Новости кант эммануэль

Просмотрите свежий пост @fakepontchartrain в Tumblr на тему "emmanuel kant".

Kant, Emmanuel (1724-1804)

  • An ethics commentary blog on current events and issues
  • Immanuel Kant (Stanford Encyclopedia of Philosophy)
  • Самое популярное
  • «Politika»

Иммануил Кант

In this essay, Kant also expresses the Enlightenment faith in the inevitability of progress. A few independent thinkers will gradually inspire a broader cultural movement, which ultimately will lead to greater freedom of action and governmental reform. The problem is that to some it seemed unclear whether progress would in fact ensue if reason enjoyed full sovereignty over traditional authorities; or whether unaided reasoning would instead lead straight to materialism, fatalism, atheism, skepticism Bxxxiv , or even libertinism and authoritarianism 8:146. The Enlightenment commitment to the sovereignty of reason was tied to the expectation that it would not lead to any of these consequences but instead would support certain key beliefs that tradition had always sanctioned. Crucially, these included belief in God, the soul, freedom, and the compatibility of science with morality and religion. Although a few intellectuals rejected some or all of these beliefs, the general spirit of the Enlightenment was not so radical. The Enlightenment was about replacing traditional authorities with the authority of individual human reason, but it was not about overturning traditional moral and religious beliefs.

Yet the original inspiration for the Enlightenment was the new physics, which was mechanistic. If nature is entirely governed by mechanistic, causal laws, then it may seem that there is no room for freedom, a soul, or anything but matter in motion. This threatened the traditional view that morality requires freedom. We must be free in order to choose what is right over what is wrong, because otherwise we cannot be held responsible. It also threatened the traditional religious belief in a soul that can survive death or be resurrected in an afterlife. So modern science, the pride of the Enlightenment, the source of its optimism about the powers of human reason, threatened to undermine traditional moral and religious beliefs that free rational thought was expected to support.

This was the main intellectual crisis of the Enlightenment. In other words, free rational inquiry adequately supports all of these essential human interests and shows them to be mutually consistent. So reason deserves the sovereignty attributed to it by the Enlightenment. The Inaugural Dissertation also tries to reconcile Newtonian science with traditional morality and religion in a way, but its strategy is different from that of the Critique. According to the Inaugural Dissertation, Newtonian science is true of the sensible world, to which sensibility gives us access; and the understanding grasps principles of divine and moral perfection in a distinct intelligible world, which are paradigms for measuring everything in the sensible world. So on this view our knowledge of the intelligible world is a priori because it does not depend on sensibility, and this a priori knowledge furnishes principles for judging the sensible world because in some way the sensible world itself conforms to or imitates the intelligible world.

Soon after writing the Inaugural Dissertation, however, Kant expressed doubts about this view. As he explained in a February 21, 1772 letter to his friend and former student, Marcus Herz: In my dissertation I was content to explain the nature of intellectual representations in a merely negative way, namely, to state that they were not modifications of the soul brought about by the object. However, I silently passed over the further question of how a representation that refers to an object without being in any way affected by it can be possible…. And if such intellectual representations depend on our inner activity, whence comes the agreement that they are supposed to have with objects — objects that are nevertheless not possibly produced thereby? The position of the Inaugural Dissertation is that the intelligible world is independent of the human understanding and of the sensible world, both of which in different ways conform to the intelligible world. But, leaving aside questions about what it means for the sensible world to conform to an intelligible world, how is it possible for the human understanding to conform to or grasp an intelligible world?

If the intelligible world is independent of our understanding, then it seems that we could grasp it only if we are passively affected by it in some way. So the only way we could grasp an intelligible world that is independent of us is through sensibility, which means that our knowledge of it could not be a priori. The pure understanding alone could at best enable us to form representations of an intelligible world. Such a priori intellectual representations could well be figments of the brain that do not correspond to anything independent of the human mind. In any case, it is completely mysterious how there might come to be a correspondence between purely intellectual representations and an independent intelligible world. But the Critique gives a far more modest and yet revolutionary account of a priori knowledge.

