Забытый язык журавлей

Новости. Аватар. Фатима Алиева. 15 октября 2021 г., 18:52. В Ярославской области в сельской почте обнаружили забытые письма начала 20-го века. Люди, которые забыли родной язык, попав, например, в новую языковую среду в раннем детстве, на самом деле помнят свой первый язык — такие выводы сделали ученые из. Однако в большинстве случаев языки оказываются в кризисном положении после того, как их начинают теснить социально, политически и экономически доминирующие «конкуренты». В Массачусетском технологическом институте разработали нейросеть, которая поможет лингвистам расшифровать давно забытые языки.

В Музее русского быта "ПО СУСЕКАМ" проходит выставка "ДВА СЛОВА НА ЗАБЫТОМ ЯЗЫКЕ"

Новые данные о языках были получены по итогам Всероссийской переписи населения от 2021 года. ЮНЕСКО в Атласе языков мира причислила белорусский язык к группе «уязвимых, ослабленных», т.е. близких к исчезновению. Его новая книга «Забытые тайны золотого языка» проливает для своих читателей свет на самые далекие и темные закрома русского языка и русской речи, раскрывает тайны давней и. Когда он осваивает иностранный язык до уровня «бегло», механизм блокировки выключается сам, за ненадобностью.

Родной язык: возможно ли его забыть

Носители языка, традиций, обрядов, песен на национальном языке - в основном люди очень пожилые, которых осталось мало. Зачастую от родителей мы слышим слова раскаяния, что в молодые годы они мало интересовались историей своего рода, национальной культурой предков. В юношестве все это не так важно, но с возрастом каждого человека тянет к истокам. Сегодня у всех в доме есть техника телефоны, фотоаппараты, камеры , благодаря которой можно запечатлеть рассказы, легенды, песни бабушек, прабабушек, дедушек; воспоминания об их детстве, семейных традициях. Я уверена, что со временем это будет самая большая драгоценность для семьи, а может, и не только для нее», - говорит Татьяна Геннадьевна. Отметим, что проект реализован в рамках Года культурного наследия народов России.

Тем временем исследователи следили за мозговой активностью добровольцев, используя МРТ.

Дети справлялись с заданием одинаково хорошо. Однако активность мозга у них отличалась. Когда участники, говорившие только на французском, выполняли задание, у них повышалась активность в левой нижней лобной извилине и передней части островка. А у детей из двух других групп возрастал уровень активности в правой срединной лобной извилине, левой средней лобной коре и двусторонней верхней височной извилине.

И из-за такой «блокировки» прежние знания восстанавливаются не сразу.

Что касается студентов, которые свободно говорили на двух языках — они были практически не подвержены подобному эффекту. Вывод: забывание слов родного языка грозит лишь тем, кто только начал изучать второй язык. Таким образом, на начальной стадии человеку стоит волевым усилием, САМОМУ отметать самые «подручные» слова на своем языке и стараться выражать мысли только на новом. Когда он осваивает иностранный язык до уровня «бегло», механизм блокировки выключается сам, за ненадобностью.

От сложностей в изучении отдельных школьных предметов не застрахован ни один ребёнок. Одним не даётся физика, другим — история, а третьи не могут освоить белорусский язык, ссылаясь при этом на его якобы «ненужность», и вспоминают о нём лишь на экзаменах да ЦТ. Мы совершенно не разговариваем на белорусском языке, не смотрим белорусское телевидение, а, выйдя на улицу, слышим русскую речь.

Поэтому ребенок не понимает, для чего ему в жизни нужен белорусский язык и литература. Как следствие, самостоятельно его выучить очень проблематично. А ведь это дети, их можно заинтересовать и увлечь. Правда, для этого учителю придется очень постараться! Наши преподаватели в образовательном центре «Сириус» стараются!

Не только латинский: 5 мертвых языков, на которых никто не говорит

Некоторые широко употребляемые в обществе слова появились в русском языке относительно недавно. Например, «стресс» пришел из английского языка лишь в 1960-е годы, а словом «неадекватный» стали называть людей только в XXI веке — до этого оно использовалось в основном в научных статьях. Слово «зашкаливать» возникло в конце 1950-х и следующие 30 лет использовалось только в текстах об измерительных приборах, а, попав в дневники, сразу стало активно употребляться в переносном значении.

Африканские забытые языки В Африке также существует множество забытых языков, которые находятся на грани исчезновения. Некоторые из них включают Хант Дихадин, язык, говоримый в Мали, и Басаа, который используется в Камеруне. Вследствие колониализма и внешнего воздействия, такие малочисленные языки были вытеснены языками европейского происхождения, такими как английский, французский, португальский. Исчезающие языки представляют собой ценное наследие человечества и изучение их помогает лучше понять разнообразие языковых систем и культур в мире. Важно сохранять и сохранять эти забытые языки, чтобы они не исчезли совсем. Уникальные языки 1. Кикапу Кикапу — язык, который используется на острове Кикапу в Тихом океане.

Этот язык не имеет письменности и передается устно. Интересно, что кикапу не имеет глаголов в классическом понимании этого слова. Вместо этого он использует различные частицы и словесные формы для выражения действий. Кикапу также известен своим особенным способом подсчета. Он использует три различных системы, в зависимости от объекта подсчета — людей, объектов или длины.

Он похож на венгерский и связан с финско-уральскими языками. На 2010-й год оставалось 2 носителя языка, поэтому он скорее всего уже исчез. Камикуро Chamicuro Язык небольшой группы людей в Перу, находящийся в огромной опасности, так как практически не осталось носителей. Дети и молодежь уже не общаются на нем, предпочитая испанский. Тем не менее люди, говорящие на камикуро, смогли составить словарь. Несколько слов: кавали лошадь , пато утка , катуйкана обезьяна , манали собака , миши кошка. Чикасо Chickasaw Относится к маскогской языковой семье, является языком индейского племени чикасо из юго-восточных штатов Миссисипи, Теннесси, Алабама. Они переселились на индейские территории в 1832 году, а сейчас являются 13-м по величине племенем, признанным на федеральном уровне. Носители языка живут в Оклахоме, США. Есть версия, что название языка происходит от имени одного из вождей племени. На языке говорит только старшее поколение, а молодежь использует английский. Общее число говорящих около 1000 человек. Сложный язык агглютинативного типа: в нем используются словоизменения в виде добавления суффиксов и префиксов, причем каждый несет одно значение. Структура предложения: подлежащее-дополнение-сказуемое.

Мозг человека помнит забытый язык, доказали ученые

Кикапу Кикапу — язык, который используется на острове Кикапу в Тихом океане. Этот язык не имеет письменности и передается устно. Интересно, что кикапу не имеет глаголов в классическом понимании этого слова. Вместо этого он использует различные частицы и словесные формы для выражения действий.

Кикапу также известен своим особенным способом подсчета. Он использует три различных системы, в зависимости от объекта подсчета — людей, объектов или длины. Это делает его одним из самых сложных языков для изучения подсчета.

Пирараха Пирараха — язык, используемый племенем Пирараха в Бразилии. Этот язык считается самым сложным языком в мире, так как имеет достаточно большое количество слогов и звуков. Пирараха не имеет письменности и передается только устно.

Он также известен своей очень сложной грамматикой, включающей в себя большое количество падежей и неправильных глаголов. Ултрафиноский язык Ультрафиноский язык — язык, который использовался группой людей, живших в горах Серро-бланко в Мексике.

В исследовании, появившемся в выпуске от января 2007, «Psychological Science», Леви и его коллега доктор Майкла Андерсон обнаружили, что люди не забывают свой родной язык, из-за меньшего количества использования, но такая забывчивость отражает активную остановку использования слов родного языка, которые отвлекают нас, во время разговора на новом языке. Поэтому, такая забывчивость может быть адаптивной стратегией для лучшего изучения второго языка. В исследовании, англоговорящих студентов, которые обучались, по крайней мере, один год испанскому языку уровня колледжа, просили неоднократно назвать объекты на испанском языке. Чем больше их просили повторить испанские слова, тем большие трудности они имели, воспроизводя соответствующие английские значения для тех же объектов. Другими словами, обозначение объектов на другом языке запрещает соответствующие значения на родном, делая их менее восстанавливаемыми позже.

Фото Командой специалистов из британского Института Фрэнсиса Крика и датского Ольборгского университета п... Да, в самое ближайшее время - 44.

И тут выясняется, что его отец Оуэн — гомосексуал, который всю жизнь скрывал это. В выходные дни он тайно посещает гей-бары , порнокинотеатры и украдкой ищет сексуальные контакты с мужчинами.

Навигация по записям

В МТИ нейросеть научилась расшифровывать забытые языки / Хабр
Забытые слова русского языка
Навигация по записям
Почему изучая новый язык можно забыть старый?

Голландский подросток забыл родную речь после операции и заговорил на иностранном языке

Главная Новости Новости библиотек. Пусть вы и не забудете его начисто, особенно, если владели очень хорошо, но после нескольких лет бездействия иностранный язык обязательно «заржавеет». Почти забытый нивхский язык обретает второе рождение благодаря финским методикам, перенесенным на почву Сахалина.

Забытый язык

Самыми распространёнными языками в России по владению оказались русский, английский, татарский, чеченский и башкирский. Это может быть хорошей новостью для всех, кто думает о повторном изучении языка с младенчества, поскольку это может быть намного проще, чем считалось ранее. Даже родной язык можно забыть, если не разговаривать на нём 3–4 года.

Что думают люди

Сирил Корнблат «Забытый язык»
«Не забывайте же языка нашего родного, чтобы не умереть!»
Забытые буквы. Слишком много «и» | Наука и жизнь
Комментарии

Можно ли забыть родной язык? Да, и не только в детстве

На якутском, например, проходит празднование июньского Нового года. Это выглядит очень ярко и зрелищно: люди выходят на улицы, поют, танцуют, веселятся, поклоняются солнцу. Как в Якутии поддерживаются долганский и якутский языки? Преподаются ли они в школе? С якутским, честно говоря, проблем нет. Даже в аэропорту вам объявят посадку на трёх языках: русском, английском и якутском.

А вот с долганским, как и с остальными диалектами, всё сложнее. Существуют некие диаспоры, которые иногда собираются и делают что-то, чтобы сохранить культуру. Есть также школы и садики, в которых учат национальные языки. Но дело в том, что молодёжь в этом не заинтересована, все тянутся изучать английский. У меня лично, например, родной язык не в приоритете, наверное, потому, что не осталось единомышленников-долган.

Ведь на долганском говорят, в основном, люди, живущие в поселках, не пытающиеся уехать оттуда и поменять свою жизнь. Даже если я приеду к ним, мы просто не найдём общих интересов, мне будет не о чём с ними общаться. Каково Ваше мнение по поводу исчезновения языков? Надо ли их сохранять? В любом случае надо, потому что пока жив язык, жив и народ.

Какой ты долган, если не знаешь долганского? И так со всеми языками. Более того, надо не просто говорить, но и знать историю, грамматику, всё остальное. Конечно, я «за» сохранение национальных языков, но они исчезают, потому что за это никто не борется. Долганский, в частности, никто не преподносит, как обязательный.

И если за якутский люди «топят», то с долганским я такого не увидела. Все спохватились в последний момент, но уже, кажется, поздно. Даже в школах урок долганского языка считается факультативом, на него, очевидно, ходят немногие. Кроме того, долганский очень непросто устроен, и это можно считать одной из причин его исчезновения. Честно говоря, от такого отношения к родной культуре становится грустно.

Расшифровка На каких языках Вы разговариваете?

Колесников Андрей Опубликовано в Наука Теги языки Главное за сутки В военной доктрине Белоруссии прописали помощь союзникам Белоруссия сможет предоставить военную помощь союзникам в случае агрессии против них, говорится в военной доктрине, утвержденной в среду Всебелорусским народным собранием и опубликованной на национальном правовом интернет-портале. Исследование, опубликованное на портале Nature Communications NC , включало в себя анализ… SCMP: создана РЛС для обнаружения самолётов-невидимок Китайские ученые совершили прорыв в области обнаружения невидимых для радаров американских самолетов, таких как F-22, F-35 и B-21, что создает серьезную угрозу для военного превосходства США в регионе Тихого океана. Эту информацию распространила пресс-служба The European Society of… Тема дня Среди противников России на Западе очередной раскол, на сей раз по живому.

Для лингвистики это был серьезный поворот. До этого значительные лингвистические силы были брошены либо на то, что называется формальное исследование языка, то есть попытки создать какую-то формальную модель, формальную теорию, либо на историю языка, либо занимались грамматикой письменных европейских языков: французского, немецкого, английского, испанского, русского и так далее. На описание малых языков, не имеющих письменности, на которых люди говорят по всему миру — по приблизительным подсчетам, их около 6,5 тысяч — обращали очень мало внимания. Сейчас можно сказать, что поворот к изучению неизвестных языков, к изучению уходящих из употребления языков, пропадающих и умирающих, более-менее произошел. Основные силы лингвистов сейчас брошены на описание языков, которые находятся на грани исчезновения. Но в 90-е годы это было новостью, и лингвистов приходилось убеждать при помощи довольно резких высказываний. Довольно хлесткая цитата.

Понятно, что в ситуации, когда значительная часть языков мира была тем же самым Крауссом объявлена находящимися под угрозой, в этой ситуации заниматься современной системой времен во французском языке было немного странно. Французский язык никуда не денется, мы успеем выяснить его систему времен, он письменный, хорошо зафиксирован и прекрасно описан. А вот эти языки могут и пропасть. После первых двух публикаций 1992-го года пошел шквал публикаций, которые касались этой темы. Я привел здесь только две цитаты — западную и российскую. Одна из книги 1991 года, другая из книги 1994 года. Если бы я хотел, то мог бы в течение полутора часов зачитывать вам одну за другой цитаты о том, как все плохо с языками.

Первая цитата: «Исчезновение языков — процесс, происходящий повсеместно в мире, богатое разнообразие существовавших языков, которое должно было существовать в прошлом, стремительно уменьшается». И российская цитата о языках меньшинств Российской Федерации, которые находятся в зоне этнического бедствия и поэтому должны стать объектом этно-лингвоэкологии как приоритетного и неотложного направления государственной и научной деятельности. То есть, суммируем: в начале 90-х годов лингвисты обратили внимание на то, что с языками происходит что-то странное, чего, по их мнению, раньше не было. Насколько широко это распространено и каковы прогнозы? По широте распространения — очень широко. Процессы идут по всему миру, со всеми языками, не зависимо от их родственных или типологических характеристик. Прогнозы того же Краусса очень пессимистичны.

Что такое исчезновение языка? Язык пропадает, когда люди перестают на нем говорить. Если этот язык при этом был еще и бесписьменным, то есть, существовал только в устной форме, от него не остается никаких следов, и тогда мы можем сказать, что язык исчез. Это не значит, что люди замолкают и перестают разговаривать, они просто переходят на какой-то другой язык. Для того, чтобы это произошло, какой-то период эта группа должна говорить на двух языках. Не может такого быть, чтобы люди сначала забыли один язык, а потом выучили другой. Тогда в «паузе» они оказываются немыми, а этого быть не может.

Значит, должен быть какой-то более или менее длительный период, когда эта группа будет двуязычной. Об этом и поговорим. Почему это происходит, что заставляет людей отказаться от одного языка и перейти на другой? Для удобства я буду называть языки известными из биологии терминами — доминантный и рецессивный языки. Это не более, чем метафора, но это удобно: что такое доминантный язык, всем понятно, он доминирующий, а рецессивный язык — это его антипод. Какие факторы существуют, которые создают ситуацию, в которой может начаться этот сдвиг. Список этих факторов примерно такой: это происходит в результате колониального или военного захвата территории.

Картинка — знаменитое «Покорение Сибири» Сурикова. То есть на некоторую территорию, населенную какими-то племенами, приходят более сильные завоеватели и поселяются. Местное население оказывается в ситуации, когда они должны выучить язык этих пришельцев, и в этой ситуации они могут перейти на этот язык окончательно. Либо миграция: небольшая группа переместилась на другую территорию, оказавшись в окружении другого языка, и стала двуязычной, а потом она может отказаться от собственного языка. Демографическое давление: в каком-то месте без всякого захвата начинает расти количество людей, говорящих на другом языке. Так было, например, на севере Сибири в 50-60-е годы, когда началось промышленное развитие Севера, и туда поехало большое количество людей, говорящих по-русски. Соответственно, люди, говорящие на других языках, оказались в иноязычном окружении.

Урбанизация, индустриализация и другие экономические изменения, когда вдруг появляются города, появляется промышленность, привлекательные рабочие места, и люди из окрестных сел, где они говорили на непонятно каком языке, переезжают в город и начинают разговаривать на языке новой промышленности. Введение школьного преподавания, введение письменности, появление телевидения — масса ситуаций возникает, когда группа может оказаться в ситуации, когда она теоретически может перейти на чужой язык. Все эти факторы создают условия для того, чтобы языковой сдвиг стал возможным, но не делают этот сдвиг неизбежным. Чтобы этот сдвиг начался, должно быть выполнено два условия. Первое — языковой контакт, второе — ситуация «престижного неравенства языков». Что это такое? Прежде всего, надеюсь, что все присутствующие понимают, где именно происходит языковой контакт.

Где та точка, в которой происходит контакт между языками? Это не точка на карте или плане города. Языковой контакт происходит исключительно в голове человека. Именно там сосуществуют два языка, которые начинают влиять друг на друга, и один из них постепенно может вытеснить другой. А может и не вытеснить, человек может на всю жизнь остаться двуязычным и передать это своим детям и внукам. Для того, чтобы сдвиг все-таки пошел, эти два языка должны быть не равны по престижности. Один должен быть выгодным, престижным, богатым, с большой литературой, экономически выгодный и нужный.

А второй должен быть простой, как говорил один житель деревни, где живут мариупольские греки: «Наш греческий язык — он только до асфальта, а после асфальта — уже русский язык». Вот когда возникает ситуация, что без знания доминантного языка я не могу получить хорошую работу, не могу получить образование, не могу сделать никакую карьеру — в этой ситуации возникает «неравенство престижа». И в этой ситуации может начаться сдвиг. Контакт двух языков создает некоторый период двуязычия. Он может быть длинным, может быть покороче, может быть совсем коротким, на протяжении одного поколения. И отсюда темпы этого сдвига могут быть медленные — это сотни лет, именно так происходил сдвиг кельтских языков в Англии, в течение столетий уступавших место английскому, и все-таки уступивших. Это могут быть средние темпы — три-четыре поколения, когда прабабушки стали двуязычными, а уже их правнуки переключились на доминантный язык.

И это может быть тем, что называется «катастрофические темпы сдвига», когда родители говорят на одном языке, дети говорят на двух языках, а внуки говорят уже только на доминантном, едва понимая язык бабушек. Вот это называется «катастрофический сдвиг». Приведу примеры таких сдвигов. Вот пример того, как сообщество «само решает», что старый рецессивный язык ему не нужен. Речь идет о Мексике. Языковой сдвиг с языка тектитеко на испанский. Когда исследователи начали наблюдение в этом регионе, они обнаружили такие истории, например: одна из местных женщин рассказывала, как муж ругал ее, если она говорила с детьми на тектитеко.

Он считал, что так дети ничего не добьются, и люди будут над ними смеяться, если они не будут говорить по-испански. Школьные учителя в этом сообществе тоже смеялись над этим языком, говоря, что он устарел и никому не нужен, он хуже испанского. Сами носители довольно быстро поверили в то, что их язык не годится для полноценной коммуникации. Пожилые люди, пытавшиеся говорить на этом языке с внуками, сталкивались с насмешками и перестали на нем говорить, молодежь стала говорить по-испански, уходила в город и получала там лучшую работу, благодаря испанскому. Это дополнительно формировало низкий социальный престиж языка тектитеко. Ситуация, когда люди сами реши не говорить на традиционном языке, а говорить по-испански. Пример Аляски, когда языковая политика государства, реализуемая через школу, подталкивает сообщество к отказу от языка.

Это 60-е годы, сдвиг с одного из местных языков на английский. Речь идет о маленьком поселке, где есть только начальная школа. Все дети, которые заканчивают ее, должны переезжать в интернат соседнего, более крупного поселения. Либо они ездят в эту школу каждое утро 50-60 километров на автобусе, либо живут в интернате. Для большинства учеников этот переезд в интернат был очень травматичен. Сверстники и учителя потешались над ними из-за того, что дети говорили на непонятном языке, были какими-то смуглыми, странными, азиатского вида. Повторяю, речь идет об Америке 60-х годов.

И вот интервью с одним из тех детей в 90-е годы, эта женщина была уже взрослой: «Над нами постоянно потешались из-за того, что мы говорим на своем языке, или просто из-за того, что мы — местные. Мы были молодыми и не умели за себя постоять, и нам приходилось глотать гнев и обиду. Мне много раз бывало стыдно, что я — местная, я не хотела быть местной. Потом мы выросли, многие из нас женились, появились дети. Мы не хотели, чтобы наши дети пережили то же, что пережили мы, когда нас обижали и наказывали за то, что мы говорим на родном языке. Хватит и того, что наши черты лица и цвет кожи всегда с нами». Вот такая цитата взрослой женщины, которая через 40 лет вспоминает свои чувства школьницы.

Вы видите мотив этой женщины не учить своих детей своему родному языку — «Я не хочу, чтобы мои дети пережили то, что я пережила в детстве». Тоже в каком-то смысле добровольно человек отказывается от языка, но это уже немного другая добровольность. Или еще один пример, совсем из другого региона. Я сознательно привожу примеры из разных регионов, чтобы вы поняли, что эта ситуация повсеместная. Кения — там мы обнаруживаем ровно тот же самый мотив насмешки, тот же самый мотив издевательств за использование родного языка, который оказывается довольно популярен. Цитата из книги кенийского писателя, который вспоминает свои школьные годы: «Английский язык стал языком моего формального образования. В Кении английский стал больше, чем языком.

Он стал главным и единственным языком, и все прочие языки должны были почтительно склониться перед ним. Самое унизительное переживание — это быть застигнутым на территории школы, когда говоришь на кикуйю это его родной язык. Нарушитель подвергался телесному наказанию: от трех до пяти ударов палкой по голым ягодицам или его заставляли носить на шее металлическую бляху с надписью: «Я дурак». Хорошие такие педагогические приемы в цивилизованной Кении! Речь опять идет о 60-х годах 20-го века. Естественно, что дети, прошедшие через этот печальный опыт, становясь взрослыми, стремились оградить своих детей от таких переживаний. Итак, попав в ситуацию «языкового контакта» люди переходят от одноязычия к двуязычию.

Если два языка оказываются не равны с точки зрения престижа неважно, какого — культурного, социального или экономического , может начаться языковой сдвиг. Но проблема в том, что он может начаться, а может и не начаться. Беда в том, что мы не умеем его предсказывать. Часто бывает так, что вроде бы все факторы налицо: демографическое давление и «престижное неравенство» есть, и развитие промышленности, и экономическая выгода говорить на другом языке, и люди, конечно, выучивают этот другой, доминантный, язык, но почему-то не отказываются от своего собственного. По всем признакам общность должна перейти на другой язык, но не переходит, остается двуязычной. Эти два разных процесса смешивают те, кто пишет об этом, и смешивают, на мой взгляд, необоснованно. Одно дело — факторы, которые регулируют распространение доминирующего языка.

Эти факторы мы знаем. А вот для исчезновения более слабого языка вроде бы те же самые факторы, но почему-то они не всегда работают. Иногда кажется, что языку уже некуда деваться, он должен исчезать, а он не исчезает, люди продолжают на нем разговаривать. До сих пор мы говорили о ситуации, когда выбор, на каком языке говорить, был более-менее свободным. Но существуют такие ситуации в мире, которые иначе, чем «грубым принуждением» назвать невозможно. Хочу подчеркнуть, что довольно трудно провести границу между свободным выбором и принуждением. Если школа изо дня в день и из года в год создает у людей ощущение, что их язык никому не нужен, он плохой и слабый — это свободный выбор или принуждение?

Я не возьмусь однозначно определить. То же самое происходит, когда какой-то поселок решили закрыть, а людей из него перевезти в город. И сначала в этом поселке закрывают школу, потом — медицинский пункт, магазин, потом отключают электричество, и люди переезжают в город и оказываются в ситуации, когда их язык — это язык очень маленькой группы, а вокруг все говорят на доминирующем языке, и они переходят на него. Вот это выбор или принуждение? Довольно сложно провести границу. Приведу два примера ситуаций, которые я считаю прямым принуждением, без всяких попыток изобразить хоть какую-то свободу выбора. Один пример — это наш Крайний Север, что называли Советским Севером в 50-60-х годах.

Наблюдалась одна и та же картина: местные власти в принудительном порядке забирали детей из семей в интернаты, часто вопреки воле родителей. В этих интернатах учились дети из самых разных этнических групп, поэтому единственным общим языком у них был русский. И язык преподавания у них тоже был русским. Кругом них были люди, тоже говорившие по-русски. Когда я изучал на Крайнем Севере эти языки, слушал страшные рассказы о том, как маленького мальчика прятали в стойбище под шкурами, а его все-таки находили и насильно тащили в вертолет, чтобы вести в школу. Или как родители прятали детей в отдаленных стойбищах, а власти вызывали — ни много, ни мало! Мне приходилось слушать печальные истории о том, как детей наказывали, если они говорили на родном языке в школе или где бы то ни было.

Читал и слушал такие истории десятки раз. Очень многие дети уезжали из своего родного стойбища навсегда, во всех смыслах слова. Они уже не могли потом вернуться. Мало того, что они уже не владели языком, на котором говорили их родители, они не владели той культурой, которая нужна, чтобы выживать в этих условиях. Не просто выживать, а жить в свое удовольствие в кочевых условиях. Трудно сказать, что это — добровольный выбор. Это насилие чистой воды.

Как любое насилие, оно объясняется наилучшими благими намерениями. Всегда хотели «как лучше». Чтобы вы не подумали, что эта ситуация чем-то специфична для СССР — ровно те же самые истории приходилось слышать, записывать и читать и на Аляске, и в Австралии, и так далее. Вот вам австралийский пример. Политика была та же самая в отношении аборигенного населения Австралии. Насильно увозили детей в грузовиках, я видел эти фотографии — страшное впечатление, потому что это такие большие открытые грузовики, у которых в кузове стоит сваренная из толстенных прутьев клетка. Сзади — дверца, она запирается на огромный амбарный замок.

И в эти клетки набивали детей, запирали и везли их «к светлому будущему». В школе, естественно, их учили английскому языку, а аборигенные языки были категорически запрещены. Единственное отличие этой истории от нашей отечественной в том, что у нас забирали всех детей без разбору, а в Австралии пошли по совсем чудовищному пути, на мой взгляд: они забирали только полукровок. То есть, только детей, у которых один из родителей был белым, а второй — из австралийских аборигенов. Это поколение в австралийской научной публицистической литературе называется «украденным поколением» stolen generation. Так обозначают тех детей, которые были насильно увезены из своих родных поселков в интернаты. То же самое происходило на Аляске.

И что интересно, все эти события происходили примерно в одно и то же время. Я не могу этого объяснить. Почему — не знаю. Вот такое странное время. Такие ситуации, конечно, редки, они происходят не везде. Обычно ситуации прямого насилия не длятся долго. Больше 10 лет не длятся, примеров таких нет, потом власти все же спохватываются, что они делают что-то не то, или начинаются протесты местного населения.

Но языки умирают и без прямого насилия. В результате добровольного, так сказать, выбора их носителя. Такая небольшая схема: как происходит языковой сдвиг. Для того, чтобы произошел языковой сдвиг, должно произойти расслоение общности на поколения. Для каждого поколения имеется свой языковой выбор. Для старшего поколения прежний, «рецессивный» язык — родной, они говорят на нем в основном, а новым — «доминантным» — языком владеют очень слабо. Для младшего поколения родным языком уже является «доминантный», а своим прежним «рецессивным» языком они уже почти не владеют.

И для среднего поколения характерна ситуация «полуязычия», как она называется в лингвистике, когда свой язык они почти забыли, а новый толком еще не выучили. Как видите, в этой ситуации общение между бабушками и внуками практически исключено. У них нет общего языка. Соответственно, прерывается передача любой традиции, не только языковой. Это поколение мы когда-то назвали «переломным поколением», обычно это группа людей 30-50 лет, в зависимости от конкретного поселка. В пределах этой группы нормальная коммуникация между поколениями полностью разрушена. Среднее поколение может кое-как договориться со своими родителями и со своими детьми.

Родители смеются над их искаженным родным языком, «рецессивным», а дети смеются над их «кривым» «доминантным» языком.

Когда он осваивает иностранный язык до уровня «бегло», механизм блокировки выключается сам, за ненадобностью. такое заявление сделала правительственная комиссия Японии по вопросам культуры. В Сызрани студенты стали переводчиками родного, но забытого языка. Новости. Краеведение. Забыть «язык колонистов». ИСЧЕЗАЮЩИЕ ЯЗЫКИ, 1) языки, находящиеся на грани языковой смерти (которые уже перестали выучиваться детьми как родные), и 2) языки.

Окситания: как музыка и танцы вернули забытый язык

Белорусские школьники сегодня изучают три языка: русский, белорусский и иностранный. Но, как признаются дети, учителя и родители, «белмова» даётся куда сложнее, чем тот же английский. От сложностей в изучении отдельных школьных предметов не застрахован ни один ребёнок. Одним не даётся физика, другим — история, а третьи не могут освоить белорусский язык, ссылаясь при этом на его якобы «ненужность», и вспоминают о нём лишь на экзаменах да ЦТ. Мы совершенно не разговариваем на белорусском языке, не смотрим белорусское телевидение, а, выйдя на улицу, слышим русскую речь. Поэтому ребенок не понимает, для чего ему в жизни нужен белорусский язык и литература. Как следствие, самостоятельно его выучить очень проблематично.

А ведь это дети, их можно заинтересовать и увлечь.

Это книга 2001 года и наш с Евгением Анатольевичем Головко учебник по социолингвистике. Но материал, который я буду приводить, взят, конечно, не только из этих книг. Сайт www.

Работы на эту тему были и до 90-х годов, но это были скорее изолированные публикации. Самой первой, насколько я знаю, была статья в американском лингвистическом журнале 1948 года, где довольно известный американский лингвист Моррис Сводеш опубликовал семь или восемь коротких очерков о языках, которые исчезают. Эта идея была внове, до него никому не приходило в голову, что языки могут исчезнуть. Затем появились социологические заметки о языках, выходящих из употребления — русский перевод был опубликован в 2001 году.

Книга «Грамматические изменения в умирающем диалекте» Нэнси Дориан — это 1973 год. В 1977 году вышел сборник «Языковая смерть», в общем, вы видите, что еще до 90-х годов эта проблема была затронута. Уже в этих публикациях мы обнаруживаем довольно эмоциональные высказывания вроде того, которое выделено красным на экране: «Мы наблюдаем драму умирающих языков по всему миру». Всерьез к этой проблеме стали относиться тогда, когда за дело взялись американцы.

Просто мировая наука так устроена, что потенциал американской науки — и финансовый, и человеческий, и всякий иной — превосходит, пожалуй, все остальные страны, вместе взятые. Поэтому, когда за эту проблему взялись американцы, она стала мировой проблемой. Отправной точкой, с которой все началось при обсуждении этого вопроса, стал симпозиум по этим умирающим языкам, который был проведен в 1991 году американским лингвистическим обществом. На XV Международном конгрессе лингвистов в Квебеке была секция по этой проблеме, и по результатам этих двух форумов был опубликован целый специальный выпуск журнала «Язык» 1992 года и книга под редакцией Уленбека.

Основные силы лингвистов сейчас брошены на описание языков, которые находятся на грани исчезновения. Но в 90-е годы это было новостью, и лингвистов приходилось убеждать при помощи довольно резких высказываний. Довольно хлесткая цитата. Понятно, что в ситуации, когда значительная часть языков мира была тем же самым Крауссом объявлена находящимися под угрозой, в этой ситуации заниматься современной системой времен во французском языке было немного странно.

Французский язык никуда не денется, мы успеем выяснить его систему времен, он письменный, хорошо зафиксирован и прекрасно описан. А вот эти языки могут и пропасть. После первых двух публикаций 1992-го года пошел шквал публикаций, которые касались этой темы. Я привел здесь только две цитаты — западную и российскую.

Одна из книги 1991 года, другая из книги 1994 года. Если бы я хотел, то мог бы в течение полутора часов зачитывать вам одну за другой цитаты о том, как все плохо с языками. Первая цитата: «Исчезновение языков — процесс, происходящий повсеместно в мире, богатое разнообразие существовавших языков, которое должно было существовать в прошлом, стремительно уменьшается». И российская цитата о языках меньшинств Российской Федерации, которые находятся в зоне этнического бедствия и поэтому должны стать объектом этно-лингвоэкологии как приоритетного и неотложного направления государственной и научной деятельности.

То есть, суммируем: в начале 90-х годов лингвисты обратили внимание на то, что с языками происходит что-то странное, чего, по их мнению, раньше не было. Насколько широко это распространено и каковы прогнозы? По широте распространения — очень широко. Процессы идут по всему миру, со всеми языками, не зависимо от их родственных или типологических характеристик.

Прогнозы того же Краусса очень пессимистичны. Что такое исчезновение языка? Язык пропадает, когда люди перестают на нем говорить. Если этот язык при этом был еще и бесписьменным, то есть, существовал только в устной форме, от него не остается никаких следов, и тогда мы можем сказать, что язык исчез.

Это не значит, что люди замолкают и перестают разговаривать, они просто переходят на какой-то другой язык. Для того, чтобы это произошло, какой-то период эта группа должна говорить на двух языках. Не может такого быть, чтобы люди сначала забыли один язык, а потом выучили другой. Тогда в «паузе» они оказываются немыми, а этого быть не может.

Это не более, чем метафора, но это удобно: что такое доминантный язык, всем понятно, он доминирующий, а рецессивный язык — это его антипод. Какие факторы существуют, которые создают ситуацию, в которой может начаться этот сдвиг. Список этих факторов примерно такой: это происходит в результате колониального или военного захвата территории. Картинка — знаменитое «Покорение Сибири» Сурикова.

То есть на некоторую территорию, населенную какими-то племенами, приходят более сильные завоеватели и поселяются. Местное население оказывается в ситуации, когда они должны выучить язык этих пришельцев, и в этой ситуации они могут перейти на этот язык окончательно. Либо миграция: небольшая группа переместилась на другую территорию, оказавшись в окружении другого языка, и стала двуязычной, а потом она может отказаться от собственного языка. Демографическое давление: в каком-то месте без всякого захвата начинает расти количество людей, говорящих на другом языке.

Так было, например, на севере Сибири в 50-60-е годы, когда началось промышленное развитие Севера, и туда поехало большое количество людей, говорящих по-русски. Соответственно, люди, говорящие на других языках, оказались в иноязычном окружении. Урбанизация, индустриализация и другие экономические изменения, когда вдруг появляются города, появляется промышленность, привлекательные рабочие места, и люди из окрестных сел, где они говорили на непонятно каком языке, переезжают в город и начинают разговаривать на языке новой промышленности. Введение школьного преподавания, введение письменности, появление телевидения — масса ситуаций возникает, когда группа может оказаться в ситуации, когда она теоретически может перейти на чужой язык.

Все эти факторы создают условия для того, чтобы языковой сдвиг стал возможным, но не делают этот сдвиг неизбежным. Чтобы этот сдвиг начался, должно быть выполнено два условия. Первое — языковой контакт, второе — ситуация «престижного неравенства языков». Что это такое?

Прежде всего, надеюсь, что все присутствующие понимают, где именно происходит языковой контакт. Где та точка, в которой происходит контакт между языками? Это не точка на карте или плане города. Языковой контакт происходит исключительно в голове человека.

Именно там сосуществуют два языка, которые начинают влиять друг на друга, и один из них постепенно может вытеснить другой. А может и не вытеснить, человек может на всю жизнь остаться двуязычным и передать это своим детям и внукам. Для того, чтобы сдвиг все-таки пошел, эти два языка должны быть не равны по престижности. Один должен быть выгодным, престижным, богатым, с большой литературой, экономически выгодный и нужный.

Он может быть длинным, может быть покороче, может быть совсем коротким, на протяжении одного поколения. И отсюда темпы этого сдвига могут быть медленные — это сотни лет, именно так происходил сдвиг кельтских языков в Англии, в течение столетий уступавших место английскому, и все-таки уступивших. Это могут быть средние темпы — три-четыре поколения, когда прабабушки стали двуязычными, а уже их правнуки переключились на доминантный язык. И это может быть тем, что называется «катастрофические темпы сдвига», когда родители говорят на одном языке, дети говорят на двух языках, а внуки говорят уже только на доминантном, едва понимая язык бабушек.

Вот это называется «катастрофический сдвиг». Приведу примеры таких сдвигов. Вот пример того, как сообщество «само решает», что старый рецессивный язык ему не нужен. Речь идет о Мексике.

Языковой сдвиг с языка тектитеко на испанский. Когда исследователи начали наблюдение в этом регионе, они обнаружили такие истории, например: одна из местных женщин рассказывала, как муж ругал ее, если она говорила с детьми на тектитеко. Он считал, что так дети ничего не добьются, и люди будут над ними смеяться, если они не будут говорить по-испански. Школьные учителя в этом сообществе тоже смеялись над этим языком, говоря, что он устарел и никому не нужен, он хуже испанского.

Сами носители довольно быстро поверили в то, что их язык не годится для полноценной коммуникации. Пожилые люди, пытавшиеся говорить на этом языке с внуками, сталкивались с насмешками и перестали на нем говорить, молодежь стала говорить по-испански, уходила в город и получала там лучшую работу, благодаря испанскому. Это дополнительно формировало низкий социальный престиж языка тектитеко. Ситуация, когда люди сами реши не говорить на традиционном языке, а говорить по-испански.

Пример Аляски, когда языковая политика государства, реализуемая через школу, подталкивает сообщество к отказу от языка. Это 60-е годы, сдвиг с одного из местных языков на английский. Речь идет о маленьком поселке, где есть только начальная школа. Все дети, которые заканчивают ее, должны переезжать в интернат соседнего, более крупного поселения.

Либо они ездят в эту школу каждое утро 50-60 километров на автобусе, либо живут в интернате. Для большинства учеников этот переезд в интернат был очень травматичен. Сверстники и учителя потешались над ними из-за того, что дети говорили на непонятном языке, были какими-то смуглыми, странными, азиатского вида. Повторяю, речь идет об Америке 60-х годов.

Мы не хотели, чтобы наши дети пережили то же, что пережили мы, когда нас обижали и наказывали за то, что мы говорим на родном языке. Хватит и того, что наши черты лица и цвет кожи всегда с нами». Вот такая цитата взрослой женщины, которая через 40 лет вспоминает свои чувства школьницы. Вы видите мотив этой женщины не учить своих детей своему родному языку — «Я не хочу, чтобы мои дети пережили то, что я пережила в детстве».

Тоже в каком-то смысле добровольно человек отказывается от языка, но это уже немного другая добровольность. Или еще один пример, совсем из другого региона. Я сознательно привожу примеры из разных регионов, чтобы вы поняли, что эта ситуация повсеместная. Кения — там мы обнаруживаем ровно тот же самый мотив насмешки, тот же самый мотив издевательств за использование родного языка, который оказывается довольно популярен.

Цитата из книги кенийского писателя, который вспоминает свои школьные годы: «Английский язык стал языком моего формального образования. В Кении английский стал больше, чем языком. Он стал главным и единственным языком, и все прочие языки должны были почтительно склониться перед ним. Самое унизительное переживание — это быть застигнутым на территории школы, когда говоришь на кикуйю это его родной язык.

Нарушитель подвергался телесному наказанию: от трех до пяти ударов палкой по голым ягодицам или его заставляли носить на шее металлическую бляху с надписью: «Я дурак». Хорошие такие педагогические приемы в цивилизованной Кении! Речь опять идет о 60-х годах 20-го века. Естественно, что дети, прошедшие через этот печальный опыт, становясь взрослыми, стремились оградить своих детей от таких переживаний.

Итак, попав в ситуацию «языкового контакта» люди переходят от одноязычия к двуязычию. Если два языка оказываются не равны с точки зрения престижа неважно, какого — культурного, социального или экономического , может начаться языковой сдвиг. Но проблема в том, что он может начаться, а может и не начаться. Беда в том, что мы не умеем его предсказывать.

Часто бывает так, что вроде бы все факторы налицо: демографическое давление и «престижное неравенство» есть, и развитие промышленности, и экономическая выгода говорить на другом языке, и люди, конечно, выучивают этот другой, доминантный, язык, но почему-то не отказываются от своего собственного. По всем признакам общность должна перейти на другой язык, но не переходит, остается двуязычной. Эти два разных процесса смешивают те, кто пишет об этом, и смешивают, на мой взгляд, необоснованно. Одно дело — факторы, которые регулируют распространение доминирующего языка.

Но существуют такие ситуации в мире, которые иначе, чем «грубым принуждением» назвать невозможно. Хочу подчеркнуть, что довольно трудно провести границу между свободным выбором и принуждением. Если школа изо дня в день и из года в год создает у людей ощущение, что их язык никому не нужен, он плохой и слабый — это свободный выбор или принуждение? Я не возьмусь однозначно определить.

То же самое происходит, когда какой-то поселок решили закрыть, а людей из него перевезти в город. И сначала в этом поселке закрывают школу, потом — медицинский пункт, магазин, потом отключают электричество, и люди переезжают в город и оказываются в ситуации, когда их язык — это язык очень маленькой группы, а вокруг все говорят на доминирующем языке, и они переходят на него. Вот это выбор или принуждение? Довольно сложно провести границу.

Приведу два примера ситуаций, которые я считаю прямым принуждением, без всяких попыток изобразить хоть какую-то свободу выбора. Один пример — это наш Крайний Север, что называли Советским Севером в 50-60-х годах. Наблюдалась одна и та же картина: местные власти в принудительном порядке забирали детей из семей в интернаты, часто вопреки воле родителей. В этих интернатах учились дети из самых разных этнических групп, поэтому единственным общим языком у них был русский.

И язык преподавания у них тоже был русским. Кругом них были люди, тоже говорившие по-русски. Когда я изучал на Крайнем Севере эти языки, слушал страшные рассказы о том, как маленького мальчика прятали в стойбище под шкурами, а его все-таки находили и насильно тащили в вертолет, чтобы вести в школу. Или как родители прятали детей в отдаленных стойбищах, а власти вызывали — ни много, ни мало!

Мне приходилось слушать печальные истории о том, как детей наказывали, если они говорили на родном языке в школе или где бы то ни было. Читал и слушал такие истории десятки раз. Очень многие дети уезжали из своего родного стойбища навсегда, во всех смыслах слова. Они уже не могли потом вернуться.

Мало того, что они уже не владели языком, на котором говорили их родители, они не владели той культурой, которая нужна, чтобы выживать в этих условиях. Не просто выживать, а жить в свое удовольствие в кочевых условиях. Трудно сказать, что это — добровольный выбор. Это насилие чистой воды.

Политика была та же самая в отношении аборигенного населения Австралии. Насильно увозили детей в грузовиках, я видел эти фотографии — страшное впечатление, потому что это такие большие открытые грузовики, у которых в кузове стоит сваренная из толстенных прутьев клетка. Сзади — дверца, она запирается на огромный амбарный замок. И в эти клетки набивали детей, запирали и везли их «к светлому будущему».

В школе, естественно, их учили английскому языку, а аборигенные языки были категорически запрещены. Единственное отличие этой истории от нашей отечественной в том, что у нас забирали всех детей без разбору, а в Австралии пошли по совсем чудовищному пути, на мой взгляд: они забирали только полукровок. То есть, только детей, у которых один из родителей был белым, а второй — из австралийских аборигенов. Это поколение в австралийской научной публицистической литературе называется «украденным поколением» stolen generation.

Так обозначают тех детей, которые были насильно увезены из своих родных поселков в интернаты. То же самое происходило на Аляске. И что интересно, все эти события происходили примерно в одно и то же время. Я не могу этого объяснить.

Почему — не знаю. Вот такое странное время. Такие ситуации, конечно, редки, они происходят не везде. Обычно ситуации прямого насилия не длятся долго.

Больше 10 лет не длятся, примеров таких нет, потом власти все же спохватываются, что они делают что-то не то, или начинаются протесты местного населения.

Однако, например, у детей 10-летнего возраста подобной тенденции не наблюдается. Проводимые исследования среди усыновленных французскими семьями детей из Южной Кореи показали, что в 30-летнем возрасте они полностью утрачивают способность к распознаванию корейского языка. Будучи преподавателем русского языка в университете в США, вернувшись на свою родину в Киеве, она обнаружила, что совершенно позабыла даже как начать разговор на почте. Известно, что травмы головного мозга также оказывают влияние на потерю языка. При этом речь идет не только о травмах физического характера, но и эмоционального.

Испанский с французским когда-то изучались очень основательно по 5 и 8 лет соответственно. С них и на них я переводила последовательно. Но последние 5-6 лет в работе я их использую крайне редко, общаюсь на них тоже мало. Малайский — основа гораздо менее солидная, но на нем время от времени приходится общаться и переводить. Английский в этот список не входит, так как на нем ведется общение ежедневно дома и на работе, да и работа над английским ведется совсем по иной схеме. На нем я синхроню, так что упражнения совсем другие. В теории получилось следующее. Почитав Като Ломб, Эрика Гуннемарка и еще кое-что о способах изучения и восстановления языков, я разработала себе нехитрую систему. На каждый из трех языков выделяется неделя. В эту неделю происходит полное погружение в язык. А именно: 1. Чтение художественной литературы хотя бы одна книга в неделю.

Язык под угрозой исчезновения. Коренные народы Севера забывают родную речь

Почти забытый нивхский язык обретает второе рождение благодаря финским методикам, перенесенным на почву Сахалина. Мертвые языки мира и их список сегодня пополняется чуть ли не еженедельно. Забытый язык журавлей – 1 919 просмотров, продолжительность: 1:27:22 мин. Смотреть бесплатно видеоальбом ¤ Виталия ¤ в социальной сети Мой Мир.

Новости забытые языки