, где граница моих владений пересекла его путь, волк резко остановился, словно наткнулся на невидимую преграду. Нас разделяли каких-нибудь пятьдесят метров, и в бинокль мне было отлично видно, как выражение усталости сменилось у зверя сильнейшим замешательством.

Осторожно вытянув нос, волк принюхался к одному из помеченных мною кустиков. Он, казалось, никак не мог сообразить, что следует предпринять. После минутной растерянности волк отошел на несколько шагов и только тогда наконец взглянул на палатку и на меня.

Это был долгий, изучающийся, очень внимательный взгляд. Но после того как я добился своей цели и заставил волка обратить на себя внимание, мне в голову пришла тревожная мысль: не нарушил ли я по поведению какой-нибудь важный волчий закон и не придется ли теперь расплачиваться за собственную опрометчивость? Вот когда я пожалел, что не захватил с собой оружия, — взгляд волка становился все болеепристальным, глубоким и жестким.

Меня это начинало нервировать. Я и раньше-то не любил игры в гляделки, а тут еще против меня выступал такой мастер. Взгляд желтых глаз становился все свирепее, все злее; тщетно старался я принудить волка потупиться.

Положение-хуже некуда. В отчаянной попытке выйти из создавшегося тупика я громко откашлялся и на какую-то долю секунды повернулся спиной к противнику, давая ему понять, что нахожу его бесцеремонную манеру — глазеть на незнакомого человека — по меньшей мере невежливой, если не оскорбительной. Волк, казалось, понял намек и немедленно перестал на меня таращиться.

Встав на ноги, он еще раз принюхался к моему знаку и, очевидно, принял решение. Быстро, с уверенным видом он начал систематический обход участка, который я застолбил для себя. Подойдя к очередному «пограничному» знаку, он обнюхал его разок-другой, затем старательно делал свою отметку на том же пучке травы или на камне, но с наружной стороны.

Наблюдая за ним, я понял, в чем моя ошибка, вызванная невежеством: волк ставил свои знаки крайне экономно и смог проделать весь круг не разу не заправляясь, или, если слегка изменить сравнение, на одном баке горючего. Через каких-нибудь пятнадцать минут операция была закончена. Затем волк вышел на тропу там, где кончались мои владения, и рысцой пустился к дому, предоставив мне пищу для самых серьезных размышлений.

Иногда кто-нибудь из них мимоходом останавливался у демаркационной линии и освежал свою сторону пограничного знака. В свою очередь я, в меру сил и способностей, старался не отставать от соседей. Опасения за личную безопасность постепенно исчезли, и я смог все внимание уделять изучению зверей.

Очень скоро наблюдения показали, что волки ведут размеренный образ жизни, однако не являются рабами твердого режима. Во второй половине дня самцы отправляются на ночной промысел. Порой это происходит в четыре часа, но они могут и промедлить — до шести или семи часов вечера.

В поисках добычи волки рыскают довольно далеко от логова, хотя, по-видимому, всегда остаются в пределах угодий, занятых семьей. По моим подсчетам, охотясь в нормальных условиях, волки до зари успевают сделать около шестидесяти километров. В трудные же времена им приходится покрывать еще большее расстояние — мне доводилось видеть, как самцы возвращались домой только после полудня.

Остаток дня они спят, но на свой особый, волчий манер, то есть свертываются калачиком на пять-десять минут, после чего быстро встают, оглядываются и, повернувшись на месте разок-другой, снова ложатся. Волчица и волчата обычно ведут дневную жизнь. Едва самец отправляется на вечернюю охоту, как самка скрывается в логове и почти не показывается, разве только чтобы глотнуть свежего воздуха, попить воды или наведаться в мясной тайник.

Склады провианта заслуживают упоминания. Вблизи от логовища волки никогда не хранят пищи; сюда доставляется только такое ее количество, какое необходимо для немедленного потребления. Все излишки, добытые на охоте, волки сносят в тайник, расположенный метрах в восьмистах от логова, среди нагромождения валунов, и прячут мясо в расщелинах.

Запасы предназначаются главным образом для питания кормящей волчицы, которая лишена возможности сопровождать самца в далекие охотничьи походы. Я заметил, что тайником исподтишка пользовалась пара песцов, чья нора находилась неподалеку. Волки, разумеется, знали место расположения норы и наверняка замечали «утечку» продуктов, но ничего не предпринимали против воришек, хотя им не составляло труда выкопать и уничтожить их выводок.

Песцы в свою очередь совершенно не боялись волков, и мне неоднократно доводилось видеть песца, тенью кравшегося по пятам волка, который никак на это не реагировал. Позже я пришел к выводу, что почти все волчьи логовища в тундре представляют собой заброшенные песцовые норы, впоследствии занятые и расширенные новыми хозяевами. Возможно, именно полезность песцов как землекопов и обеспечивает им неприкосновенность, но скорее всего терпимость проявление присущего им дружелюбия.

В течение дня, когда волки-самцы относятся к этому снисходительно, волчица довольно рьяно занимается домашним хозяйством. Волчата с визгом вырываются из опостылевшего заточения и тоже проявляют бурную активность, доводящую их до полного изнеможения. Круглые сутки что-нибудь да происходит; не удивительно, что мне почти не удавалось оторваться от стерео трубы.

После двух суток непрерывных наблюдений я дошел до предела. Создалось безвыходное полежение: спать я не решался, боясь пропустить что-нибудь важное, с другой стороны, я буквально валился сног, в глазах двоилось, временами даже троилось. Впрочем, последнее обстоятельство, возможно, зависело от внушительного количества «волчьего коктейля», к которому я усердно прибегал, чтобы не заснуть.

Требовалось что-то предпринять, иначе рухнет намеченная программа исследований. Мне долго не долго не приходило в голову ничего путного, но как-то, глядя на одного из волков, мирно дремавшего на холмике у логова, я неожиданно нашел исключительно простое решение проблемы: мне следовало научиться спать как волки. Однако выполнить задуманное удалось не сразу, сказывалось отсутствие сноровки.

Я пробовал закрыть глаза и приказать проснуться через пять минут — ничего не вышло. Раз-другой мне действительно удавалось задремать на короткое время, но затем я засыпал по-настоящему и спал несколько часов кряду. Вскоре я понял, в чем ошибка.

Оказывается, необходимо было точно повторить все действия дремлющего волка. В конце концов я убедился, что свертывание клубком в начале и кружение в конце каждого периода дремоты — совершенно необходимое условие успеха. Чем это обьясняется, я так и не знаю.

Возможно, изменение положения тела усиливает кровообращение. Но зато я знаю совершенно точно. К сожалению, волчья дрема совершенно не подходит к условиям нашего общества, в чем мне пришлось убедиться на собственном опыте после возвращения в цивилизованный мир.

По мере того как я все глубже вовлекался в круговорот повседневных занятий волчьей семьи, мне становилось труднее сохранять к волкам безличное отношение. Несмотря на все старания подходить к ним с чисто научной обьективностью, мне так и не удалось избежать влияния их индивидуальностей. Главу семейства я назвал Георгом в честь Царственного джентельмена, за которого я сражался в годы войны в качестве простого солдата и которого он мне очень напоминал.

Правда, в полевых дневниках Георг значился просто как волк А. Это был массивный серебристо-белый зверь с на редкость величественной осанкой. Он был на добрую треть крупнее своей подруги, но едва ли нуждался в таком большом росте, который лишь подчеркивал его властную уверенность.

Георг умел держаться внушительно. Он обладал врожденным чувством собственного достоинства, однако ни в коей мере не чурался других. Снисходительный к ошибкам, заботливый и в меру любящий, он казался тем идеальным отцом семейства, какие нередко встречаются на страницах скучнейших семейных мемуаров, но чей реальный прототип редко ступает по земле на двух ногах.

Короче говоря, Георг относился к тому типу отца, которого охотно признал бы любой сын. Его подруга также произвела на меня неизгладимое впечатление. Это была стройная, почти чисто-белая волчица с густым меховым боа вокруг шеи.

Широко расставленные, слегка раскосые глаза придавали ей сходство с плутоватой девчонкой. Красивая, кипучая, страстная, сущий дьявол, если разозлится, — казалось бы, ее не назовешь воплощением материнства. И все же лучшей матери не сыщешь.

Я поймал себя на том, что называю ее Ангелиной, хотя так и не отыскал в глубинах собственного подсознания никаких следов, обьясняющих, откуда возникло это имя. Мне очень нравился Георг, я уважал его, но к Ангелине проникся глубокой любовью, и до сих пор лелею надежду когда-нибудь встретить женщину, в которой воплотились бы все ее достоинства. Ангелина и Георг — нежнейшая супружеская пара, какую редко можно встретить.

Насколько я знаю, они никогда не ссорились и с неподдельной радостью встречались даже после короткой разлуки. Они были страшно привязаны друг к другу, но увы, страницы моих дневников, предусмотрительно отведенные для детальных описаний брачных повадок волков, так и остались пустыми, насколько это касалось Георга и Ангелины. Вопреки ожиданиям я обнаружил, что физическая любовь занимает в жизни волков каких-нибудь две или три недели — происходит это ранней весной, обычно в марте.

Самки-девственицы а все волчицы сохраняют невинность до двухлетнего возраста спариваются в это время и в отличие от собак, которые многое переняли от своих хозяев, сходятся только с одним волком, которому остаются верны на всю жизнь. Если фраза «только смерть разлучит нас» для большинства людей не более как жалкий обман в брачном договоре, то у волков это непреложный закон. Волки строго придерживаются единобрачия, и хотя восхищаться подобной добродетелью не обязательно, однако приписывать волкам крайнюю распущенность в половых связях по меньшей мере ханжество.

Я так и не смог установить, давно ли Георг и Ангелина составили супружескую пару, но позднее Майк рассказал, что видит их вместе по крайней мере лет пять при пересчете на сравнительную продолжительность жизни волков и людей это равносильно тридцати годам. Майк и эскимосы легко, как старых знакомых, узнавали «в лицо» волков своего района, причем эскимосы но не Майк были о них столь высокого мнения, что и в мыслях не допускали убить волка или причинить ему какой-нибудь вред. Эскимосы хорошо знали не только Георга и Ангелину, но и остальных членов их семейства — место же, где находится их логово, известно охотникам свыше сорока, а то и пятидесяти лет, на протяжении которых многие поколения волков выращивали там свое потомство.

Поначалу меня совершенно сбивала с толку одна особенность, относящаяся к организации волчьей семьи. Во время прежних посещений логова я видел там трех взрослых волков. После того как я установил постоянное наблюдение за логовищем, мне вновь довелось несколько раз видеть «лишнего» волка.

Он представлял абсолютную загадку, так как в то время мне казалось, что нормальная волчья семья состоит из самца, самки и детенышей. Я еще не успел в достаточной степени проникнуть в волчий мир, мне и в голову не могла прийти возможность существования у них извечного треугольника. Третий волк, кем бы он ни был, внешностью и характером отличался от Георга-он был ниже ростом, менее подвижен и энергичен, с серым чепраком на белой шкуре.

Едва я увидел его играющим с волчатами, как тотчас окрестил «дядюшкой Альбертом». Шестое утро моего бодрствования выдалось ясным и солнечным. Ангелина с потомством не приминула воспользоваться хорошей погодой.

С восходом солнца в три часа утра вся компания перебралась из логовища на ближайший песчаный холмик. Там волчата принялись обрабатывать мать с таким энтузиазмом, который любую женщину непременно довел бы до истерики. Правда, они хотели есть, но и резвость била в них ключом.

Двое волчат пытались оторвать материнский хвост, они рвали и драли его с такой яростью, что шерсть летела клочьями — двое других делали все, что только могли, чтобы оставить мать без уха. Около часа Ангелина героически терпела пытку, затем, вся взъерошенная, попробовала защищаться: села на собственный хвост и спрятала истерзанную голову между лапами. Но где — накинулись на ее ноги, по одному на каждую.

Моим глазам предстало жалостное зрелище: Ангелина, словно шаман, отгоняющий злых духов, изо всех сил пыталась одновременно прикрыть лапы, хвост и голову. Наконец волчица не выдержала. Она отпрыгнула в сторону от своих мучителей и убежала на высокую песчаную гряду за логовищем.

Четверо волчат весело помчались за ней, и тут Ангелина издала своеобразный крик. Проблема общения волков между собой впоследствии чрезвычайно меня интересовала, но в данном случае я еще находился под влиянием широко распространенного заблуждения, что ни у одного живого существа, кроме человека, не существует развитой системы звуков для связи между собой. Пронзительному и тоскливому вою Ангелины трудно было дать определенное толкование.

И все же я уловил в нем мольбу и почувствовал невольное сострадание секунды после ее cri decoeur, раньше чем налетела банда волчат, появился спаситель. Им оказался тот самый, третий волк, он спал в ямке, вырытой в песке на южном склоне оза в том месте, где насыпь уходит под воду залива. Я и не подозревал, что он там, пока волк не поднял голову.

Вскочив на ноги и отряхнувшись он рысью пустился наперерез волчатам, которых отделяла от матери последняя ступень склона. С захватывающим интересом следил и за тем, как он своим плечом опрокинул ближайшего волчонка на спину и спустил его в низ по откосу, легонько куснул другого за толстенький задок и погнал их всех к тому месту, которое, как мне удалось выяснить позднее, служило волкам площадкой для игр. Не решаюсь вложить человеческую речь в уста волка, но все происходившее затем было настолько красноречиво, словно он сказал: «Если хотите потренироваться, ребята, то вот он я-ваш волк!

И в самом деле, в течение последующего часа он с таким азартом возился с волчатами, будто сам был одним из них. Игры часто менялись, многие очень напоминали игры ребятишек, например пятнашки, которые особенно полюбились волчатам, причем Альберт всегда «водил». Прыгая, катаясь и носясь между волчатами, он умудрялся никогда не выскакивать за пределы детской площадки, но при этом задал малышам такую гонку, что они выдохлись.

Альберт мельком глянул на них, кинул быстрый взгляд на гребень эскера, где спокойно отдыхала Ангелина, бросился на землю посреди усталых волчат и перевернулся на спину, как бы приглашая малышей потренироваться в нанесении увечий. Волчата не заставили себя просить. Один за другим они поднимались и шли в бой.

На сей раз воодушевление было полным, запрещенных приемов не существовало-во всяком случае, для них. Волчата пытались задушить Альберта, но их маленькие, хоть и острые зубки не могли справиться с густой шерстью на груди старого волка. Охваченный приступом детского садизма, один волчонок повернулся задом к лежащему и принялся лапами швырять ему в морду тучи песка.

Другие подпрыгивали вверх, насколько позволяли их маленькие, кривые лапки, и с глухим ударом шлепались на незащищенное брюхо Альберта. В промежутках между прыжками они пытались жевать любую уязвимую часть тела волка, какая только попадалась им на зубы. Меня заинтересовало, сколько же он в состоянии выдержать.

Очевидно, волк оказался чрезвычайно выносливым, во всяком случае, он дождался, пока волчата в полном изнеможении не свалились в крепком сне. Только тогда он поднялся и отошел от них, шагая осторожно, чтобы не наступить на маленькие тельца, раскинувшиеся на песке. Но и после этого он не вернулся в свою уютную постель хотя, несомненно, заслужил отдых после нелегкой ночной охоты.

Он уселся на краю детской площадки, задремал, как дремлют волки, и часто поглядывал на спящих-тут ли они, не грозит ли им опасность. Его подлинное место в волчьей семье по-прежнему оставалось загадочным, но стой поры в моих глазах он стал «добрым старым дядюшкой Альбертом». А ведь это моя основная задача, так как получение ответа, нужного моим нанимателям, являлось, в сущности, целью экспедиции.

Карибу — единственные крупные травоядные, которые в значительном количестве встречаются в арктической тундре. В прошлом они были здесь так же многочисленны, как некогда бизоны в прериях, но за последние три-четыре десятилетия их поголовье катастрофически сократилось. По данным различных правительственных учреждений, полученным от охотников, трапперов и торговцев, главной причиной постепенного исчезновения карибу является их уничтожение волками.

Поэтому деятелям министерства вкупе с учеными, организовавшими эту экспедицию, представлялось наиболее безопасным произвести на месте исследование взаимоотношения волк — олень. В результате предполагалось получить неопровежимые научные доказательства виновности волков, достаточные для широкой кампании по их истреблению. Я занимался порученным делом, старательно искал улики, угодные начальству, но пока не нашел ни одной.

И не было никакой уверенности, что найду. К концу июня последние стада карибу прошли мимо залива Волчьего Дома, направляясь в дальнюю тундру, примерно за триста-пятьсот километров к северу, где они проводят лето. Чем же будут питаться мои волки в течение долгих месяцев и чем они собираются кормить своих вечно голодных волчат?

Во всяком случае, не оленьим мясом. Ведь карибу ушли! А если не олениной, то чем же?

Перебрал в уме все возможности, я так и не сумел найти источника пищи, который был бы в состоянии удовлетворить аппетиты трех взрослых волков и четырех волчат. Кроме меня самого а эта мысль неоднократно приходила мне в голову вокруг не осталось подходящей дичи для волка. Правда, здесь водятся полярные зайцы, но в ничтожно малом количестве, а кроме того, они так быстры на ногу, что волку их не поймать, разве что на редкость повезет.

Тундрянок и других птиц множество, но они умеют летать, а волки нет. Озера и речки изобилуют гольцом, хариусом и сигом, но волки-не выдры. Дни шли, а тайна все сгущалась.

Волки выглядели хорошо упитанными, и это делало загадку еще более непостижимой. Но окончательно сбивало меня с толку, доводя чуть не до умопомешательства, следующее обстоятельство: каждый вечер оба самца уходили на охоту и возвращались под утро, но никогда ничего не приносили. Насколько можно было судить, все семейство жило на диете, состоящей из воды и воздуха.

Они уничтожали молодые побеги лиственных деревьев, полностью выщипывали траву и вытаптывали кустарники. Из парка исчезли медведи, которые питались ягодами, ушли мелкие грызуны и кролики, пропали птицы и бобры, началась обширная эрозия почвы и обмеление рек. К счастью, ученые спохватились и завезли в Йеллоустон 66 макензийских равнинных волков. Дальнейшие исследования показали, что волки были вершиной трофического каскада, который составлял хрупкую основу биосферы заповедника.

Но произошла очередная задержка — неисправный цилиндр успел осесть, и потребовалось зарядить его новой порцией тюленьего жира. Освобожденный для разбега самолет вновь поразил своего хозяина — на этот раз он решительно отказывался подняться в воздух. Мы катили по маленькому озерку на полном газу, но никак не могли оторваться. В последний момент летчик резко рванул руль, самолет описал на лыжах крутую дугу, подняв тучу снега, которая чуть было не погребла нас, и мы, несколько озадаченные, оказались на месте старта.

А, ладно! Снимем запасное горючее и облегчим вес. Резервные бочки с бензином были взяты на борт для обеспечения обратного рейса до Черчилля, и по-моему выбрасывать их было несколько опрометчиво. Но так как командовал он, то мне оставалось только молчать. После того как мы выгрузили запасное горючее, летчик с первой же попытки поднял машину в воздух, разумеется, предварительно накачав злополучный цилиндр. Но даже родная стихия не доставила самолету особого удовольствия. Скорее наооборот, он упорно отказывался подняться выше ста метров, а указатели оборотов обоих моторов неуклонно показывали примерно три четверти законной нормы. А ну-ка, откройте глаза пошире… Вытянув шею, я тщетно пытался что-нибудь разглядеть сквозь мутный, исцарапанный плексигласовый иллюминатор.

Самолет шел в густом сером облаке, порой даже скрывался конец крыла. Волков я не видел, никаких признаков волков. Мы жужжали уже около трех часов. С таким же успехом можно было провести их на дне бочки с черной патокой — впечатление от мира, расстилавшегося под нами, осталось бы таким же. Но вот летчик перешел в крутое пике и прокричал: — Иду на посадку! Бензина осталось в обрез на обратную дорогу. Впрочем, под нами чудесная волчья страна. Волки что надо!

Мы вынырнули из-под облака в десяти метрах от земли и обнаружили, что летим над замерзшим озером в долине шириной около полутора километров, окруженной высокими скалистыми холмами. Ни секунды не колеблясь, летчик приземлился. И если раньше я сомневался в его летных способностях, то теперь мог только восхищаться его искусством — ведь он умудрился сесть на одну исправную лыжу! Только когда самолет почти окончательно потерял скорость, пилот осторожно поставил его на больную правую «ногу» и не стал глушить моторы. И побыстрее. А то стемнеет, прежде чем мы доберемся до Черчилля. Тут сонный на вид механик воспрянул духом, и мгновенно во всяком случае, мне так показалось все мое снаряжение очутилось на льду. Брезентовое каноэ отвязали от фюзеляжа и вновь до отказа накачали цилиндр амортизатора.

Увидев содержимое каноэ, летчик бросил на меня укоризненный взгляд. Хорошенький подвесок, ничего не скажешь! Как-нибудь осенью вернусь за вами, если эта старая колымага не развалится. Не унывайте! Вокруг полно эскимосов — они в любое время доставят вас в Черчилль. Сам не очень-то уверен. Скажем, примерно в пятистах километрах к северо-западу от Черчилля. Достаточная точность?

Но как бы то ни было, карты этих мест не существует… Счастливо! Дверца кабины захлопнулась. Моторы взревели во всю мощь, как им и положено, самолет запрыгал по заслугам, нехотя поднялся и исчез в хмуром небе. Да, кажется, я и впрямь попал в самую настоящую страну волков. Мне даже померещилось множество волчьих глаз, которые настороженно следят за мной. Я зарылся в гору багажа, отыскал револьвер и постарался критически оценить создавшееся положение. Оно было не из блестящих. Правда, мне — это бесспорно — удалось проникнуть в самое сердце Киватинской тундры.