This turned out to be a dead end, and Kant never again maintained that we can have a priori knowledge about an intelligible world precisely because such a world would be entirely independent of us. The sensible world, or the world of appearances, is constructed by the human mind from a combination of sensory matter that we receive passively and a priori forms that are supplied by our cognitive faculties. We can have a priori knowledge only about aspects of the sensible world that reflect the a priori forms supplied by our cognitive faculties. So according to the Critique, a priori knowledge is possible only if and to the extent that the sensible world itself depends on the way the human mind structures its experience. Kant characterizes this new constructivist view of experience in the Critique through an analogy with the revolution wrought by Copernicus in astronomy: Up to now it has been assumed that all our cognition must conform to the objects; but all attempts to find out something about them a priori through concepts that would extend our cognition have, on this presupposition, come to nothing. Hence let us once try whether we do not get farther with the problems of metaphysics by assuming that the objects must conform to our cognition, which would agree better with the requested possibility of an a priori cognition of them, which is to establish something about objects before they are given to us.

This would be just like the first thoughts of Copernicus, who, when he did not make good progress in the explanation of the celestial motions if he assumed that the entire celestial host revolves around the observer, tried to see if he might not have greater success if he made the observer revolve and left the stars at rest. Now in metaphysics we can try in a similar way regarding the intuition of objects. If intuition has to conform to the constitution of the objects, then I do not see how we can know anything of them a priori; but if the object as an object of the senses conforms to the constitution of our faculty of intuition, then I can very well represent this possibility to myself. Yet because I cannot stop with these intuitions, if they are to become cognitions, but must refer them as representations to something as their object and determine this object through them, I can assume either that the concepts through which I bring about this determination also conform to the objects, and then I am once again in the same difficulty about how I could know anything about them a priori, or else I assume that the objects, or what is the same thing, the experience in which alone they can be cognized as given objects conforms to those concepts, in which case I immediately see an easier way out of the difficulty, since experience itself is a kind of cognition requiring the understanding, whose rule I have to presuppose in myself before any object is given to me, hence a priori, which rule is expressed in concepts a priori, to which all objects of experience must therefore necessarily conform, and with which they must agree. Bxvi—xviii As this passage suggests, what Kant has changed in the Critique is primarily his view about the role and powers of the understanding, since he already held in the Inaugural Dissertation that sensibility contributes the forms of space and time — which he calls pure or a priori intuitions 2:397 — to our cognition of the sensible world. But the Critique claims that pure understanding too, rather than giving us insight into an intelligible world, is limited to providing forms — which he calls pure or a priori concepts — that structure our cognition of the sensible world.

So now both sensibility and understanding work together to construct cognition of the sensible world, which therefore conforms to the a priori forms that are supplied by our cognitive faculties: the a priori intuitions of sensibility and the a priori concepts of the understanding. This account is analogous to the heliocentric revolution of Copernicus in astronomy because both require contributions from the observer to be factored into explanations of phenomena, although neither reduces phenomena to the contributions of observers alone. For Kant, analogously, the phenomena of human experience depend on both the sensory data that we receive passively through sensibility and the way our mind actively processes this data according to its own a priori rules. These rules supply the general framework in which the sensible world and all the objects or phenomena in it appear to us. So the sensible world and its phenomena are not entirely independent of the human mind, which contributes its basic structure. First, it gives Kant a new and ingenious way of placing modern science on an a priori foundation.

In other words, the sensible world necessarily conforms to certain fundamental laws — such as that every event has a cause — because the human mind constructs it according to those laws. Moreover, we can identify those laws by reflecting on the conditions of possible experience, which reveals that it would be impossible for us to experience a world in which, for example, any given event fails to have a cause. From this Kant concludes that metaphysics is indeed possible in the sense that we can have a priori knowledge that the entire sensible world — not just our actual experience, but any possible human experience — necessarily conforms to certain laws. Kant calls this immanent metaphysics or the metaphysics of experience, because it deals with the essential principles that are immanent to human experience. In the Critique Kant thus rejects the insight into an intelligible world that he defended in the Inaugural Dissertation, and he now claims that rejecting knowledge about things in themselves is necessary for reconciling science with traditional morality and religion. This is because he claims that belief in God, freedom, and immortality have a strictly moral basis, and yet adopting these beliefs on moral grounds would be unjustified if we could know that they were false.

Restricting knowledge to appearances and relegating God and the soul to an unknowable realm of things in themselves guarantees that it is impossible to disprove claims about God and the freedom or immortality of the soul, which moral arguments may therefore justify us in believing. Moreover, the determinism of modern science no longer threatens the freedom required by traditional morality, because science and therefore determinism apply only to appearances, and there is room for freedom in the realm of things in themselves, where the self or soul is located. We cannot know theoretically that we are free, because we cannot know anything about things in themselves. In this way, Kant replaces transcendent metaphysics with a new practical science that he calls the metaphysics of morals. Transcendental idealism Perhaps the central and most controversial thesis of the Critique of Pure Reason is that human beings experience only appearances, not things in themselves; and that space and time are only subjective forms of human intuition that would not subsist in themselves if one were to abstract from all subjective conditions of human intuition. Kant calls this thesis transcendental idealism.

What may be the case with objects in themselves and abstracted from all this receptivity of our sensibility remains entirely unknown to us. We are acquainted with nothing except our way of perceiving them, which is peculiar to us, and which therefore does not necessarily pertain to every being, though to be sure it pertains to every human being. We are concerned solely with this. Space and time are its pure forms, sensation in general its matter. We can cognize only the former a priori, i. The former adheres to our sensibility absolutely necessarily, whatever sort of sensations we may have; the latter can be very different.

Space and time are not things in themselves, or determinations of things in themselves that would remain if one abstracted from all subjective conditions of human intuition. Space and time are nothing other than the subjective forms of human sensible intuition. Two general types of interpretation have been especially influential, however. This section provides an overview of these two interpretations, although it should be emphasized that much important scholarship on transcendental idealism does not fall neatly into either of these two camps. It has been a live interpretive option since then and remains so today, although it no longer enjoys the dominance that it once did. Another name for this view is the two-worlds interpretation, since it can also be expressed by saying that transcendental idealism essentially distinguishes between a world of appearances and another world of things in themselves.

Things in themselves, on this interpretation, are absolutely real in the sense that they would exist and have whatever properties they have even if no human beings were around to perceive them. Appearances, on the other hand, are not absolutely real in that sense, because their existence and properties depend on human perceivers. Moreover, whenever appearances do exist, in some sense they exist in the mind of human perceivers. So appearances are mental entities or mental representations. This, coupled with the claim that we experience only appearances, makes transcendental idealism a form of phenomenalism on this interpretation, because it reduces the objects of experience to mental representations. All of our experiences — all of our perceptions of objects and events in space, even those objects and events themselves, and all non-spatial but still temporal thoughts and feelings — fall into the class of appearances that exist in the mind of human perceivers.

These appearances cut us off entirely from the reality of things in themselves, which are non-spatial and non-temporal. In principle we cannot know how things in themselves affect our senses, because our experience and knowledge is limited to the world of appearances constructed by and in the mind. Things in themselves are therefore a sort of theoretical posit, whose existence and role are required by the theory but are not directly verifiable. The main problems with the two-objects interpretation are philosophical. Most readers of Kant who have interpreted his transcendental idealism in this way have been — often very — critical of it, for reasons such as the following: First, at best Kant is walking a fine line in claiming on the one hand that we can have no knowledge about things in themselves, but on the other hand that we know that things in themselves exist, that they affect our senses, and that they are non-spatial and non-temporal. At worst his theory depends on contradictory claims about what we can and cannot know about things in themselves.

Some versions of this objection proceed from premises that Kant rejects. But Kant denies that appearances are unreal: they are just as real as things in themselves but are in a different metaphysical class. But just as Kant denies that things in themselves are the only or privileged reality, he also denies that correspondence with things in themselves is the only kind of truth. Empirical judgments are true just in case they correspond with their empirical objects in accordance with the a priori principles that structure all possible human experience. But the fact that Kant can appeal in this way to an objective criterion of empirical truth that is internal to our experience has not been enough to convince some critics that Kant is innocent of an unacceptable form of skepticism, mainly because of his insistence on our irreparable ignorance about things in themselves. The role of things in themselves, on the two-object interpretation, is to affect our senses and thereby to provide the sensory data from which our cognitive faculties construct appearances within the framework of our a priori intuitions of space and time and a priori concepts such as causality.

But if there is no space, time, change, or causation in the realm of things in themselves, then how can things in themselves affect us? Transcendental affection seems to involve a causal relation between things in themselves and our sensibility. If this is simply the way we unavoidably think about transcendental affection, because we can give positive content to this thought only by employing the concept of a cause, while it is nevertheless strictly false that things in themselves affect us causally, then it seems not only that we are ignorant of how things in themselves really affect us. It seems, rather, to be incoherent that things in themselves could affect us at all if they are not in space or time. On this view, transcendental idealism does not distinguish between two classes of objects but rather between two different aspects of one and the same class of objects.

Способен ли он надеяться? В третьем ответе кантовского чат-бота надежду чат-бот высказал относительно того, что будет развиваться, но уровня человеческого мышления не достигнет, но, на мой взгляд, это сомнительно. Мне кажется, что это вполне реально, и я, с одной стороны, боюсь, с другой — надеюсь застать это на своём веку. Ну и, конечно, последний вопрос: чем вообще является искусственный интеллект? Если по Канту, человек — это моральное существо, можем ли таким моральным существом считать искусственный интеллект?

The little people! This is called exploitation, and using unconsenting human beings as a means to an end. Jimmy thinks its funny. Of course, any drama that Gibson directs pales in comparison to his own behind-the-scenes odyssey: the story of an odious individual who, after years on the outskirts of Hollywood, has somehow managed to fight his way back into the mainstream.

Содержание математического знания составляют положения, обладающие строгой всеобщностью и необходимостью. Но такие положения а без них невозможна наука не могут быть почерпнуты из опыта, дающего основания лишь для индуктивных выводов, которым недоступна аподиктическая всеобщность. Следовательно, положения чистой математики априорны, т. Необходимо, однако, объяснить, как в этой системе априорных положений возможно приращение знания. Рационалисты 17—18 вв. Кант не отрицает наличия априорных аналитических суждений, но показывает, что они не ведут к приращению знания. Чтобы понять реально совершающееся умножение математических знаний, необходимо признать существование априорных синтетических суждений, в то время как рационалисты рассматривали все синтетические суждения как апостериорные, т. Апостериори и априори. Кант ставит основополагающий вопрос: как возможны синтетические суждения априори? Поскольку такие суждения не могут быть почерпнуты из опыта, из чувственных восприятий окружающих вещей ибо в таком случае они не были бы априорными , следует признать существование априорных чувственных созерцаний, образующих источник синтетических суждений априори. Такими априорными чувственными созерцаниями являются, согласно Канту, пространство и время. И здесь Кант решительно расходится с рационалистами, утверждавшими, что априорные созерцания, или интеллектуальная интуиция, присущи только разуму. Кант отвергает понятие интеллектуальной интуиции и тем самым рационалистическое понимание априорного как имеющего сверхопытное применение, т. Априорное знание, утверждает Кант, не выходит за границы возможного опыта, оно носит не сверхопытный, а доопытный характер. Вслед за анализом природы математического знания Кант ставит вопрос: как возможно чистое естествознание? Последнее, в отличие от чистой математики, содержит в себе не только априорные положения, но и эмпирические по своему происхождению понятия материя, движение, притяжение и т. Априорные понятия, каковыми прежде всего являются категории , сами по себе лишены содержания, они служат для синтеза чувственных данных, для формирования опыта, который не сводится к совокупности чувственных данных, но представляет собой их категориальный синтез, поскольку содержит в себе представление о причинно-следственных, необходимых отношениях. Настаивая на несводимости априорных, т. Анализ единства априорного и эмпирического приводит Канта к постановке вопроса о логике науки, которую он называет трансцендентальной логикой. Трансцендентальным в противоположность трансцендентному Кант называет не сверхопытные, а доопытные априорные положения, поскольку они применяются только в сфере опыта. Трансцендентальная логика, в отличие от обычной, формальной логики, не отвлекается от всякого содержания, а, напротив, исследует содержательные формы знания, условия их возможности. Одним из таких основных условий является «трансцендентальное единство апперцепции» — такое единство самосознания познающего субъекта, которое предшествует каждому акту познания, как и эмпирическому самосознанию, и поэтому может быть лишь доопытным, априорным единством самосознания субъекта. Последний раздел трансцендентальной логики — трансцендентальная диалектика, толкуемая как логика иллюзий, в которые впадает разум, поскольку он постоянно стремится выйти за пределы опыта. Это стремление — источник всех метафизических систем, их претензий на сверхопытное знание. Несостоятельность этих стремлений, однако, не означает, что основные идеи метафизики мир как целое; свобода, предшествующая необходимости; субстанциальность души; Бог должны быть отброшены. Эти идеи имманентны разуму, они являются регулятивными принципами познания, осуществляют высший синтез знаний, приобретаемых рассудком.

Chronicle of Normand Baillargeon: thinking about education with Emmanuel Kant

Источник: РИА "Новости". 3 monthly listeners. Новости компаний. Полузащитник Н’Голо Канте после подписания контракта с саудовским клубом «Аль-Иттихад» приобрел профессиональный футбольный клуб в Бельгии. Об этом сообщает журналист Саша.

Emmanuel Kant

Emmanuel Kant Иммануил Кант с младенчества, просто по праву рождения, был зачислен в гильдию шорников.
Best Emmanuel Kant Royalty-Free Images, Stock Photos & Pictures | Shutterstock Иммануил Кант — самый русский из европейских и самый европейский из русских философов. Он родился и всю жизнь работал в Кенигсберге — сегодня это Калининград, несколько лет.
ParisPiano - Doing Nothing with Emmanuel Kant: тексты и песни | Deezer Name: Emmanuel Kant Duarte. Type: User. Bio: Learning a little piece of code every day and drinking coffee. Hi there, my name is Emmanuel Kant Duarte and welcome to my profile.
‘Nothing would survive’ Scientists warn dark energy could ‘END universe at any moment’ - Daily Star Полузащитник Н’Голо Канте после подписания контракта с саудовским клубом «Аль-Иттихад» приобрел профессиональный футбольный клуб в Бельгии. Об этом сообщает журналист Саша.

Собрались с мыслями. 300 лет Иммануилу Канту. В чем причины русского "антикантианства"? 25.04.2024

Retrouvez toute l’actualité de Emmanuel Kant. Suivez nos dernières informations, reportages, décryptages et analyses sur Le Point. На этой странице собраны самые актуальные новости университета БФУ им Канта. Retrouvez toute l’actualité de Emmanuel Kant. Suivez nos dernières informations, reportages, décryptages et analyses sur Le Point. Слушайте Doing Nothing with Emmanuel Kant от ParisPiano на Deezer. Благодаря потоковой трансляции музыки на Deezer вы можете слушать более 120 млн треков.

Kant, Emmanuel (1724-1804)

  • Искусственный интеллект «оживил» Иммануила Канта в Калининграде // Новости НТВ
  • Immanuel Kant | News, Videos & Articles
  • Spotify is currently not available in your country.
  • Emmanuel Kant : podcasts et actualités | Radio France
  • emmanuelkant | emmanuelkantf - Coder Social

Новая экспозиция, первая книга, премьера лекции и стендап

suggesting in 2013 that he should be made an official symbol of the Kaliningrad Region. Иммануил Кант – самый русский из европейских и самый европейский из русских философов. Он родился и всю жизнь работал в Кенигсберге – сегодня это Калининград, несколько лет даже. Писатель Марк Мэнсон рассказал об этическом принципе, на котором базируется философия Канта — мыслителя, чьи идеи актуальны до сих пор. Retrouvez toute l’actualité de Emmanuel Kant. Suivez nos dernières informations, reportages, décryptages et analyses sur Le Point. Лоран Канте родился в 1961 году в семье школьных учителей, киноискусство он изучал сначала в Марселе, а потом — в парижской Высшей школе кинематографистов.

Ипохондрик, гений и городская звезда: 5 фактов об Иммануиле Канте

Kant would undoubtedly add that this would also facilitate learning and would say how. Kant and the educational benefits of immobility Kant is such an important name in so many areas of philosophy that one might forget that he was also interested in education. One of his ideas concerns the importance of keeping still for children. Let us translate: through this window created by immobility and listening, and by the attention it allows, ideas can come to their senses.

This idea obviously raises important questions and debates about the nature and role of authority in education. This is because the means discipline here seem to contradict the intended end freedom and autonomy. But let us leave these questions aside and transpose what Kant said in the XVIIIe century in our time and to the infinite and so irresistible stimuli that cellphones and social networks constantly provoke.

One can easily see in this an immense danger for the very practice of transmitting and understanding ideas and knowledge, and for the formation of work habits. A danger so great that the ban on cellphones in the classroom, especially for the youngest, can be considered a good idea. My fear is that we refuse to see these dangers even when they are documented.

Макрон: перед нами огромные риски, Европа может умеретьЭммануэль Макрон заявил, что Европа может умереть. Читатели Haber7 подмечают: французский президент надоел постоянными разговорами о войне и чьей-то гибели. Они припомнили ему "смерть мозга" у НАТО. Иными словами, "Национальное объединение" может обойти партию Макрона на предстоящих выборах. С пессимизмом оценивая способность Европы отвечать на "изменение парадигмы", с которым, как утверждает Макрон, мир сейчас столкнулся, президент Франции сказал, что из-за враждебности России, недостаточной включенности США и конкуренции Китая Европейский Союз рискует "угодить в тиски и маргинализироваться". Далее, как бы предлагая ответ, он призвал европейских лидеров подготовиться к "важному стратегическому решению" в обороне и экономике, заявив, что теперь главное для европейских интересов — здоровый протекционизм.

Он добавил, что европейские войска не нужно объединять, но нужно ставить им общие цели, например, в виде создания единого щита ПРО по всему континенту. Также Эммануэль Макрон призвал к созданию европейской военной академии. Мы не можем быть единственными, кто соблюдает правила. Мы слишком наивны", — отметил он. Что касается его заявления, сделанного в феврале, когда он не исключил отправки войск на Украину, то вчера он сказал, что "стратегическая двусмысленность" является важной частью нового геополитического порядка. Мы не просто маленькая часть Запада", — подчеркнул президент Франции.

Также, по его словам, одна из серьезнейших угроз для существования Европы — ее собственная деморализация. Мы не такие, как остальные. Мы никогда не должны забывать об этом. Европа не просто кусок земли — это концепция человечества", — подчеркнул Эммануэль Макрон. Россия вынуждает Макрона вновь призывать к "европейскому кредиту" ради инвестиций в вооружениеВо время выступления в Сорбонне Эммануэль Макрон затронул вопрос безопасности Европы из-за "угрозы со стороны России", пишет Le Figaro. Французский президент в очередной раз громко заявил, что континенту необходимо вооружаться.

По слухам, футболист сообщил своим представителям о готовности присоединиться к команде Микеля Артеты этим летом. Сообщается, что финансовые условия будут аналогичными тем, которые есть у Канте в «Челси» на данный момент. Материалы по теме.

Хотя по мере взросления Канта финансовое положение его семьи всё ухудшалось, мальчик сумел получить неплохое образование.

Он освоил латынь, греческую литературу и философию, теологию — вообще, в те годы упор в учебных заведениях делался на гуманитарную сторону науки. Впоследствии свой опыт обучения в гимназии Кант нещадно поносил — вероятно, именно из своего опыта учёбы в классической немецкой школе он вынес свои педагогические идеи. Как бы то ни было, делавший успехи в учении хотя своих учителей он не уважал, за исключением учителя латыни Иммануил всего шестнадцати лет от роду поступил в Кёнигсбергский университет. Студенчество позволило ему освободиться от родительской опеки, а также вести завидный свободный образ жизни — в ту пору в Пруссии студиозусы получали статус «гражданина академии», и могли до определённых пределов, конечно не исполнять даже требования городских властей.

Юноша быстро определился со своим призванием, увлёкшись философскими идеями и так преуспел в них, что даже стал подрабатывать, репетиторствуя с менее одарёнными сокурсниками. В 1746 году Иммануил публикует свою первую работу — «Мысли об истинной оценке живых сил». Он не мог оформить её как научный труд, поскольку в ту пору обязательно все научные работы было писать на латинском языке, но молодой человек решил публиковаться на немецком. Работа, посвящённая дискуссии о живой и мёртвой силах между Рене Декартом и Готфридом Лейбницем, вызвала живейший интерес в университете и породила немалую полемику.

Кант отверг безусловный авторитет обоих учёных, и занял до известной степени центристскую позицию, находя в аргументах обоих сторон определённую правоту. И, хотя работа, по мнению последующих исследователей жизни и деятельности Канта, была небезупречной и небесспорной, но молодой учёный заявил о себе, что уже было немалым достижением. В том же 1746 году отец Канта умер, и на Иммануила как старшего сына легла ответственность за судьбу трёх младших детей — двух сестёр и брата. Ему пришлось прервать учёбу и уехать из родного города, чтобы устроиться частным учителем в зажиточных семьях.

В ту пору это было особой профессией — домашний учитель жил в семье, практически становясь её членом. Те, кто учился у него, вспоминали его преподавание с любовью, хотя сам Кант скептически относился к себе как к педагогу. И, как только появилась возможность, спустя шесть лет после своего отъезда, Иммануил вернулся в Кёнигсберг и снова занялся научной деятельностью. В 1755 году он защитил магистерскую диссертацию по теме «Краткий очерк некоторых размышлений об огне».

На этом его многолетняя эпопея с учёбой завершилась, но, по правилам того времени, чтобы быть допущенным к преподаванию в университете, ему нужно было создать ещё один научный труд, и для него Кант избрал довольно сложную философическую тему, которая и сейчас не имела бы проблем с обоснованием актуальности научной проблематики — «Каковы окончательные границы истины? Интересно, что, став преподавателем, он не получал от университета заработной платы, лишь гонорары от студентов. Впрочем, с последним проблем у него не было — Кант от природы оказался наделён способностями лектора. Умея доступно объяснять сложные вещи, систематизировать подаваемый материал, одарённый изящным чувством юмора, он быстро стал пользоваться популярностью, и на его лекциях, особенно публичных, всегда были аншлаги.

Гонорары, правда, были не очень большими, и Канту, помимо философии, пришлось навесить на себя также логику, математику, физику, метафизику, географию, этику — уже хотя бы это позволяет понять, каким разносторонним был Иммануил Кант, чьи реальные заслуги перед наукой до известной степени даже выходят за рамки чистой философии. Периодически Канта «подсиживали» на преподавательских должностях, из-за чего он даже пытался жаловаться прусскому королю Фридриху II. Вообще, несмотря на периодические финансовые подарки судьбы, он всю жизнь страдал от нехватки средств, и, скорее всего, потому так и не обзавёлся семьёй — боялся, что не сможет содержать её. В нашей стране довольно широко известен тот факт, что четыре года Кант прожил под властью русской короны.

Случилось это в разгар Семилетней войны. Русская армия, одержав блистательную победу в Гросс-Егерсдорфском сражении, погнала прусские войска на запад, и генерал Виллим Фермор занял Кёнигсберг. Положение для Пруссии тогда было угрожающее, скоро русская армия займёт Берлин, а Фридрих Великий в отчаянии даже хотел отречься от престола. По существовавшей тогда традиции, население города привели к присяге русской императрице, присягу дал тогда и Кант, ставший на несколько лет русским подданным.

И если бы не смерть Елизаветы Петровны и не воцарение Петра III, может, и древний славянский Кролевец, превратившийся со временем в Кёнигсберг, стал бы частью русского государства ещё тогда. Русские офицеры, образованные люди, с удовольствием ходили на лекции Канта, и даже брали у него частные уроки.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий