Детские дома не помогают детям, а вредят им — к таким выводам на основании многочисленных исследований пришли развитые страны еще в середине прошлого века. МИФ: Детский дом учит полезным навыкам социализации. "Сейчас в детдом сдам": мать в Москве подзатыльниками воспитывает ребенка. Конечно, эти встречи очень важны детям, но не побоюсь сказать, что они, наверное, ещё важнее и необходимее нам, людям, не знающим, что такое, жить сиротой в детдоме.
Как живут российские сироты и почему это должно волновать каждого из нас
Где-то, конечно, стараются перестроиться, но в целом, к сожалению, перевешивают старые подходы. Прежде всего на уровне того ведомства, в подчинении которого находятся эти учреждения: какую задачу ведомство ставит, так учреждение и работает. Нередки случаи, когда директор детского дома-интерната или другой организации для детей-сирот понимает важность реформ и готов их реализовать, но вышестоящее начальство не дает ему этого сделать, а иногда и наказывает. То есть было в ДДИ, например, 20 детей на одну нянечку, а воспитателей не было вовсе, а теперь надо не больше 6—8 — и на одного воспитателя. А министерство не утверждает изменённое штатное расписание, поскольку на это требуется дополнительное финансирование.
Понятно, что в этой ситуации директор ничего не может сделать. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы изменения были поняты и приняты на уровне ведомства. То есть это люди, для которых постановление стало подспорьем, аргументом в пользу их деятельности. Есть те, кто активно саботирует процесс.
Но таких немного. Но есть еще один уровень — это непосредственно коллектив учреждения, который порой не понимает реформы и не желает что-либо менять в своей размеренной, понятной жизни. Например, они перестают вести журнал переводов детей из одной группы в другую — формально перевод не фиксируется, а на практике он существует. Для детей смена воспитателя и коллектива — это очень болезненный процесс, потому что они привыкают, конечно же, к взрослым, и это каждый раз новая травма и стресс.
Но это происходит потому, что людей не включали активно в обсуждение, в объяснение, зачем все это надо менять. Они часто не понимают, какой вред детям наносит текущая система. Что нужно, чтобы реформы не вызывали сопротивления снизу? Потом должно быть обучение, переобучение, подготовка кадров.
Только после этого нужно менять законодательство. Но у нас, к сожалению, установился другой алгоритм — «минуя голову учителя». Наша федеральная власть, похоже, не видит целесообразности в такой постепенной деятельности, считая, что раз уж приняли решение, значит, его надо выполнять. А выполнение буксует, потому что люди не готовы.
Однако обратного пути у нас нет: сложившаяся за много лет система наносила детям-сиротам серьёзный, порой непоправимый ущерб. В этой системе у ребёнка не было ни малейшей стабильности, он переходил из одного учреждения в другое, от нуля до восемнадцати лет был отрезан от мира, выключен из социума, не готовый к нему, живущий совершенно по другим моделям и правилам. И потом эта система «выплёвывала» ребенка в мир без всякой подготовки и поддержки. Работа по возвращению ребенка в кровную семью практически вообще не велась.
А в ДДИ не работали и над семейным устройством, считалось, что дети с инвалидностью «не годятся» для семейного устройства. То есть это была плохая, никуда не годная система. Это нужно признать как факт, не рыдать по ней, а сделать вывод: нам нужно начать выстраивать эту систему по-новому. Эти действия необходимо начинать сразу же после того, как он попадает в учреждение, не перекладывая ответственность на органы опеки, а действуя совместно.
Во-вторых, ребёнок может быть помещен в организацию только после того, как были испробованы все варианты его устройства на предварительную опеку знакомым, родственникам, и эти попытки не увенчались успехом.
Это был просто другой человек». Корганова забрала Мишу из дома ребёнка в четыре года. В приёмной семье он прожил до 14 лет, когда в 2007-м вместе с последней группой был передан в детский дом. Сейчас ему 25 лет, но на маму Таню он до сих пор обижен.
Пили из металлических кружек. Стеклянное было, но мы же, типа, всё разобьём… Вилок не полагалось — только ложки». Слова Андросова подтверждает и другой воспитанник, попросивший не называть его имя: «Всё самое хорошее было для её сыновей и внучек, дочек Милери. Лучшие игрушки, которые привозили спонсоры. Воспитывали нас кулаком.
И она, и Милери. Нам постоянно говорили: мол, все вы здесь — ошибка природы». Ходили мы только в школу. На кружки какие-то, секции и даже просто погулять за пределами двора не выпускали», — рассказывает собеседник. У Миши есть и более серьёзная претензия к Коргановой — она его не лечила.
Говорили: «Берём». А она: «Нет, не берёте». Не хотела возиться, потому что очень хлопотно. Меня должны были передать в интернат для необучаемых инвалидов. Была справка, что у меня вообще отсутствует интеллект».
По словам Миши, занялись им только благодаря Елене Побейпеч в 2008 году. В 16 лет в Санкт-Петербурге сделали операцию — с тех пор он может стоять и хоть как-то самостоятельно передвигаться. И если бы сделали операцию хотя бы на восемь лет раньше, то, может, и ходил бы, как здоровый», — вспоминает Миша. Кроме него, по словам Елены Побейпеч, был ещё один инвалид — Коля. У него был горб.
И ему операцию по исправлению горба сделали только уже после передачи в детдом. А на всё остальное, например авиабилеты, мы также собирали по спонсорам, — вспоминает Побейпеч. Правда, получить полноценное среднее образование он так и не успел, ведь до 13 лет его, почти всё время сидящего на кровати вообще не учили. Когда же смог ходить, приобрёл две рабочие специальности — портного и краснодеревщика. Займись вовремя лечением ДЦП, да хотя бы просто не оформи как умственно отсталого, уже закончил бы университет».
Все же думают, что мы едим детей на завтрак, — вздыхает Елена Побейпеч. Мне-то он видится советским пионерским лагерем с палатами на дюжину железных коек. И мальчики там обязательно должны быть пострижены под машинку. Казённое учреждение, что с него взять. В каких-то регионах такие казармы ещё остались.
Но Ставрополь можно считать образцово-показательным — детдом на 200 человек здесь всего один. А в большинстве остальных — около 30. Ничего общего с казармой. У группы на пять-семь человек получается что-то вроде квартиры: спальня мальчиков, спальня девочек, гостиная-игровая, свой санузел. Домашняя мебель.
Всё действительно очень уютно. То, что детям тут хорошо, видно сразу — весёлые, раскрепощённые, от взрослых не шарахаются. Но, конечно, это не семья. Как бы воспитатели ни старались, они на работе. Да и мы же не живём с ними — уходим на ночь, на выходные, — констатирует Побейпеч.
Ставропольскому краю удивительным образом везёт. Как когда-то тут появился первый в стране семейный детдом, так и сейчас в селе Дербетовка, в 160 км от Ставрополя, с 2012 года действует уникальный приют — как из сказок «Тысячи и одной ночи». Сам бы не увидел — не поверил бы, что такое вообще возможно. Небольшой дворец за красивой кованой оградой. Башенки, балкон, мраморная лестница.
Напоминает бутик-отель. На пороге нас встречают две хозяйки — Розият и Патипат. А за ними гурьбой вываливают дети. Мальчики и девочки, тёмные и светловолосые. Насколько им повезло, они, думаю, пока не понимают.
На площади 2000 кв. Дети живут в комнатах по двое. С отдельным санузлом в каждой. Буквально как в настоящем бутик-отеле. Но самое главное — построивший всё это «джинн» исполняет желания и даже капризы.
Хочет ребёнок заняться борьбой, английским, музыкой — пожалуйста.
У всех есть доступ в Интернет, обычно телефонный. У ребят есть смартфоны: кто-то на них зарабатывает летом в трудовом лагере, а кто-то получает пенсию, и им позволяют снять деньги. Компьютеры есть у пары ребят, но они ими почти не пользуются — многим удобнее выходить в Сеть с телефона. Фото: Руслан Рыбаков О проблемных детях — Если честно, среди детдомовцев все дети сложные. Они приходят к нам вообще неприспособленными к жизни. Такие дети привыкли быть иждивенцами: им все дает государство.
Тяжело было, когда мы взяли сразу семерых ребят из дошкольного детского дома в возрасте от 4 до 7 лет. Они отказывались стирать или мыть за собой посуду, были и ссоры, и истерики. У нас пять кровных сыновей. На фоне детдомовцев они совсем беспроблемные. Приемные дети чаще болеют и с трудом учатся. Конфликты друг с другом у ребят бесконечны: тяжелые характеры всегда провоцируют крики и споры. Я стараюсь их примирять — иногда лаской, а иногда строгостью.
Особенно я строга, когда дети воруют. У нас жила девочка, которая таскала и здесь, и в школе у учителей и подруг. Я пошла в полицию, попросила поговорить с ней. И те сводили ее в изолятор, показали условия — больше она не воровала. Было так, что три девочки не пришли домой ночевать. Сели в машину и поехали кататься со взрослыми мужчинами в Красноярск. Мы всю ночь не спали.
Когда они вернулись домой — муж не выдержал и шлепнул одну из них по щеке. Та пошла в школу и пожаловалась, что ее здесь избивают. И учителя ей поверили, хотя знали нас много лет. Я тогда пригласила домой классного руководителя, милицию, органы опеки и одноклассников — показала им условия, в которых живут ребята. После этого, конечно, к нам никаких претензий не было. Как-то раз 17-летний мальчик выпил с компанией и угнал нашу машину, ребята катались пьяные по городу. Кто-то мне сказал об этом, и я немедленно позвонила инспекторам — чтобы сами не разбились и не убили кого-то.
Алкоголизм и такой образ жизни воспринимается детьми из неблагополучных семей как норма. Беседую с ними, но до кого-то доходит, до кого-то — нет. Как правило, в таком случае я лишаю детей прогулок или отключаю Wi-Fi. Второе на них эффективно действует и заставляет слушаться даже самых сложных ребят. Чтобы взять приемного ребенка — нужно быть очень терпеливым человеком. Родителям не нужно питать иллюзий: выше того, что в ребенке заложено, ты, скорее всего, не прыгнешь. Когда мы только взяли первого ребенка — были уверены в том, что воспитаем его достойно, мы же педагоги.
Но потом стало ясно, что этого недостаточно. Сначала мы отдавали всех детей в общеобразовательные школы, потом нескольких пришлось перевести в коррекционные.
Дети хорошие, здоровые. Они находятся в учреждениях по заявлению матери о якобы трудном материальном положении. При этом мама сама выпускница учреждения, ей 30 с небольшим. Есть комната, она за нее не платит, периодически живет в приютах, в которых помогают женщинам в трудных жизненных ситуациях. Ее кормят, коммунальные платежи оплачивать не надо, волонтеры все приносят. При этом пособия на детей она продолжает получать, на шестерых детей это примерно 80 тысяч. Удалась жизнь? Удалась, конечно.
У некоторых даже такой зарплаты нет. И она искренне верит в то, что у ее детей все хорошо: они напоены, накормлены, у них есть крыша над головой, с ними занимаются», — рассказала руководитель организации приемных семей Татарстана Елакова. Наигрались и обратно? Что стоит за вторичным отказом от детей Нередким в республике является и вторичное сиротство. Для него огромное потрясение, когда его взяли, а потом сдали обратно», — заявила уполномоченный по правам ребенка в Татарстане. Хотя показатели снижаются, полностью избежать вторичного сиротства невозможно, считает Елакова. По ее словам, с января по сентябрь 2023 года в регионе зарегистрировали 50 таких случаев, в 2022-м — 76, а в 2021-м — 78. Был ковид, приемные родители реально умирали, ребенка возвращали в систему. В системе мы видим просто цифру, чтобы узнать, что за ней стоит, надо позвонить в республиканский центр усыновления», — заявила эксперт. Узнать подробнее Она заверила, что часто основными причинами вторичного отказа от приемного ребенка являются его психическое заболевание, которое нередко начинает развиваться в подростковом возрасте, а также внезапная болезнь или смерть опекуна.
В ранний пубертат, когда все ресурсы организма идут на гормональную перестройку и психические процессы никто не сдерживает, развивается какая-нибудь детская психиатрия», — объяснила Елакова. За приемного ребенка с ограниченными возможностями здоровья к ежемесячному пособию семье доплачивают 900 рублей, сообщила собеседница. Такой суммы, естественно, не хватает на содержание несовершеннолетнего. И пока взрослые на работе трудятся, чтобы обеспечить семью всем необходимым, приемные дети с развивающимися отклонениями нередко устраивают в квартирах хаос. Да, ответственность на приемном родителе. Хотя сами приемные родители в этот момент страдают не меньше ребенка. А помимо этого, страдают и родственники приемного родителя, и кровные дети», — заявила Елакова. По ее словам, сотрудники органов опеки не имеют медицинского образования, чтобы до конца понимать все эти процессы.
За 30 лет воспитали 43 ребенка: как работает семейный детский дом
Марина провела в детском доме пять лет: она оказалась там в 12 лет и не попала в приемную семью. Ровно 256 лет назад, 2 мая 1764 года, по приказу Екатерины II заложен Воспитательный дом приема и призрения подкидышей и бесприютных детей. Государство само потворствует существованию коррупционной системы детдомов. Сначала надо разобраться с терминологией, что такое Детский дом по своей сути, тогда будет проще откинуть привитое лояльное отношение к Детским домам названным по другому. Посетив подмосковный детский дом семейного типа в Томилине, он заявил, что детские дома в России должны быть устроены именно по такой схеме, а все дети должны расти в семье. Когда принимался пресловутый «закон Димы Яковлева», по которому запрещено усыновление российских детей гражданами США, такое решение бурно поддерживали директора отечественных детдомов.
Почему миллионы граждан России сдают своих детей в Детские дома?
Раз в неделю выпускники приходят поиграть в спортивные игры с сотрудниками и воспитанниками. Часто ли дети возвращаются из учреждения в кровные семьи? Проводит ли ЦССВ работу по восстановлению семьи? Вопрос в целесообразности этого — все-таки дети изымаются из семей в силу очень сложных обстоятельств. Пребывание ребенка в учреждении при живых родителях, конечно, это трагедия!
У родителей должны произойти существенные изменения в психологии. Не всегда они возможны... Главное, чтобы при возвращении ребенка домой ему не стало хуже, чем есть. Конечно, маму не заменит никто.
Но случаи восстановления кровных семей, к сожалению, пока единичны. Чаще всего это происходит, когда родители выходят из мест заключения. Мы придерживаемся точки зрения, что такой родитель виноват перед законом, но не перед своим ребенком. Конечно, все родители разные.
Кто-то из них звонит, пишет письма, интересуется. В первые же дни после освобождения они появляются у нас и проявляют желание воссоединиться с детьми. Есть такие моменты, да. Хотелось бы, чтобы их было больше.
Мы в обязательном порядке ведем работу с кровными семьями. При составлении индивидуального плана развития и жизнеустройства ребенка изучаются конкретные обстоятельства, целесообразность работы с семьей. Работают психологи, служба семейного устройства, по каждому ребенку индивидуально. Тем, что все наши ребята и выпускники хорошо знают: мы у них есть!
Самым трудным был первый год работы директором. Тогда выпускным классом были дети, с которых я начинала свою работу в учреждении. Мне казалось, что я не имею права отдать их в руки другого педагога, очень переживала. Первый год был тяжелым, но никоим образом это не связано с детьми.
С детьми как раз никогда не было серьезных проблем. Просто привыкание к этой должности, к ответственности — вот это, наверное, самое тяжелое. Самый счастливый день тоже, наверное, не назову. В принципе и это совершенно честно и искренне можно по-разному чувствовать себя утром: состояние здоровья, настроение может быть разным, но когда переступаешь порог центра, все куда-то уходит — к тебе бегут дети.
По дороге от метро мне встречаются ребята, которые идут в школы и колледжи, когда они тебя обнимают, целуют, говорят: «Доброе утро! Им здесь хорошо. Отличаются ли современные дети от своих сверстников в прошлом? Возможно, дети стали сложнее, потому что тяжелее стала их наследственность.
Не во всех, конечно, случаях. Но дети стали и более интеллектуально развитыми в силу того, что общество идет вперед, более самостоятельными. На сегодняшний момент, выходя от нас, они больше адаптированы к самостоятельной жизни, чем их предшественники. Самое главное — они знают, что им есть куда обратиться, у кого попросить помощи и совета.
Но я стараюсь донести до всех сотрудников: все, что они не доделают для того или иного ребенка, не сделает никто. У наших воспитанников есть только мы. Самое главное, чтобы дети понимали: даже когда их ругают и запрещают что-то, это делается от заботы и неравнодушия. Мы гордимся нашим дополнительным образованием.
Дети с удовольствием занимаются в театральной студии. Она называется «Я — артист», руководитель — Ирина Горохова. Ирина Геннадьевна начала работать в центре еще до 18 лет, сначала помощником воспитателя. Параллельно получала образование.
Права и обязанности организаций, указанных в пункте 1 статьи 155. Детям, помещенным под надзор в организации для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, опекуны или попечители не назначаются. Исполнение обязанностей по содержанию, воспитанию и образованию детей, а также защите их прав и законных интересов возлагается на эти организации. К организациям для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, в которые дети помещены под надзор, применяются нормы законодательства об опеке и попечительстве, относящиеся к правам, обязанностям и ответственности опекунов и попечителей.
Организации, которые указаны в пункте 1 статьи 155. Временная передача ребенка в семью граждан, постоянно проживающих на территории Российской Федерации, не является формой устройства ребенка в семью и осуществляется на основании распоряжения администрации такой организации в интересах ребенка в целях обеспечения его воспитания и гармоничного развития на период каникул, выходных или нерабочих праздничных дней и другое.
Анализируя те годы, я понимаю, что нас взяли из-за выплат от государства. Уже потом мне рассказали, что приемные родители тратили деньги с моей книжки на оплату коммунальных услуг, покупку двух автомобилей и другие свои нужды. А должны были тратить на мое воспитание.
В приемной семье я чувствовала себя никем. Однажды ночью кто-то из нас случайно уронил в уличный туалет туалетную бумагу. Чтобы заставить «виновника» признаться, приемная мама пригрозила дать каждому по столовой ложке горчицы. Когда это не помогло, нас отказались кормить до следующего вечера. В другой раз у приемной мамы что-то пропало, и в этом обвинили нас.
Она поставила всех в угол до вечера, а потом начала вызывать по одному на кухню. Когда я зашла, приемная мама перешла на крик, вытащила нож для разделки мяса, положила на стол разделочную доску и сказала, что отрубит мне руки. Она схватила мою руку, попыталась уложить на доску и сильно кричала.
Было два таких больших спальных корпуса. С 2015 года у нас прошел капитальный ремонт двух корпусов с полной реконструкцией помещений под так называемые квартирные «ячейки семейного типа» — по сути, под квартиры для многодетной семьи. Пока мы ожидали, как все это будет оборудовано, испытывали, конечно, некоторое волнение. Первый корпус после ремонта открылся в сентябре 2015 года, когда ребята вернулись после летнего отдыха. Они стали жить в группах до восьми детей при наличии малышей до шести лет группа может быть меньше. За группой закреплены два постоянных воспитателя и два младших воспитателя.
Младшие воспитатели отвечают за порядок в «квартирах» и питание. Главный плюс наличия младшего воспитателя в том, что, когда есть необходимость оставить с кем-то детей, они приходят на помощь. Например, когда воспитателю необходимо поехать к врачу с ребенком. У нас никогда не было работы по графику «два через два». Сейчас один воспитатель, как правило, работает четыре дня, другой — три. Потом они меняются. С ними в паре младший воспитатель, их помощник, мы используем даже слово «помогатор». Или тетя. Особенно это было тяжело для старших детей — девятиклассников с уже сформировавшимся характером.
Отношение школ тоже, к сожалению, иногда бывает разное… Но нам в этом смысле повезло: наших воспитанников принимают с открытым сердцем и положительными эмоциями. Не очень просто было самим ребятам. Разное расписание уроков, разное время начала занятий. Нужно было успевать забирать всех детей вовремя из 6 школ. Что касается организации быта — конечно, тоже немного переживали. Произошла у нас и одна интересная история, когда нужно было оборудовать мебелью первый корпус. Получилось так, что оснащала нас фирма, в которой работает один из выпускников центра. Сначала мы об этом не знали, но когда фирма выиграла тендер, он вложил в работу душу и кусочек сердца, оборудовано все было качественно, хорошо и быстро. И, конечно, мы переживали за сохранность всего этого, т.
Процесс адаптации мы прошли. На сегодняшний момент ребята приобрели друзей в школе, могут заниматься не только в наших студиях дополнительного образования, но и в школьных, участвовать во всевозможных мероприятиях, экскурсиях. Школы приходят и к нам в центр: у нас проводятся и совместные праздники, и дискотеки — любые развлекательные мероприятия. Хорошо и то, что дети имеют возможность не круглые сутки находиться друг с другом, а все-таки менять среду обитания и расширять круг общения. Начало его реконструкции ожидается в этом году. Здесь должны появиться еще семь квартир. Сейчас в одном из переоборудованных корпусов их шесть, в другом — восемь. Может, кому-то не понравится скопление такого большого количества детей в одной месте, но все корпуса имеют отдельный вход. То есть, по сути, как многоквартирный дом.
Дети могут пересекаться только по своему желанию. Условия максимально приближены к семейным. Воспитание самостоятельности - Как в «Возрождении» готовят воспитанников к самостоятельной жизни? Популярен миф, что выпускники учреждений для детей-сирот абсолютно не могут заниматься собственным бытом… - С этим мифом можно поспорить. Одно могу сказать точно: во всех учреждениях по-разному. И, конечно, результат зависит от индивидуальной работы. Квартирное проживание дает детям очень много. У них есть возможность помогать в приготовлении еды: например, чистить картошку, мыть и резать овощи, мыть посуду. Стирка, глажка, уборка — всем этим занимаются сами дети.
Уборщиц в квартирах нет. В группах теперь проживают дети разного возраста — старшие ухаживают за младшими. Помогают им с уроками, могут вместе с воспитателями забирать малышей из детского сада.
«Это не генетика, а травма» – 5 главных особенностей детей-сирот
Екатерина Куракина попала в детский дом в возрасте пяти лет, а после воспитывалась в приёмной семье. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам. Детские дома не помогают детям, а вредят им — к таким выводам на основании многочисленных исследований пришли развитые страны еще в середине прошлого века. Полная ликвидация детских домов и передача детей в приемные семьи — это просто неосуществимо. Анастасия в откровенном интервью рассказала о жизни в детдоме и после него.
Мама не услышит, мама не придет: как устроены детские дома России
Детский дом похож на обычную школу, но мало кто знает, что происходит внутри Источник: Кирилл Башинский Со стороны детский дом выглядит как обычная школа: большая спортивная площадка, кирпичное здание, небольшой зеленый забор, клумбы, за которыми ухаживают учителя. Но, когда заходишь на территорию, понимаешь, что перед тобой вовсе не школа. Дети ходят в тапочках и в домашней одежде, сажают цветы. Когда мимо проходит воспитательница, они крепко ее обнимают и смотрят с таким обожанием, будто перед ними самое дорогое. И говорят ей: «Мама, привет! Как работа? Всё хорошо? Всё, всё, я пошла дальше, хватит обниматься, — сурово отвечает воспитательница. Здесь излишней ласке не место. Чтобы у воспитателя был авторитет, нужно вести себя справедливо и не давать слабину, как бы ни хотелось приласкать. Такой подход должен быть у всех воспитателей.
Так считает воспитательница омского Дома детства на Кордной Светлана Дорошенко, которая решила откровенно рассказать нам о своей работе с сиротами и детьми, оставшимися без родителей. Я ничего не знала о сиротах, когда пришла сюда. Было страшно. Я не понимала, куда я попала, — начала свой рассказ воспитательница. Светлана Михайловна приехала в Омск из Крутинки. Там она была учителем начальных классов, но по семейным обстоятельствам ей пришлось переехать в город. В детский дом она пришла не целенаправленно, а потому что здесь было свободное место. Потом выучилась в ОмГПУ на педагога для особых детей. Но она так и осталась в этом детском доме: проработала здесь воспитателем 24 года. Мы начали дружить.
Дружили целых 20 лет, до самой ее смерти. Она помогала мне вначале, объясняла и подсказывала.
Мария Хадеева: Практически нет, я бы сказала. Елена Альшанская: Да. Потому что здесь уже вопрос, если мы видим такой кошмар, распределения этих средств, как они на самом деле распределяются, как они на самом деле тратятся. Потому что действительно это региональные деньги, нужно понимать, поэтому есть, к сожалению, регионы, где и 30, а есть, где и 150, извините.
Мария Хадеева: И есть проблема с тем, что они стали бюджетными учреждениями, и там, грубо говоря, им распределяют из общего котла, как ты сказала совершенно справедливо. Елена Альшанская: По-разному. Мария Хадеева: То есть если раньше можно было… Ну, тоже есть проблема распределения средств. Елена Альшанская: Я хочу сказать. Вы говорили, что 12 тысяч в приемной семье. Допустим, 70 тысяч в детском доме.
Но если ребенок остается в кровной семье, то, извините… Мария Хадеева: Зеро. Елена Альшанская: Зеро, да. Анастасия Урнова: Ничего не получают? Анастасия Урнова: При этом вы начали об этом говорить я так поняла, что не решаются проблемы психологические ребенка. Так ли это, Анатолий? Есть ли какие-то подвижки в этом направлении?
Анатолий Васильев: Вы знаете, тут интересный вопрос. Последние два десятилетия… И вообще реформа детских домов была рождена за счет НКО, за счет общественных организаций. И только эти организации смогли перед государством выявить эти проблемы. За счет собственного опыта. НКО работала, как правило, на какие-то локальные проблемы. И всегда в центре был ребенок.
Это не масса детей-сирот в каком-то учреждении, а конкретный ребенок, конкретная прима. И каждая НКО свою эту проблему очень хорошо изучила. Мало того, к сегодняшнему дню у нас у всех есть свои технологии, которые мы предложили государству. Анастасия Урнова: И что происходит с вашими предложениями? Анатолий Васильев: Мы — детские деревни, которые я представляю, — мы предложили и увидели, в чем потребность ребенка, которая до сих пор не удовлетворяется в обычном детском доме. Физически, видимо, это сложно сделать.
Потребность ребенка в привязанности. В детской деревне за счет того, что… Анастасия Урнова: Что называется "один значимый взрослый", да? Анатолий Васильев: Да, один значимый взрослый. В детской деревне, когда дети живут не в блоке учебном или спальном, а есть семья, конкретный дом, в доме есть мама-воспитательница, пускай это критикуется, но есть еще теперь и семейные пары. И дети живут с этой парой или с этой одинокой женщиной, неважно, они постоянно живут. Возникает привязанность.
И вот эта привязанность — самый главный момент для ребенка. И уже тут формируется его личность совершенно иным образом. И к 18 годам эти ребята достаточно самодостаточные. Анастасия Урнова: Но на данный момент у нас эта практика не масштабирована по стране? Анатолий Васильев: А ее очень трудно масштабировать. Хотя была национальная концепция, стратегия действий в отношении ребенка, в отношении детей, где было сказано: "реформировать сиротские учреждения по модели детских деревень".
Там даже была такая фраза. Но, кроме как создания квартир в детских домах, ничего дальше не пошло. Александр Гезалов: Условия, условия. Анатолий Васильев: Условия, да. Елена Альшанская: У нас сейчас идет реформа детских домов уже второй год. Наталья Городиская: Третий.
Анастасия Урнова: С 2015 года. У нас на самом деле там, по сути, как раз таки похожая модель заложена, вот как раз таки на основе экспериментального разного опыта, который был в России, патронатных детских домов и частных проектов, как деревня SOS, и многих других. И там сейчас заложена идея о том, что должен быть постоянный состав воспитателей, которые выполняют разнообразные функции, в том числе наставничества, в отношении ребенка. Это заложено в постановлении. А как в реальности? В реальности все упирается, к сожалению, в то, что у нас старые нормы штатного расписания, которые не очень соответствуют этим новым требованиям, во-первых.
Во-вторых, к сожалению, экономия средств. В итоге, конечно, новые вот эти требования уже говорят о том, что нам нужно увеличить количество денег, которые нужно платить человеку, потому что он больше времени находится с ребенком. И здесь уже не вопрос экономии, а вопрос его интереса. Анастасия Урнова: Но при этом вы говорите, что довольно большие деньги выделяются на каждого ребенка ежемесячно. Они же не только на еду и одежду идут, наверное. Елена Альшанская: Они размазываются на все учреждение, на все, начиная с зарплаты директора, извините.
И в итоге… Анастасия Урнова: Ну, он должен зарабатывать. Елена Альшанская: Это понятно. Но я о том, что, собственно говоря, пока такого понятного расходования этих средств, чтобы действительно все эти 100 тысяч шли бы в интересах ребенка, его нет. И я расскажу просто такую смешную совершенно историю… Ну как? И смешную, и грустную одновременно. Потому что мы сейчас как раз ездим с мониторингом детских домов.
И вот мы были в одном детском доме, где мы видим… вот по детям видно, что у детей такая хорошая привязанность к воспитателям. Начинаем выяснять, как у них так вышло. Оказалось, что у них очень низкие, вообще просто смешные ставки. Такие смешные… Анастасия Урнова: А где это? Город, регион? Елена Альшанская: Умолчим.
Александр Гезалов: Вместе с надбавками? Елена Альшанская: Нет, секундочку. Они настолько… Анастасия Урнова: Ну, хотя бы регион вы можете сказать? Елена Альшанская: Удмуртия. Анастасия Урнова: Удмуртия? Елена Альшанская: В итоге эти педагоги для того, чтобы им получать нормальную зарплату, работаю на полторы-две ставки.
Они круглосуточно, практически ночуют с детьми. Александр Гезалов: Что тоже ненормально. И появляется вот этот постоянный взрослый. Не потому, что они как бы так сделали ну, отчасти они понимали, что важно , а потому, что человеку нужно как бы больше зарабатывать. То есть я не хочу, чтобы это читалось как призыв уменьшать оклад. Ровно наоборот — его нужно увеличивать, чтобы заинтересовывать людей, которые с хорошим педагогическим образованием шли бы в учреждения.
Но главное, что график нужно строить ровно так, чтобы взрослый был максимально постоянно с этой группой. Анастасия Урнова: И не менялся. Анастасия Урнова: Анна, я, естественно, не могу не задавать вопросы, потому что сейчас, мне кажется, просто лихорадит СМИ и общество от той информации о насилии, о котором мы постоянно слышим, которое происходит в детских домах. По вашей оценке, насколько это распространенная проблема? Или какие-то фрагментарные случаи попадают в СМИ — и создается ощущение, что это повсеместно? Анна Кочинева: Я со своей позиции, со своего опыта могу сказать, что в любой структуре общественной, где есть такая иерархия, как в детских домах, насилие неизбежно появляется.
Александр Гезалов: Абсолютно верно. Анна Кочинева: Это то, что я могу сказать. А детали лучше осветят мои коллеги. Елена Альшанская: Я думаю, что Александр, который, собственно говоря, был… Александр Гезалов: Вы знаете, я могу сказать, что правильное было начало, хорошее, и я сейчас его разовью. Когда ребенок втискивается в систему детского дома, он только появляется, нет этого самого главного — супервизии его травмы. То есть он туда вошел, а потом идут еще разные-разные утраты, еще.
И уже когда говорят: "А возьмите его теперь в приемную семью"… Он стал там хуже, и говорят: "Вот он стал хуже, берите в приемную семью", — тем более подростки. Учитывая, что в рамках системы есть определенная борьба за ресурсы, за статусы, за взаимодействие со значимым взрослым, о котором говорил Анатолий, то, конечно, внутри самой системы насилие так или иначе возникает объективно. Старшие подавляют младших. Младшие хотят вырасти, тоже стать старшими и кого-то там чего-то… История в Ижевске несколько лет назад, когда директор детского дома схлестнулся с одним из руководителей, так сказать, внутреннего детдомовского ОПГ. И по приказанию его все дети вскрыли себе… Ну, они, конечно, не вскрыли вены, но сделали порезы. Анастасия Урнова: Ну, порезы.
Александр Гезалов: Челябинск. Анастасия Урнова: Ну, последнее. Александр Гезалов: Поэтому, конечно, когда это выплескивается, все эмоционально реагируют. Но, на мой взгляд, если сегодня взять информацию из прокуратуры, из Следственного комитета и ее постоянно выкладывать, то это уже будет просто нормой. Ну, то есть будут понимать, что это существует, это есть. Но когда это вдруг неожиданно появляется и опять затихает, со временем опять появляется, возникает клиповая история.
Анастасия Урнова: Исходя из того, что вы говорите, то сейчас это, по сути, норма? Александр Гезалов: А? Анастасия Урнова: Исходя из того, что вы говорите, я правильно понимаю, что сейчас это, по сути, норма? Александр Гезалов: Да нет, это всегда было. Анна Кочинева: Это вообще. Анастасия Урнова: Ну, я и говорю: это норма, потому что это повсеместно?
Александр Гезалов: В этом году системе детских домов исполняется ровно 100 лет. Я в этой теме 50 лет. Я родился, пригодился и так далее. Но всегда во всех учреждениях так или иначе возникали трения и между детьми, и с сотрудниками. У нас, например, в детском доме вообще были бунты: мы, дети, против воспитателей, воспитатели против нас. И возникает такая некоторая каша.
Как выруливать? Как выживать ребенку? Как выстраивать свои отношения? Поэтому здесь, конечно, нужны значимые взрослые, которые могли бы это изменить. Мария Хадеева: Я Александра хотела бы поддержать, но сказать, что все-таки, прежде чем говорить, нужно определиться с терминами. Александр Гезалов: Конечно.
Мария Хадеева: То есть когда вы говорите о насилии, то это достаточно… Александр Гезалов: Это необязательно избиение. Мария Хадеева: Вот. Это очень широкий такой и многозначный термин. Анастасия Урнова: И в каких формах оно проявляется? Мария Хадеева: Дело в том, что то, что выплескивается, и то, что, естественно, находит огласку — это крайняя форма. Александр Гезалов: Это крайняя форма.
Мария Хадеева: То есть это запредельна сама ситуация. И если говорить опять же… То есть я не так глубоко, допустим, как Александр, и не так давно в этой системе, но если говорить о том, что я вижу, то крайние формы насилия — все-таки редкость. В целом… Александр Гезалов: Да-да-да. И это, разумеется, очень эмоционально откликается, потому что тема болезненная. Если говорить о детских учреждениях как о некой системе, в которой, абсолютно верно было сказано, существует иерархия, то, разумеется, подавление и конфликты тех или иных уровней — это данность. И так было всегда.
То есть вот, наверное, ответ на ваш вопрос. Анастасия Урнова: Да. Елена Альшанская: То, что говорит Маша… Нужно понимать вот то, о чем уже здесь говорилось про травмы. Ребенок приходит в детский дом в ситуации… Он не в санаторий на отдых приходит. Он приходит в ситуации, когда либо произошел отказ от ребенка, либо его забрали у родителей, которых он любил. У него была к ним привязанность, но вот государству показалось, что что-то они делают не так.
Или там вообще происходила какая-то чудовищная ситуация: папа на глазах у ребенка зарубил маму. То есть там всегда что-то такое уже травматичное, и сама эта ситуация травматичная для ребенка. Дальше вы собрали целое учреждение таких детей. То есть вы набрали в учреждение кучу детей с разными травматичными ситуациями и разным опытом. Кто-то жертва насилия. Кто-то жил в условиях, когда ему разрешали гнобить других детей.
Кто-то просто переживает, что он потерял свою маму. Александр Гезалов: Кто-то в будке жил с собакой. Елена Альшанская: Кто-то жил в будке с собакой. Вот вы их всех собрали вместе. И у вас в лучшем случае на это учреждение один психолог, у которого нет задачи заниматься их индивидуальной реабилитацией. А дальше… Мария Хадеева: Да даже если бы она и была, выполнима ли она?
Елена Альшанская: Ну, он не справился бы с ней. Если бы она была, она была бы невыполнима. Мария Хадеева: Невыполнима, да, по умолчанию. Елена Альшанская: А дальше нам нужно из них строить коллектив, который будет красиво танцевать перед спонсорами, в школу ходить, кушать. И что, кроме насилия, извините, иерархии, позволит вам решать эту задачу? Это как вы возьмете взрослых-травматиков, не знаю, всех из Афганистана одновременно, тех, у кого все умерли в автокатастрофе — и сделаете такую клинику невроза без единого врача, без единого психолога.
И скажете: "А сейчас у нас будет кройка и шитье, потом обед, потом ужин". У вас будет кошмар. Собственно говоря, это мы и устраиваем для детей в детских домах. Мария Хадеева: Я просто хочу сказать, что есть случаи… Ну, к сожалению, ныне уже закрытые в связи с повальным закрытием детских домов, и, к сожалению, это коснулось в первую очередь маленьких детских домов, потому что их выгодно было закрывать, чтобы показать… Александр Гезалов: Статистику. Мария Хадеева: …количество для статистики. И укрупнять.
То есть то, что, например, произошло с моими приемными детьми в том детском доме, где они были… А это был сельский детский дом, где было всего 24 ребенка. И был закрыт этот детский дом, и они переведены, совмещены с коррекционным интернатом в 70 километрах на 100 человек. Но суть не в этом. Я просто хотела сказать, что есть учреждения, в которых вот эта жуткая статистика, о которой мы говорим, она если не нулевая, то стремится к этому. И это, конечно… Это то, о чем говорила и Елена, и Анатолий. Это все одно и то же.
То есть это маленькие группы, устойчивая привязанность, семейного типа так называемые, по которым пытаются построить. Просто большие учреждения сложно по этому типу построить. Но если, например, говорить про конкретный детский дом на 24 ребенка, то это небольшие группы, это часто семьи, то есть из поселков и сел там братья и сестры. Это снижает… Анастасия Урнова: Напряженность? Мария Хадеева: …вот это нагнетание внутри как бы. И это устойчиво.
Это одни и те же воспитатели, которые живут в этом же поселке. Это та же сельская школа, которая знает всех этих детей, и так далее. То есть я уверена, что каждый из нас ни одно учреждение с нулевым вот этим коэффициентом сможет назвать. Анастасия Урнова: Но я тем не менее хочу, чтобы мы послушали просто реальную историю выпускника детского дома Павла Александрикова, которую взяли наши коллеги из программы "За дело! Давайте послушаем, с чем столкнулся он. СЮЖЕТ Анастасия Урнова: К счастью надо сказать, что тот интернат для детей, о котором рассказывает наш герой, уже закрыт, но вообще он находился в Москве.
Это даже не какое-то отдаленное небольшое поселение.
Когда мне исполнилось три года, маму посадили за покушение на убийство — она напала на мужчину, который до меня домогался. Отец не захотел обо мне заботиться, поэтому я оказалась в больнице — это временное учреждение, куда поначалу попадают все дети, от которых отказались родители. Пока меня обследовали, решалась моя дальнейшая судьба — детский дом или приемная семья. Спустя полгода, когда мне исполнилось четыре года, я попала в семью. Приемные родители жили в селе Икряное. С ними я прожила восемь лет вместе с двумя детьми-сиротами. Это было ужасное время, о котором я пытаюсь забыть. Анализируя те годы, я понимаю, что нас взяли из-за выплат от государства. Уже потом мне рассказали, что приемные родители тратили деньги с моей книжки на оплату коммунальных услуг, покупку двух автомобилей и другие свои нужды.
А должны были тратить на мое воспитание. В приемной семье я чувствовала себя никем.
А мне было обидно, что так долго я был никому не нужен. Дети из детдома Дети из детдома После приюта выпускников распределили по колледжам с рабочими специальностями. Нам с Димой предстояло стать дипломированными каменщиками. Жили в общежитии. Налаживали отношения с людьми по тем принципам, которые воспитал в нас детдом: не давать себя в обиду и защищать слабых. Часто дрались с местными из-за девчонок. На каникулы я уехал в гости к родственникам, а Димка со своей девушкой пошёл в клуб. После дискотеки на них напали местные молодчики.
Друга избивали толпой, пока он не перестал дышать. После месяца реанимации товарища списали в дом инвалида. Травма головы навсегда превратила Диму в овощ. Жизнь после. У меня, несмотря на тяжёлое детство, всё сложилась благополучно. После училища я остался жить с бабушкой. Дед к тому времени умер от инсульта. Государственное жильё мне не предоставили, потому что фактически я не являлся сиротой. Через некоторое время у старушки диагностировали запущенную онкологию. Ближе к концу она страдала еще и от деменции.
Дальние родственники продали квартиру в районном центре и поделили выручку между собой. Часть отступных дали мне. Тогда эта сумма казалась внушительной. Но скоро деньги закончились, и я остался на улице без средств к существованию. Пришлось искать работу с проживанием. В частную фирму требовались охранники для вахтовой работы в санаториях Крыма. Там я встретил свою будущую супругу, которая приехала в сезон летних отпусков поработать вожатой в лагере. Вместе мы уже пятнадцать лет. Воспитываем двух дочерей. Жена работает учителем, я — бригадиром на стройке.
У нас своя квартира, машина. Нашлась сестра, которую из-за ошибки в документах долго не получалось отыскать. После детдома Оля вышла замуж и живёт в Турции. Дети из детдома Дети из детдома Наверняка, не всем так везёт устроиться после детского дома. Большинство моих одноклассников во взрослой жизни повторили ошибки родителей: алкоголь, наркотики, судимости. Каждый второй выпускник интерната столкнулся с этими проблемами. Девочка, которая мне нравилась в детском доме, родила семерых детей. Всех забрали органы опеки, потому что горе-мать не смогла обеспечить их даже питанием.
«Это не генетика, а травма» – 5 главных особенностей детей-сирот
Де́тский дом — воспитательное учреждение для детей, лишившихся родителей или оставшихся без их попечения, а также детей, нуждающихся в помощи и защите государства. Число детей, проживающих в детдомах, сократилось с 34,1 тыс. до 31,6 тыс., отметила вице-премьер России Татьяна Голикова. Детские дома и школы-интернаты для детей от 4 до 18 лет подчиняются органам управления образованием того или иного субъекта РФ. Детские дома и школы-интернаты для детей от 4 до 18 лет подчиняются органам управления образованием того или иного субъекта РФ.
«Маме так было удобнее»: девушка из деревенского детдома рассказала о жизни после него
Это травма, которую ребёнку нанесла система уже после его рождения! Гены тут совершенно ни при чём. Поэтому если сиротам закупается одежда, то самая дешёвая - китайская; если питание, то по низкой цене и соответствующего качества, и так далее. Поэтому на целое отделение одна нянечка, а не десять. Переключиться на то, чтобы ни один ребёнок до детского дома не дошёл.
Отказники должны попадать сразу в семью, как в Америке и европейских странах. И в Чечне все понимают. Там дети либо в семью дальнего родственника определяются, либо в приёмную. Допустим, в США мать захотела отказаться от ребёнка.
Она сразу в специальном банке данных создаёт анкету, на которую откликаются бездетные семьи, и ребёнку подбирается семья. Все официально. Мать никто не винит. Некоторые биологические родители даже общаются с ребёнком… Вот вы видели, я сейчас сразу троим детям семью нашёл?
Показывает на свой мобильный телефон. Непосредственно перед тем, как вы в дверь позвонили! У них мать умерла. А вот так!
А как иначе? Ну нельзя, чтобы ребёнок дошёл до федерального банка данных, потому что он там застрянет. Во-первых, оформление идти будет долго. Родителей должны лишить родительских прав.
Это целый процесс. Ребёнка поместить в учреждение и обследовать в больнице - это один-два месяца. Потом его отдают в приют, там он должен посидеть, пока на него оформят портфолио. И уже за это время он, извините за выражение, будет изнасилован тем, что просто попал в эту систему.
Нет бы сразу, как я сейчас сделал, - раз и все! Взять даже устройство этих трёх детей. Я же не органы опеки. Я даже не фонд!
Я просто человек, и я знаю, что как только эти дети попадут в детский дом, у них изменится взгляд. А сейчас, глядя на этих детей, я могу сказать, что все у них будет нормально. Как только я увижу у них сиротские глазки - всё! Обходя закон, мы понимаем, что лучше сделать так, чем запихнуть ребёнка в систему, а потом оттуда выдёргивать.
У государства нет сердца - есть скелет и бесполезный свод правил. Вот взяла бы эта сотрудница опеки и прямо у себя в Инстаграме разместила фото этих детей. Прошло бы время, она бы ещё раз разместила. Но они же этого не делают.
Все должно быть в рамках закона, говорят они. Сайт дома ребёнка «Ёлочка»: главврач и сотрудники выражают обиду по поводу скандала с Серёжей. Кто все эти люди? Александр театрально разводит руками.
Там же кадровый голод! Это люди без специального образования. И знаете, какая самая большая сложность работы с человеком без специального образования? Его невозможно обучить.
Невозможно повысить его квалификацию, так как нет супервизии. Это не воспитатель, а, по сути, просто пастух, который пасёт детей. Такие люди в этой системе вообще встречаются? Есть такие, которые болеют душой.
В другом учреждении - цветы, поля, картошка, огороды… Но вопрос ведь не в этом! Мы можем все так организовать, чтобы дети и табуретки делали, и морковь со свёклой выращивали, и в вузы поступали, но самое главное, чего они недополучают, - это родительская ласка. Голос Александра смягчается. Самое ценное, самое необходимое, самое важное - это детско-родительские отношения.
От этого зависит все на свете. Это поиски себя. Ответы на разные вопросы. На этом в дальнейшем основывается построение собственной семьи.
У нас есть детские дома - дворцы! С джакузи и хоккейной коробкой! Но это не то, что нужно ребёнку! Ребёнку нужны детско-родительские отношения.
Поглаживания, общение, тональность, личностное участие, - без этого вырастает буратино. Даже при огромном желании не сможет! У вас 20 человек, и у каждого свой запрос. У каждого своя эмоциональная история.
Этот ребёнок - интроверт, тот - экстраверт, у одного мама умерла, другой из семьи алкоголиков, у кого-то родители сгорели, кого-то на улице нашли! Воспитатель должен быть просто мультиспециалистом. Это раз! И когда ребёнок попадает в системное учреждение, его никто не обследует на тревожность.
Это два. Чем они занимаются? Психологов, которые работают по сиротской травме, у нас в России нет. Это должен быть клинический психолог, который, принимая ребёнка в систему, уже обнаруживает очаги пожара и понимает, что ребёнок сейчас войдёт в другой пожар, потому что детский дом - это иерархия, это жёсткость, это особый язык, особые условия.
Представляете - со своим пожаром да в новый пожар, так он ещё сильнее разгорается… А потом говорят: ну, давай вперёд, мальчик! Никакого обследования на входе. Никакого маршрута внутри системы. И мы получаем кого?
Да, этот ребёнок может махать руками, улыбаться, быть таким жизнерадостным с виду, но вы понимаете, что внутри него произошли изменения, которые могут привести к катастрофе. Самые проблемные зоны у него возникнут в 20, 30, 40 лет. Не сразу по выходе из детского дома, а со временем. Потому что надо двигаться вперёд, а он не умеет ходить!
Надо вообще убрать из детских домов волонтёров! Это работа со всеми. А работа со всеми - это уже система. Нужно индивидуализировать взаимодействие с конкретным ребёнком и смотреть, какой у него там пожар, какого объёма, какого цвета и содержания.
Работать только с Васей Ивановым и вместе с ним выйти и сопровождать его. А у нас как? Бегали-прыгали-рисовали-танцевали, а ребёнок выходит из детского дома и не то что яйцо сварить не умеет, он просто жить не хочет!
Сотрудники этих учреждений на условиях анонимности подтверждают информацию, однако этому они совсем не рады. Ирина Н. На днях она узнала о грядущем увольнении. Потом нас будут объединять с детским домом-интернатом в Непецино.
И часть сотрудников уволят. В нашем ребцентре у всех детей есть родители, просто они либо лишены родительских прав, либо в местах лишения свободы, либо пьют и не работают. А непецинские дети — именно детдомовские, у них никого нет. И чтобы «всех разобрали по приемным семьям» — впервые слышу. Там около 30-ти детей-сирот живет», — рассказала сотрудница центра. Учреждение в Непецино действительно не называется «Детский дом» или «Дом-интернат». Вывеска гласит «Государственное казенное общеобразовательное учреждение Московской области для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, «Вдохновение».
По информации, которую обсуждают в своей среде сидящие на чемоданах сотрудники Коломенского ребцентра, заведения, подобные им, ранее относились к Управлению соцзащиты. А теперь будут переданы в ведение Управления образования.
Какими они были?
Папа погиб. Есть две стороны: первая — это улыбающаяся, добрая мама, с которой все хорошо. Вторая — это мама, которая в пьяном угаре даже не понимает, что происходит.
Папа был такой же. Правда, он меня очень любил. Они оба были морально слабоваты, поэтому начали пить и не попытались исправиться, когда у них был шанс, хотя на то был целый год.
Я думаю, когда меня забрали, им просто было легче без меня. Источник: Елена Вахрушева — Как это — из своей семьи попасть в чужое место? Как привыкала к жизни в детдоме?
Там делят группы на мальчиков и девочек. К счастью, меня «бабовщина» особо не задела. Я была сама по себе.
То есть те, кто постарше, могут периодически заставить младших убрать за ними постель или подежурить по уборке. Меня не трогали, и я никого не трогала. Я вообще сначала не верила, что задержусь там надолго.
Родители говорили: «Подожди немножко, скоро мы тебя заберем», и все в таком духе. И до шестнадцати лет я жила с уверенностью в том, что я здесь ненадолго, что скоро я поеду домой. Когда взрослеешь, приходит осознание, что никто тебя забирать не собирается.
Затем приходит смирение, я другой жизни-то и не помню, не представляю, что расти можно было как-то по-другому. Одно время им даже запрещали приезжать ко мне, потому что их приезды заканчивались моими истериками. Потом они не звонили и не писали.
Но у меня всегда был дядя, который меня навещал. Денег у него было немного, но он старался меня радовать. Помню, что привозил всегда орехи и зефир.
Забрать он меня, конечно, не мог, потому что одинокому мужчине никто бы не отдал ребенка. У них это выходит? Есть те, кто вкладывает душу целиком.
Для кого-то это просто работа.
Затем приходит смирение, я другой жизни-то и не помню, не представляю, что расти можно было как-то по-другому. Одно время им даже запрещали приезжать ко мне, потому что их приезды заканчивались моими истериками. Потом они не звонили и не писали.
Но у меня всегда был дядя, который меня навещал. Денег у него было немного, но он старался меня радовать. Помню, что привозил всегда орехи и зефир. Забрать он меня, конечно, не мог, потому что одинокому мужчине никто бы не отдал ребенка.
У них это выходит? Есть те, кто вкладывает душу целиком. Для кого-то это просто работа. Я считаю, что им не стоит вести себя как родителям.
Если они привыкнут к детям, то будет тяжело их отпускать. Но могу сказать, что с нами часто вели беседы о том, как стоит и не стоит себя вести. Например, когда девочки подросли и начали общаться с мальчиками, нам говорили: «Девочки, цените себя, будьте разумными». Воспитатели же не понаслышке знают, что для парней, особенно постарше, девочки из детдома — лакомый кусочек.
Из-за того, что они почти не получали внимания, даже купленная парнем шоколадка кажется чем-то особенным, признаком внимания и заботы, чем парни и пользуются. Не каждому ребенку в семье родители могут такое позволить. Это так? Как дети относятся к такому благополучию?
Ценят его? Я помню, что у нас было много спонсоров. Как-то раз на Новый год мы с ребятами посчитали подарки. Получилось около семнадцати на ребенка.
Нам дарили дорогие телефоны, одежду. Однажды привезли спортивные костюмы, на них были бирки. Стоили они около двадцати тысяч. Но когда ты маленький, тебя не волнует цена и крутость вещи.
Ты этого просто не понимаешь. Я бы предпочла сидеть с дешевым телефоном и менее дорогой одеждой, но дома, в семье.
Детдом / Children's Home
детдом — самые актуальные и последние новости сегодня. Будьте в курсе главных свежих новостных событий дня и последнего часа, фото и видео репортажей на сайте Аргументы и Факты. Детский дом служит для ухода за детьми, которые потеряли биологических родителей или не могут жить с ними по другим причинам. Привычная модель детского дома — это коллективное учреждение, где ребенок живет в искусственной социальной среде, теряя возможность адаптироваться в социуме, инфантилизируясь в процессе.
«Маме так было удобнее»: девушка из деревенского детдома рассказала о жизни после него
Я думаю, что в приютах, детских домах, центрах содействия семейному воспитанию нужно добавлять штатные единицы психологов и дофинансировать их. Уважаемые кандидаты в замещающие родители! С 4 декабря 2023 г. в связи проведением технических работ будет временно приостановлен прием граждан, обращающихся в федеральный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей, с целью постановки. Новости Хабаровска: Воспитанников детского дома № 5 планируют переселить в помещение интерната на другом конце города.