Кроме того, создано даже некоторое подобие базы, хотя ее местоположение — на льду озера, вдали от берега — оставляет желать лучшего. Как бы то ни было, до сих пор я строго придерживался инструкции. Однако следующий пункт оперативного приказа явно противоречил реальным возможностям: 3, разд. Немедленно по организации постоянной базы вам надлежит, используя водные пути, отправиться на каноэ в широкий объезд окружающей территории с целью общего ознакомления и сбора достаточных статистических сведений о численности Canis lupus и области их распространения, а также для установления непосредственного контакта с изучаемым объектом… Я и рад бы действовать согласно инструкции, но толстый лед под ногами вынуждал отложить плавание на каноэ по крайней мере на несколько недель, а, возможно, и навсегда. К тому же, лишенный других средств транспорта, я просто не знал, как начать перевозку целой груды снаряжения на твердую землю. Что же касается «установления контакта с объектом изучения», то сейчас я вообще не ставил перед собой этой задачи, если только сами волки не проявят инициативы. Как быть? Ведь инструкция составлялась специально для меня после консультации с Метеорологической службой.

Там клятвенно заверили мое начальство, что к намеченному сроку моего прибытия в центральную тундру озера и реки «обычно» очищаются ото льда. Еще в Оттаве я твердо усвоил правило: никогда не оспаривать сведений, исходящих от других отделов; ведь если полевые работы срываются из-за неверной информации, то виноватым все равно оказывается полевой работник. В создавшемся положении оставался только один выход: несмотря на обескураживающий ответ на мою первую радиограмму, просить новых указаний из Оттавы. Я мгновенно распаковал портативную радиостанцию и водрузил ее на штабель ящиков. Должен признаться, что раньше у меня как-то не хватало времени, чтобы ознакомиться с аппаратурой. Поэтому сейчас, перелистав приложенное руководство, я несколько растерялся: меня снабдили моделью, предназначенной для лесников, радиус ее действия в нормальных условиях не превышал тридцати километров. Тем не менее я присоединил батареи, поднял антенну и, согласно наставлению, принялся вертеть ручки и нажимать кнопки, словом — вышел в эфир. По причинам, известным лишь министерству транспорта, которое выдает разрешения на переносные рации такого типа, мои позывные были «Дэзи Мей».

Несколько часов кряду несчастная Дэзи посылала отчаянные призывы в темнеющее полярное небо, но — ни шепота в ответ. Я уж совсем было согласился с приведенной в наставлении весьма скептической оценкой рации и собирался прекратить бесплодные попытки, как вдруг уловил слабый человеческий голос, едва слышный сквозь свист и треск в наушниках. Поспешно настроившись на волну, я с трудом разобрал несколько испанских слов. Я понимаю, что мое дальнейшее повествование может вызвать недоверчивую улыбку читателей, но так как я сам абсолютно не смыслю в радиотехнике, то мне остается лишь привести объяснение, данное позднее одним экспертом. Добавлю также, что ни один рядовой биолог, и я в том числе, ни за что не сумел бы выдумать такой истории. Техническая сторона вопроса сводилась к загадочному явлению, известному по названием «прыжок волны»: в результате определенного сочетания атмосферных условий маломощные радиостанции особенно на Севере иногда осуществляют связь на очень большое расстояние. Моя установка побила все рекорды. Станция, которую я поймал, принадлежала радиолюбителю в Перу.

Его английский язык был не лучше моего испанского, и прошло немало времени, прежде чем мы начали понимать друг друга. Но и после этого он остался при убеждении, что с ним говорят откуда-то неподалеку, с Огненной Земли. Я совершенно вымотался, пока наконец столковался с перуанцем. Он записал основной смысл моего сообщения и обещал переслать его в Оттаву по обычным каналам связи. Памятуя недавнее суровое предупреждение, я свел свое послание к десяти словам, которые были неправильно поняты в Перу и в довершение основательно перевраны при переводе. Во всяком случае, их оказалось вполне достаточно, чтобы, как мне стало известно впоследствии, вызвать переполох в официальных кругах. Телеграмма пришла из Южной Америки и поэтому поступила не в мое министерство, а в министерство иностранных дел. Там лишь установили, что депеша, по-видимому, передана с Огненной Земли и, кажется, зашифрована.

Срочно запросили министерство обороны, в котором никак не могли расшифровать код или хотя бы собрать какие-нибудь сведения о таинственном канадском агенте, засланном в район мыса Горн. Клубок распутался совершенно случайно. С похвальной хотя почти необъяснимой проницательностью сановник признал меня наиболее вероятным автором радиограммы. Однако возникла новая, еще более волнующая загадка: кто разрешил мне отправиться на Огненную Землю? В результате полетели срочные радиограммы, адресованные мне через канадского консула в Чили, с требованием немедленно прислать объяснения в Оттаву. Ни одно из этих предписаний до меня не дошло. Даже если бы их направили по прямому пути, я бы их все равно не получил — ведь батареи рации годились всего на шесть часов работы. До того как они окончательно сели, мне удалось принять только концерт легкой музыки из Москвы.

Но вернемся к моему повествованию. К тому времени, когда я закончил разговор с Перу, совсем стемнело, и окружающие холмы, казалось, вплотную придвинулись ко мне. Волков пока не было, но они, как легко понять, в сильной степени занимали мое воображение, и когда вдали промелькнула какая-то тень, я сразу понял — это волки! Напрягая слух, я уловил слабый, но взволновавший меня звук, который мгновенно узнал. Мне неоднократно приходилось слышать его и раньше, правда не в дикой местности, а в ковбойских фильмах. Тут не могло быть ошибки — это вой волчьей стаи, несущейся в бешеной погоне. Совершенно очевидно, что направляются они в мою сторону. Итак, мне, вероятно, удастся выполнить по крайней мере одно задание — я вот — вот «установлю контакт с изучаемым объектом».

Но радость от сознания верности долгу омрачилась целым рядом обстоятельств, среди которых не последнее место занимал тот факт, что в моем револьвере всего шесть зарядов, а я, хоть убей, не помню, куда засунул запасные патроны. Вопрос этот имел немаловажное значение: будучи весьма начитан по своей части, я знал, что число волков в стае колеблется от четырех до сорока. Более того, если судить по разнообразию голосов, я склонен был предположить, что эта стая насчитывает не менее четырех сотен хищников. Полярная ночь вплотную надвинулась на меня, волки тоже вот-вот нагрянут. В темноте я, конечно, не смогу как следует определить ни их численности, ни тем более характера повадок. Поэтому я предпочел за благо спрятаться за перевернутую лодку, чтобы присутствие человека не слишком бросалось в глаза и не вызывало у животных тенденции к нетипичному поведению. Как известно, один из основных принципов современной биологии заключается в том, что наблюдатель ни при каких условиях не должен допускать, чтобы его внимание рассеивалось. Вынужден, однако, честно признаться, что в сложившейся обстановке я так и не сумел сконцентрироваться надлежащим образом.

Особенно меня беспокоила мысль о каноэ. Непрочная парусиновая лодка на тонком кедровом каркасе вряд ли выдержит грубое обращение, и тогда я останусь вовсе без средств передвижения. Что же касается второго источника беспокойства, то его крайнюю необычность мне хотелось бы подчеркнуть особо как наглядное свидетельство нелогичности человеческого мышления при отсутствии должного дисциплинирующего контроля. Дело в том, что я поймал себя на горячем желании превратиться в беременную эскимоску! Находясь под лодкой, я, разумеется, не мог видеть, что происходит снаружи, поэтому мне пришлось положиться на другие органы чувств. Я услышал, как стая примчалась на полном ходу, описала круг у груды моего снаряжения и кинулась прямо к каноэ. Затем послышались удары, болезненный визг, и внезапно наступила удивительная тишина. Я потратил годы, стремясь научиться делать правильные выводы из наблюдаемых явлений, но с подобной ситуацией столкнулся впервые.

Это было выше моего понимания. Требовались дополнительные факты. С величайшими предосторожностями я глянул одним глазом в щель между планширом каноэ и льдом. Сперва ничего не было видно, кроме множества волчьих лап, но внезапно мое внимание приковала пара конечностей — единственная пара, которая явно не принадлежала волку. Мобилизовав все свои дедуктивные способности, я сразу же отыскал ответ, спокойно приподнял борт каноэ, высунул голову и уставился в смущенное, слегка испуганное лицо молодого человека, закутанного в оленьи меха. Вокруг него, грозно скалясь, сгрудились четырнадцать огромных, грозных эскимосских лаек, составлявших упряжку. Что же касается волков, то, признаюся чистосердечно, их нигде не было видно. Как оказалось, хозяин упряжки, сын эскимоски и белого, занимается охотой и живет в промысловой избушке всего в нескольких километрах отсюда.

Это же идеальное место для моей постоянной базы! Майк — так звали молодого охотника — был единственным человеческим существом, обитающим на площади в двадцать пять тысяч километров, если не считать горстки эскимосов включая семейство его матери , которые жили в ста километрах к северу. Редкая удача! Можно не опасаться людской назойливости и спокойно проводить наблюдения над волками. Поначалу Майк отнесся ко мне довольно сдержанно, чтобы не сказать — подозрительно. За все свои восемнадцать лет он не слышал, чтобы самолет сел в этой части полярной пустыни. Ему, правда, доводилось изредка видеть аэроплан, но очень высоко над головой, и каждый раз серебристые птицы пролетали мимо. Не удивительно, что он никак не мог представить, как это самолет, которого не было ни видно, ни слышно, высадил меня с кучей багажа на лед посреди озера.

С самого начала нашего знакомства Майк был склонен считать мое появление делом рук нечистого. От своего отца-торговца он почерпнул немало сведений об основах христианства и всегда был на страже против дьявольских козней. Однако на рискованные действия он так и не отважился. Первые несколько дней Майк не выпускал из рук своего карабина и выдерживал приличное расстояние. Но стоило угостить его «волчьим коктейлем», как он отложил винтовку в сторону, решив, по-видимому, что, даже если я и в самом деле черт, соблазн слишком велик, чтобы ему противиться. Вероятно, так и не придумав, что еще со мной можно сделать, Майк в первую же ночь привел меня в свою избушку. Построенная из жердей, крытая гниющими оленьими шкурами, она едва ли могла показаться дворцом, но для моих целей вполне годилась. Перед отъездом из Оттавы начальство разрешило мне нанимать вспомогательных рабочих из местного населения при условии, однако, чтобы весь расход по этой статье не превышал трех долларов в месяц.

Я немедленно заключил сделку с Майком и выдал ему официальную долговую расписку на десять долларов в оплату жилья на три месяца вперед, а также его услуг в качестве проводника и помощника. По сравнению с тем, как в подобных случаях рассчитывались с эскимосами правительственные учреждения, миссии и фактории, это была сказочная плата. Впрочем, я не сомневался, что наш финансовый отдел примирится с подобной расточительностью; должны же они учесть, что не будь здесь Майка, учреждение потерпело бы убыток в четыре тысячи долларов — такова стоимость экспедиционного снаряжения, которое неминуемо погибнет, едва растает лед на озере. Правда, в ходе дальнейших событий мне показалось, что сделка с Майком носит несколько односторонний характер. Очевидно, Майк не совсем точно понял смысл принятых обязательств, но, во всяком случае, пока он перевез на собачьей упряжке весь мой груз к своему дому. Последующие дни я был страшно занят распаковкой снаряжения и устройством походной лаборатории и волей-неволей оккупировал почти всю избушку. Мне было совершенно не до Майка, но все же я заметил, что он чем-то угнетен. Поскольку он казался молчаливым от природы со всеми, кроме своих собак , а познакомились мы совсем недавно и вмешиваться в его личные дела мне было попросту неудобно, я не стал выяснять причину его дурного настроения, а попытался развлечь его и время от времени демонстрировал перед ним то одни, то другие приборы.

Казалось, они подействовали на его воображение, но желанного эффекта не произвели. Майк был по-прежнему озабочен, его удрученность даже усилилась. А после того как я показал ему цианистый «истребитель волков» и объяснил, что отрава убивает мгновенно, причем действует в ничтожном количестве, так что обнаружить ее почти невозможно, поведение Майка сделалось и вовсе ненормальным. Он повсюду стал таскать длинную палку и, прежде чем сесть за стол, весьма странным образом колотил ею по стулу и даже по тарелке с едой. Мало того, по утрам он начал выколачивать свою обувь и одежду. В другой раз, когда я вытащил четыре сотни мышеловок, которыми собирался ловить мелких млекопитающих, чтобы по ним затем определять содержимое желудков волков, и объяснил, как вываривать скелеты леммингов для коллекции, Майк молча вышел из избушки и с тех пор решительно отказывался разделять со мной трапезу. Должен, однако, признаться, что такое поведение Майка не очень меня обеспокоило. Обладая кое-какими познаниями в области психологии, я без труда распознал в нем симптомы замкнутости.

Тем не менее я решил вывести его из состояния болезненной само углубленности. Как-то вечером я заманил его в угол, где размещалась моя походная лаборатория, и с гордостью разложил перед ним набор блестящих скальпелей, хирургических ножниц, кюветок и прочих хитроумных инструментов, которыми намеревался пользоваться при вскрытиях трупов волков, оленей и других животных. Объяснять Майку, что такое аутопсия, было довольно сложно, поэтому я взял учебник патологии, открыл его на развороте с цветным изображением вскрытой брюшной полости человека и, пользуясь этим наглядным пособием, увлеченно продолжал свою лекцию, как вдруг почувствовал, что лишаюсь аудитории: Майк медленно пятился к двери, в егочерных глазах нарастал ужас. Нетрудно было догадаться, что все только что мною сказанное истолковано им совершенно превратно. Я вскочил, пытаясь разуверить его, но, испуганный этим движением, он повернулся и опрометью выбежал из избушки. Я увидел его только на следующий день, когда вернулся из тундры, где ставил мышеловки. Он увязывал свои нехитрые пожитки, видимо, готовясь в дальний путь. Сдавленным голосом, торопясь и глотая слова, он пролопотал, что его настоятельно вызывают в становище эскимосов к больной матери, где ему, вероятно, придется задержаться.

С этими словами он выбежал к собакам, которые были уже запряжены, и на бешеной скорости умчался в северном направлении. Меня очень опечалил отъезд Майка: ведь теперь я остался в полном одиночестве, один в окружении волков. С научной точки зрения, пожалуй, это даже неплохо, но жутковатая атмосфера, как при чтении «Собаки Баскервиллей», казалось, сгустилась вокруг меня в этой безлюдной, оголенной ветрами тундре. Нужно сказать, что я еще окончательно не решил, каким образом следует знакомиться с волками. Мне очень хотелось, чтобы при первой встрече Майк представил меня. Но, что ни говори, болезнь матери, безусловно, важнее всех моих научных забот хотя мне и сейчас невдомек, откуда Майк мог узнать, что его мать захворала. Итак, первоочередную и самую тяжелую задачу — установить контакт с волками — мне пока не удалось решить, и я занялся подготовкой графиков и таблиц полевых работ. Программа их была детализирована до предела.

Так, например, только в разделе «Брачные повадки» насчитывалась пятьдесят одна подтема, и каждая требовала глубокого изучения. К концу недели у меня кончилась бумага. Настало время выйти в поле! Мне, как новичку, следовало, осваиваясь в тундре, соблюдать осторожность. Поэтому на первый раз я удовлетворился кольцевым маршрутом вокруг избушки в радиусе трехсот метров. Эта экспедиция мне много не дала, если не считать находки четырех или пяти сотен оленьих скелетов; по существу, вся окружающая территория была точно ковром покрыта костями карибу. В Черчилле мне удалось выяснить, что трапперы никогда не стреляют в карибу — значит, их зарезали волки. Таков был трезвый научный вывод.

Если принять, что норма убыли оленей одинакова во всем районе, то по обнаруженным скелетам можно судить, что только в Киватине волки губят в среднем двадцать миллионов оленей в год! Прошло три дня после обескураживающей прогулки по кладбищу костей, прежде чем я смог выбрать время для следующей вылазки. Вооруженный винтовкой и револьвером, я прошел около километра, но волков не встретил. Зато с большим удивлением заметил, что плотность покрова из останков карибу уменьшается по мере удаления от промысловой избушки почти в геометрической прогрессии. Меня крайне озадачило, что волки выбирают место для страшной бойни почкму-то поближе к человеческому жилью, и решил расспросить об этом Майка, если, конечно, когда-нибудь его увижу. Тем временем в тундру пришла дружная, стремительная весна. Снег таял так быстро что замерзшие реки не успевали унести талую воду, и она поднялась метра на два над поверхностью льда. Наконец, лед с грохотом тронулся, но вскоре образовались заторы, и паводок затопил избушку, принеся с собой нечистоты, скопившиеся за долгую зимовку четырнадцати ездовых собак.

Постепенно заторы прорвало, и вода сошла, но избушка потеряла прежнюю прелесть, так как на полу остался отвратительный осадок. Поэтому я был вынужден разбить палатку на галечной гряде, чуть повыше избушки. Но заснуть мне той ночью помешали какие-то странные звуки. Я мгновенно сел в постели и внимательно прислушался. Звуки доносились с севера, из-за реки — какая-то смесь воя, хныканья и жалобных стонов. Вскоре я разжал руку, которой схватил винтовку. Уж если научные работники чем и сильны, так это умением учиться на опыте: меня, например, дважды не одурачишь! Конечно, воет лайка, и, по-видимому, молодая, я даже подумал, что это одна из собак Майка у него, кстати, было три больших, но еще не выезженных щенка, которые бегали за упряжкой.

Очевидно, пес заблудился, по следу вернулся домой и теперь молит о внимании и помощи. Я был растроган. Если щенок нуждается в друге-приятеле, пусть располагает мной! Я быстро оделся, сбежал к реке, вскочил в каноэ и стрелой помчался на другую сторону. Щенок ни на минуту не прекращал горестных стенаний, и я уж совсем собрался откликнуться, но вовремя сообразил, что чужой человеческий голос спугнет его. Лучше подкрасться вплотную и ласково подманить бедняжку. По силе доносившихся звуков можно было судить, что собака находится всего в нескольких шагах от берега. Но когда в тусклом полусвете я выскочил из лодки, персек полосу щебня и перебрался через галечные косы, звуки слышались все на том же расстоянии.

Ясно — щенок отбегает, вероятно, боится меня. Чтобы не отогнать его, я старался двигаться бесшумно, даже когда жалобный вой прекратился и направление пришлось определять наугад. Впереди замаячила крутая гряда — вот поднимусь на немм и сразу увижу беглеца! Последние метры, оставшиеся до гребня, я прополз на животе помогло искусство разведчика, приобретенное еще в бойскаутах и затем осторожно приподнял голову — вот он, мой песик. Мы столкнулись нос к носу. Нас разделяли каких-нибудь два метра. Он лежал, очевидно, отдыхая после минорного концерта. Мы молча уставились друг на друга.

Не знаю, что происходило в его массивном черепе, но моя голова наполнилась роем тревожных мыслей. Прямо на меня пристально глядели янтарные глаза матерого тундрового волка; по-видимому, он был тяжелее меня и, бесспорно, гораздо лучше владел техникой боя без оружия. Несколько секунд никто из нас не двигался, мы продолжали взглядом гипнотизировать друг друга. Волк первым разрушил чары. Прыжком, какой сделал бы честь даже русским танцорам, он взвился в воздух почти на метр и пустился наутек. Как утверждают учебники, волки могут развивать скорость до сорока километров в час, но этот волк, казалось, не бежал, а летел на бреющем полете. Через несколько секунд он скрылся из вида. Моя реакция была не столь динамичной, но и я, несомннно, установил рекорд в беге по пересеченной местности.

Переправляясь через реку, я так разогнал каноэ, что оно во всю длину выскочило на сушу, а затем бросился в избушку и запер дверь на засов. Я старался не обращать внимания на зловоние, которое поднималось от залитого нечистотами пола, и устроился на столе в надежде спокойно проспать до рассвета — к счастью, дни здесь стали по-весеннему ранними.

Однако они являются частью его характерной фауны.

Фауна североамериканских прерий Далее мы поговорим о некоторых животных, которые населяют эти экосистемы, но не так признаны, как крупные виды. Милые луговые собачки Это мелкие грызуны рода Cynomys spp. Это самые плодовитые и мирные обитатели прерий Северной Америки, хотя они могут отчаянно копировать хищников.

Однако они приветливы к незнакомцам. Ваш дом состоит из полостей для различных целей: Племенная камера. Продовольственный магазин.

Все эти камеры связаны галереями, которые переходят в сложный бесконечный лабиринт. Эти галереи соединяются с галереями своих собратьев, образуя колонии. Некоторые из них представляют собой настоящие подземные города с населением тысяч человек и занимают сотни квадратных километров.

У входа в их убежище стоит часовой, и в случае возникновения угрозы, бьет тревогу, ударяясь хвостом о землю и издавая характерный лай. Вот почему их называют «собачками». По предупреждению все особи в колонии ныряют в ямы и оставляют ландшафт безлюдным.

Волк, прописавшийся в прериях 5 букв

Это самые плодовитые и мирные обитатели прерий Северной Америки, хотя они могут отчаянно копировать хищников. Обитатели прерий. Лента новостей Друзья Фотографии Видео Музыка Группы Подарки Игры. «Волчья династия Йеллоустоуна (1). Стая» (Познавательный, природа, животные, 2018). Ответы на сканворд 17078 для Одноклассников, список вопросов и заполненная сетка с ответами.

Какой волк в прерии воет, 5 букв

Волчий обитатель прерий. Ответ из архива сканвордов. Все новости О погоде Наука и космос Природа Животные Авто Коронавирус. Find out how many wolf species exist, the characteristics that make each wolf's howl unique, and how the wolf population in the continental United States nearly became extinct. волчий обитатель прерий, 5 букв, 5-я буква Т. Ответ на вопрос в сканворде " Волчий Обитатель Прерий" состоит из 5 букв.

В Шотландии сотрудники центра дикой природы умертвили волчью стаю после гибели ее вожака

Койот: среда обитания, особенности, образ жизни Ответ на вопрос кроссворда или сканворда: Волк прерий, 5 букв, первая буква К. Найдено альтернативных определений — 22 варианта.
Австралийские ученые планируют вернуть к жизни вымершего сумчатого волка В Западной Фтиотиде волки стали регулярно навещать села в поисках пищи, ситуация вышла из-под контроля.
«Волкоподобное» существо, застреленное возле ранчо Монтаны, ставит в тупик экспертов | Eng-News ‘Why are they called painted wolves and not African wild dogs?!’.
В Minecraft добавили броненосца и обновили биомы с восемью новыми вариантами волков Неизвестно, сколько животному пришлось терпеть неудобство — волк выглядел крайне истощенным из-за длительного недостатка пищи и полностью оторвался от стаи.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий