«Луна и грош» — слушайте аудиокнигу автора Уильяма Сомерсета Моэма, в исполнении Максим Суслов на сайте электронной библиотеки MyBook. В книгу известного английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма (1874-1965) включены два его популярных произведения "Театр" (1937) и "Луна и грош" (1919), в которых даётся реалистическая панорама жиз.
Оглавление:
Роман «Лолита» – единственное произведение автора, которое он сам перевел на русский язык. "Луна и грош" слушать бесплатно. Ниже вы найдете правильный ответ на Автор романа "Луна и грош" 4 буквы, если вам нужна дополнительная помощь в завершении кроссворда, продолжайте навигацию и воспользуйтесь нашей функцией поиска. Сомерсет Моэм вообще очень хороший писатель, а ''Луна и грош'' мой. Ниже вы найдете правильный ответ на Автор романа "Луна и грош" 4 буквы, если вам нужна дополнительная помощь в завершении кроссворда, продолжайте навигацию и воспользуйтесь нашей функцией поиска.
Уэллс Герберт - Дверь в стене
- Отгадайте загадку:
- Автор романа Луна и грош - 4 букв ✓
- Герберт Уэллс - слушать аудиокниги автора онлайн
- Чарльз Стрикленд - реальный человек или вымышленный персонаж
«Луна и грош» Моэма – пора перечитать. Правда ли, что гению позволено больше
Главная» Новости» Писатели юбиляры в 2024 году в библиотеке по месяцам список. — четвертая буква М. Луна и грош автор Сомерсет Моэм (1874—1965), пер. Сергей Николаевич Семёнов.
«Луна и грош» Моэма – пора перечитать. Правда ли, что гению позволено больше
Сомерсет Уильям Моэм всегда открыта к прочтению онлайн. А его прошлое – лишь эскиз к самой величайшей его работе, в которой слилось возвышенное и земное, «луна» и «грош». Действие романа происходит в начале XX в. Автор, молодой писатель, после своего первого литературного успеха приглашен на завтрак к миссис Стрикленд — буржуа часто питают слабость к людям искусства и считают лестным для себя вращаться в артистических кругах.
Луна и грош (The moon and sixpence. 1919)
Харди, - Моэм язвит своей иронией не человека вообще, но лишь извращение его природы под влиянием нормативных требований социальных условностей. Однако, словно этого все-таки недостаточно, Моэм устами персонажей множит и множит славословия американским капиталам и захватывающим, глобальным перспективам, которые они сулят Америке. Сказав фразу-другую, Моэм плотно сжимал запавший рот и ждал реакции собеседника: отзыв был ему необходим, как автомату монета.
Сэлинджер «Недавно богатыми ресурсами речи порадовала читателей Рита Райт-Ковалёва в своём отличном переводе знаменитого романа Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи» — так писал Корней Чуковский в своём «Высоком искусстве». Для множества читателей перевод Райт-Ковалёвой — текст, вошедший в ткань русской культуры и ставший глотком свежего воздуха в нужный момент, в том числе и в историческом смысле: он был опубликован в «Иностранной литературе» в 1960 году, на пике оттепели. Переводчик и главред «Иностранной литературы» Александр Ливергант называет Сэлинджера «нашим шестидесятником»; восторженные впечатления от чтения можно найти во многих оттепельных дневниках. Роман, разумеется, вызвал в СССР идеологические споры.
Литературовед-функционер Александр Дымшиц Александр Львович Дымшиц 1910—1975 — советский литературовед и театральный критик. Был участником Великой Отечественной войны, после чего служил начальником отдела культуры в управлении пропаганды Советской военной администрации в Берлине, занимаясь судьбами разных деятелей культуры. В 1959 году назначен замглавреда газеты «Литература и жизнь», преподавал в Литинституте им. Горького и ВГИКе. Переводил произведения Бертольда Брехта. Принадлежала к младшему поколению «школы Кашкина».
В 1950—60-х годах переводит «Маленького принца» Сент-Экзюпери, рассказы Сэлинджера и повесть Харпер Ли «Убить пересмешника», получает лучшие оценки современников и становится классиком советского перевода. В 1972 году публикует книгу «Слово живое и мёртвое», в которой формулирует свой переводческий метод. В советское и постсоветской время «Слово живое и мёртвое» было переиздано больше 10 раз. С 1955 по 1961 год работала в журнале «Иностранная литература». В 1980 году Орлова и Копелев эмигрировали в Германию. В эмиграции были изданы их совместная книга воспоминаний «Мы жили в Москве», романы «Двери открываются медленно», «Хемингуэй в России».
Посмертно вышла книга мемуаров Орловой «Воспоминания о непрошедшем времени». Он хвалил такие находки Райт-Ковалёвой, как «вся эта петрушка», «поцапаться» и «сплошная липа», отмечая при этом, что переводчица «немного смягчила» жаргон, которым написан роман. Это утверждение — само по себе смягчение: оригинал Сэлинджера изобилует словами вроде goddam, hell, ass, crap — вполне себе крепкими ругательствами в устах 16-летнего подростка 1950-х; есть в романе даже fuck, — правда, Холден Колфилд здесь возмущённо цитирует граффити на стене. Слово из четырёх букв Райт-Ковалёва перевела как «похабщина». Оба перевода вызвали жёсткую критику Михаил Идов писал о тексте Немцова: «От фразы к фразе, а иногда в пределах одного предложения его Колфилд — перестроечный пэтэушник, дореволюционный крестьянин, послевоенный фраерок и современный двоечник со смартфоном» , но в значительной степени причиной этой критики было то, что перевод Райт-Ковалёвой воспринимался как канонический. На фоне «Над пропастью во ржи» другие вещи Сэлинджера — в том числе цикл рассказов и повестей о семье Гласс — в восприятии русского читателя несколько теряются, хотя тот же рассказ «A Perfect Day for Bananafish» переводили неоднократно, в том числе Райт-Ковалёва и Немцов, а над несколькими рассказами работала такой мастер, как Инна Бернштейн.
Литературоведы отмечают влияние Сэлинджера на советских «западников», например Василия Аксёнова; в одной диссертации прослеживается влияние «Над пропастью» на советскую молодёжную прозу, вплоть до «Курьера» Карена Шахназарова. Ну а затворничество Сэлинджера, после 1965 года не опубликовавшего ни одной вещи и почти не дававшего интервью, часто сравнивают с «затворничеством» Виктора Пелевина — который, правда, выдаёт с редкими исключениями по книге в год. Уильям Фолкнер К американскому классику советская критика начала проявлять внимание в 1930-е заочно: его романы, не переводившиеся на русский, называют «литературой распада и гниения», «бессвязным и бессмысленным набором слов», «хаотическим нагромождением ужасов» при этом в 1934 году один рассказ Фолкнера попадает в антологию «Американская новелла XX века». В 1951 году в газете «Советское искусство» детский писатель Лев Кассиль публикует новогодний фельетон, герои которого обсуждают ёлочную игрушку гроб с полуистлевшим скелетом , символизирующую рассказ американского прозаика: «Это знаменитый американский писатель Вильям Фолкнер, автор прославившегося рассказа «Роза для Эмилии». Не читали? Одна старая дева 40 лет прожила с трупом человека, которого она любила.
Фолкнер у нас вообще большой мастак по части всяких трупов. Хорошо удаются ему также дегенераты, калеки, выродки, идиоты. Вы, вероятно, слышали, старина, что уважаемые распределители Нобелевских премий недавно присудили премию именно Фолкнеру за все эти его писания». Рассказ «Дым» в переводе Риты Райт-Ковалёвой публикуется в «Иностранной литературе» в 1957 году — через восемь лет после вручения Фолкнеру Нобелевской премии и через двадцать три года после первого появления его имени в советской критике. В 1958 году Иван Кашкин, основатель советской школы перевода и первооткрыватель Хемингуэя, выпускает сборник «Семь рассказов» с большим послесловием — после этого новые переводы Фолкнера выходят практически каждый год. В 1973-м Осия Сорока переводит «Шум и ярость», в 1975-м том Фолкнера выходит в серии «Библиотека всемирной литературы», в 1977-м литературовед Алексей Зверев составляет «Собрание рассказов» для «Литпамятников».
Наконец, публикация шеститомника в «Художественной литературе» с комментариями Александра Долинина в 1985—1987 годах закрепляет признание Фолкнера как важнейшего американского классика. Для советского читателя Фолкнер был проводником в западный модернизм: Вирджинию Вулф тогда ещё не перевели, полный «Улисс» тоже ещё не вышел. Фолкнер пришёл в ауре экзистенциалистской философии, философии личности, предоставленной самой себе, брошенной в бездну отчаяния, когда единственным принципом становится вот это — выстоять, выдержать», — рассказывал поэт Лев Лосев. Не случайно Фолкнер оказался любимым писателем таких разных авторов, как Бродский и Довлатов. Альбер Камю Французский писатель и философ, лауреат Нобелевской премии по литературе Альбер Камю, которого при жизни называли «совестью Запада», неожиданно тесно связан с Россией. Он высоко ценил Достоевского и Толстого «Я ставлю «Бесов» в один ряд с тремя или четырьмя творениями, которые венчают собой работу человеческого духа, такими как «Одиссея», «Война и мир» , «Дон Кихот» и театр Шекспира» , портреты обоих писателей висели в его кабинете.
Он восхищался романом Пастернака «Доктор Живаго» «исключительная книга, которая намного превосходит уровень мировой литературы» — и выдвинул его на Нобелевскую премию. Занимаясь в послевоенные годы метафизикой революционного насилия, Камю изучал русских революционеров и террористов Бакунина, Каляева, Нечаева, которых называл «разборчивыми убийцами», читал Бердяева и Ленина. Наконец, гибель Камю в автокатастрофе 4 января 1960 года многие считают убийством, подстроенным агентами КГБ. Философская повесть «Бунтующий человек», в основу которой легли размышления о революционерах, поссорила Камю с его ближайшим другом и учителем Сартром: тот считал, что насилие в интересах революции может быть оправдано, а Камю его полностью отвергал. За это он получил клеймо антикоммуниста и надолго рассорился с марксистами и другими левыми европейцами, симпатизировавшими СССР. Впервые роман «Чума» стараниями переводчицы Нины Бруни попытались опубликовать в журнале «Новый мир» уже после смерти автора, в начале 1960-х годов.
Публикации обещал добиться сам Твардовский — и её пропустили, однако, когда перевод был уже готов к печати, Твардовский решил заказать предисловие Луи Арагону. Это стало роковой ошибкой: Арагон не просто отказался писать предисловие, но и сообщил в КПСС о планах опубликовать в советском журнале произведение антисоветски настроенного автора-троцкиста. В итоге эта публикация так и не увидела свет, но в конце 1960-х годов другое произведение Камю, «Посторонний», появилось в переводе Норы Галь в журнале «Иностранная литература», а через год после этого вышел сборник избранных произведений писателя, который был принят критикой в штыки. В 1983 году это издание было ненадолго запрещено цензурой. Томас Манн Томас Манн очень интересовался Россией и её культурой, в интервью венгерскому журналисту в 1913 году он признавался, что хотел бы изучить русский язык и что русские классики значительно на него повлияли. Так, к примеру, он читал своим детям перед сном «Казаков» Толстого, повести Гоголя и Достоевского.
Русские читатели платили Манну ответным вниманием. Первый роман Манна «Будденброки», хроника упадка буржуазной семьи из Любека во многом основанная на истории семьи самого писателя , вышел в 1901 году. Спустя два года роман вышел на русском языке, правда в урезанном виде, в журнале «Вестник Европы». После этого российские переводчики взялись за Манна охотно: в 1910—1915 годах в «Современных проблемах» вышло пятитомное собрание его сочинений. Следующее большое собрание, шеститомное, под редакцией поэта Вильгельма Зоргенфрея, вышло в Ленинграде в 1930-е: сюда уже попал один из важнейших манновских романов — «Волшебная гора». Например, «Будденброки» были переведены и изданы полностью в 1953 году; в аннотации написали, что творчество Манна отличает «осуждение нацистского варварства, осуждение политики разжигания новой мировой войны».
Позже настала очередь и тетралогии «Иосиф и его братья», которую Манн писал почти семнадцать лет, — роман вышел в СССР в 1968-м переводе Соломона Апта. Популярности Манна не вредило то, что это писатель, как говорится, не для всех. Сергей Довлатов в «Соло на ундервуде» оставил такое свидетельство своеобразной популярности Томаса Манна в Советском Союзе эпохи застоя с его книжным дефицитом: Подходит ко мне в Доме творчества Александр Бек: — Я слышал, вы приобрели роман «Иосиф и его братья» Томаса Манна? Я скоро уезжаю. Я дал. Затем подходит Горышин: — Дайте Томаса Манна почитать.
Я возьму у Бека, ладно? Затем подходит Раевский. Затем Бартен. И так далее. Роман вернулся месяца через три. Я стал читать.
Страницы после 9-й были не разрезаны. Трудная книга. Но хорошая. В 1929 году, когда вышел роман «На Западном фронте без перемен», он был тотчас же переведён в СССР и даже опубликован сразу в двух издательствах переводы вышли с разными заголовками — «На Западе без перемен» и «На Западном фронте без перемен». В 1929 году министр иностранных дел СССР Молотов писал Сталину: «Я решительно против массового распространения этой тупой буржуазно-пацифистской литературы» и «Прочти эту книжку, в ней есть и яркие страницы о фронтовых людях, рассматриваемых автором архиограниченно — только как полуживотных и полумещан всех сплошь!
В 1892 году Моэм поступил в Лондонское медицинское училище и стал дипломированным хирургом и терапевтом. Почти пять лет писатель проработал в больнице. Написанные в тот период роман «Лиза из Ламбета» 1897 и пьеса «Леди Фредерик» 1907 принесли ему первый успех. Во время Первой мировой войны Моэм служил в британской разведке и со шпионской миссией посещал Россию в разгар Февральской революции.
Очевидно, он меня не узнал.
Я назвал своё имя. Я из кожи лез, чтобы быть пограциознее. Я имел удовольствие обедать у вас в июле". Я вошёл. Комната, очень маленькая, была загромождена мебелью того стиля, который французы знали как стиль Луи Филиппа. Стояла огромная деревянная кровать со вздымающимся на ней красным стёганым одеялом, стоял огромный гардероб, круглый стол, очень маленький умывальник и два стула с набивными подушками, укрытыми красным крепом. Всё выглядело грязным и потрёпанным. Не было и следа той преступной роскоши, которую так доверительно описывал Полковник Мак-Эндрью. Стрикленд сбросил на пол с одного из стульев одежду, которая там громоздилась, и я сел. В этой маленькой комнате он выглядел даже крупнее, чем я помнил.
Он носил поношенную куртку с широким поясом и не брился несколько дней. Когда я видел его в последний раз, он был достаточно элегантен, но выглядел по меньшей мере нездоровым; теперь, неопрятный и болезненный, он выглядел уж совсем по-домашнему. Я не знал, как он примет приготовленную мною фразу. Неплохо бы и вам сходить. Вам нравится абсент? Он одел цилиндр, сильно нуждающийся в чистке. Вы мне, знаете ли, должны обед". Вы одни? Три дня я фактически не разговаривал ни с одной душой. Я владею французским далеко не блестяще".
Спускаясь по лестнице вслед за ним, я удивлялся, что могло случиться с маленькой леди из цветочной лавки. Поссорились они уже, или его влюблённость прошла? Не похоже было на то, чтобы он, как представлялось, принимал меры в течение года, чтоб совершить свой безрассудный поступок. Мы пошли на Авеню де Клиши и сели за один из столиков на тротуаре перед большим кафе. XII На авеню де Клиши в этот час было полно народу, и живое воображение могло бы увидеть в прохожих персонажей из расхожих романтических произведений. Здесь были клерки и продавщицы; старые знакомцы, которые будто сошли со страниц Оноре де Бальзака; представители профессий, мужчины и женщины, которые извлекают доход из несовершенств человеческого рода. И это на улицах беднейших кварталов Парижа, чья толпящаяся энергия возбуждала кровь и подготавливала душу к неожиданному. Приезжали на медовый месяц. С тех пор я не был". Мне нужно было что-нибудь подешевле".
Принесли абсент, и мы с должной торжественностью добавили воду в абсент, куда был опущен кусочек сахара. Он заморгал глазами. У меня столько писем от Эми". Я зажёг сигарету, чтобы выкроить мгновение. Теперь я уж совсем не знал, как приступить к своей миссии. Выразительные фразы, которые я заготовил, патетические или негодующие, на авеню де Клиши казались неуместными. Неожиданно он засмеялся. Я колебался. Я не могу описать, с какой неожиданной жесткостью он бросил эту реплику. Это смутило меня, но я постарался этого не показать.
Я принял тон, которым мой дядя Генри, священник, просил сделать подписку в подьзу Общества Сверхштатных Приходских Священников. Я взглянул на него с удивлением. Его готовность соглашаться со всем, что я ни говорил, выбивало у меня почву из-под ног. Моё положение становилось сложным, если не сказать - смехотворным. Я готовился убеждать, трогать и увещевать, предостерегать и спорить, если понадобиться даже бранить, быть негодующим и саркастичным; но какого дьявола делать ментору, когда грешник не сморгнув глазом признаёт за собой грех? У меня не было опыта, моя собственная практика заключалась как раз в том, чтобы всегда всё отрицать. Я изобразил на своём лице презрительную улыбку. Я чувствовал, что не бог с каким искусством осуществил своё посольство. Я был явно уязвлён. Почему бы ей ни начать содержать себя для разнообразия?
Конечно, многое я мог бы на это ответить. Я мог сказать об экономическом положении женщины, об обязательствах, явных и неявных, которые принимает на себя мужчина, вступая в брак, и о многом ещё; но я чувствовал, был лишь один действительно существенный момент. Положение было чрезвычайно серьёзно для всех увязанных сторон, но в манере, с которой он отвечал, было столько весёлого нахальства, что мне приходилось прикусывать губу, чтобы не расхохотаться. Я напомнил себе, что поведение его отвратительно. Я старался привести себя в состояние морального негодования. Да подумайте о детях. Они-то вам не сделали ничего дурного. Они ведь не просились, чтоб их произвели на свет. Если так всем вы будете бросаться, они окажутся на улице". Куда больше, чем большинство других детей.
И потом, за ними кто-нибудь присмотрит. Когда на то пошло, Мак-Эндрью будет платить за школу". Таких милых ребятишек. Не станете же вы говорить, что у вас с ними ничего больше не будет? Я попробовал по-другому. Его короткие ответы звучали настолько насмешливо, что мои вообще-то естественные вопросы казались нелепыми. Я размышлял одну-две минуты. Уверены ли вы, что это не начнёт вас тревожить? У каждого своя совесть, и рано или поздно она вас отыщет. Предположим, ваша жена умрёт, не будет ли вас мучить раскаянье?
Наконец, мне пришлось самому прервать молчание. Во всяком случае, вас могут принудить содержать жену и детей", - воскликнул я, несколько задетый: "Полагаю, у закона есть для них какая-то защита". У меня нет денег. У меня в наличии порядка ста фунтов". Мои недоумения ещё больше увеличились. Верно, его гостиница свидетельствовала о самых стеснённых обстоятельствах". Он был совершенно спокоен, и в его глазах была та дразнящая улыбка, от которой всё, что бы я ни говорил, начинало казаться довольно глупым. Я остановился на короткое мгновение, чтобы сообразить, что бы сказать. Но он начал первым. Она сравнительно молода, и нельзя сказать, что непривлекательна.
Я могу порекомендовать её как отличную жену. Если она захочет развестись со мной, я не против дать соответствующие основания". Теперь была очередь улыбнуться за мной. Он был очень хитёр, но то, к чему н стремился, было очевидно. У него были некоторые причины умалчивать тот факт, что он бежал с женщиной, и он использовал все меры предосторожности, чтобы скрыть её местопребывание. Я решительно произнёс. Она совершенно решительно настроена. И любые сомнения на этот счёт вы можете выкинуть из головы". Он посмотрел на меня с удивлением, определённо притворным. Улыбка на губах исчезла, и он заговорил серьёзно.
Для меня не имеет ни на чёртов грош значения - так или иначе". Я засмеялся. Мы ведь знаем, что вы уехали с женщиной". Он сделал небольшую выдержку, и вдруг взорвался громким хохотом. Он так отчаянно хохотал, что сидевшие поблизости стали оглядываться, и некоторые тоже стали смеяться. Затем его лицо стало горько презрительным. Всегда любовь. Они думают, мужчина оставляет их только потому, что ему хочется иметь других. Не думаете ли вы, что я так глуп, чтобы совершить ради женщины то, что я совершил". С моей стороны это было очень простодушно.
Долгое время я смотрел на него в полнейшем молчании. Я не понимал. Я подумал, что он сумасшедший. Напомню, что я был очень молод, а в нём видел мужчину среднего возраста. Я забыл всё на свете, кроме своего изумления. Я начал немного рисовать год назад. В прошлом году я посещал вечерние классы". Но я буду. Потому я и здесь. Я не мог достичь, чего хотел, в Лондоне.
Быть может смогу здесь". Большинство начинает рисовать лет в 18". Его взгляд покоился на проходящих, но не думаю, чтоб он их видел. Его ответ не был ответом. Его глаза содержали в себе что-то странное, так что мне стало слегка не по себе. Двадцать три? Было бы естественно, когда б я рисковал, но его-то молодость была в прошлом, маклер с вполне определённым положением, женой и двумя детьми. Тот путь, который был бы естественен для меня, был для него абсурден. Я решил быть совершенно беспристрастен. Какое ужасное разочарование, если в итоге вы должны будете узнать, что просчитались".
В конце концов, при всяких других занятиях не важно, если вы не слишком подходите; вы можете неплохо устроиться, если вы как-то соответствуете; но другое дело - художник". Я не могу ничего поделать. Когда человек упал в воду, уже неважно как он плавает, плохо или хорошо; он постарается выплыть, или же утонет". В его голосе было неподдельное чувство, и я наперекор себе был им заражён. Казалось, я чувствовал в нём какую-то неистовую силу, которая старалась вырваться наружу; это давало мне ощущение чего-то очень сильного, властного, удерживающего его, как бы то ни было, против его воли. Я не мог понять. Поистине, он казался одержим дьяволом, и я чувствовал, что это могло неожиданно изменить и растерзать его. Сейчас он выглядел достаточно обыкновенно. Мой взгляд, с удивлением остановившийся на нём, не вызывал в нём смущения. Я удивлялся, что за незнакомец как будто подменил его, сидя в его широкой куртке и начищенном цилиндре; брюки были мешковатыми, руки не чисты, а лицо, с рыжей щетиной небритого подбородка, маленькими глазками и большим агрессивным носом, было грубым и неотёсанным.
Крупный рот, губы полные и чувственные. Нет, я не мог его вместить. Она никогда не сделает вам ни единого упрёка". Вам всё равно, что она и ваши дети должны просить на кусок хлеба? Я помолчал какое-то мгновенье, чтобы вложить всю силу в свою следующую реплику. И произнёс с расстановкой. XIII Что говорить, было б приличнее отказаться от этого предложения. Я бы продемонстрировал возмущение, которое действительно испытывал, и уверен, что наконец Полковник Мак-Эндрью был бы высокого мнения обо мне, когда б я сумел коротко и энергично отказаться сесть за один стол с человеком его репутации. Но боясь оказаться не в состоянии выполнить всё должным образом, я всегда избегал напускать на себя моральную позу; а в данном случае, уверенность, что мои сентименты будут только напрасно истрачены на Стрикленда, делали их выражение особенно затруднительным. Только поэт или святой станет лить воду на асфальт, втайне надеясь, что лилии будут ему наградой за труд.
Я расплатился за то, что мы выпили; мы направились в дешёвый ресторанчик, где было полн; людей и весело, и мы с удовольствием пообедали. Я ел с аппетитом юности, а он с ожесточением. Затем пошли в таверну, чтобы взять кофе и ликёры. Я сказал всё, что нужно, по предмету, который привёл меня в Париж, и хотя чувствовал, что не продолжать было бы до некоторой степени предательством по отношению к мистрис Стрикленд, я не мог более бороться с его безразличием. Здесь требовался женский нрав, чтобы одно и то же повторять с неослабевающим жаром по три раза. Я утешал себя, думая, что для меня было бы не бесполезно, насколько смог, выяснить склад ума Стрикленда. К тому же он меня очень интересовал. Но здесь дело обстояло не так просто, поскольку Стрикленд был отнюдь не говорлив. Казалось, он выражал мысли с трудом, как будто отнюдь не слова были тем материалом, над которым работал его мозг, и приходилось намерения его души угадывать в банальных жаргонных фразах, в неопределённых и отрывистых жестах. Но хотя он ничего существенного не сказал, что-то такое в нём было, отчего он не казался скучным.
Возможно, искренность. Не видно было, чтоб он слишком был озабочен Парижем, где был первый раз я не принимаю в расчёт его поездку с женой , и всё вокруг, должно быть странное для него, он принимал без тени удивления. Я был в Париже сотни раз, и он никогда не обманывал, наделяя меня трепетом возбуждения; ходя по его улицам, я не мог ни чувствовать себя в краю приключений. Стрикленд же оставался на месте. Оглядываясь назад, теперь я думаю, что он был слеп ко всему, кроме волнующей его душу мечты. Имел место один довольно нелепый инцидент. В таверне было изрядно проституток: некоторые сидели с мужчинами, другие сами по себе; и тут я заметил, что одна из них смотрит на нас. Когда она сделала Стрикленду глазки, он улыбнулся. Не думаю, чтоб он её видел. На короткий срок она отлучилась, но через минуту вернулась и, поравнявшись с нашим столиком, весьма учтиво попросила нас заказать для неё что-нибудь выпить.
Она села, и я начал с ней болтовню, но было ясно, что её интересовал Стрикленд. Я объяснил, что он по-французски не знает и пары слов. Она попробовала заговорить с ним, частью знаками, частью на ломаном французском, который почему-то представлялся ей более для него понятным, и у неё было с полдюжины фраз на английском. Она заставила меня переводить то, что она могла выразить только на своём языке, и нетерпеливо справлялась о значении его реплик. Он был доброжелателен, чуть удивлён, но его безразличие было очевидным. Я на его месте был бы более смущён и менее равнодушен. У неё были смеющиеся глазки и самый очаровательный ротик. Она была молода. Я удивлялся, что такого привлекательного она обнаружила в Стрикленде. Она не делала тайны из своих желаний, и мне приходилось переводить.
Я передал его ответ возможно поприятнее. Мне казалось, что несколько неграциозно отклонять предложение такого рода, и я его отказ объяснил недостатком в деньгах. Когда я перевёл, Стрикленд нетерпеливо передёрнул плечами. Его манера сделала его ответ совершенно ясным, и девица в неожиданном движении резко откинула назад голову. Вероятно, она покраснела под слоем румян. Она поднялась. Она вышла из гостиницы. Я был слегка раздосадован. Я смотрел на него с удивлением. На его лице было самое настоящее отвращение, и теперь это было лицо грубого, чувственного человека.
Я подумал, что определённая грубость в нём девицу и привлекла. Не для того я сюда приехал". Я постарался привести в порядок, что должен рассказать его жене. Всё мало удовлетворяющее, - мне не приходилось надеяться, что она будет довольна мною; я собою не был доволен. Стрикленд меня сбил с толку. Я не мог понять его мотивы. Когда я спросил его, что впервые навело его на мысль стать художником, он толи не смог толи не захотел сказать. Здесь я ничего не мог поделать. Я пробовал убедить себя, что смутное чувство протеста постепенно пришло ему в голову при его нерасторопной мысли, но против этого был тот несомненный факт, что он никогда на всём протяжении своей монотонной жизни не выказывал нетерпения. Если, охваченный нестерпимой скукой, он решил стать художником, чтобы только порвать докучные путы, это было бы понятно и обыкновенно; но именно обыкновенным, как я чувствовал, он не был.
Наконец, поскольку я был романтик, я придумал объяснение, которое, как я сознавал, было весьма далёким, однако - единственным, которое удовлетворило меня во всех отношениях. Оно было таково: не было ли, вопрошал я самого себя, в его душе некоего глубокоукоренившегося инстинкта созидания, который обстоятельства его жизни приглушили, но который неумолимо пророс, как раковая опухоль в живых тканях, пока наконец ни завладел всем его существом, побуждая его к неизбежным действиям. Кукушка кладёт свои яйца в гнездо к другой птице, и когда вылупляется птенец, он выбрасывает из гнезда своих молочных братьев, а после разрушает и само приютившее его гнездо. Но как же странно, что созидательный инстинкт охватил этого скучного маклера, к его собственной погибели и на несчастье тех, кто от него зависел; впрочем, это не так странно, как то состояние, в котором божий дух завладедевает людьми, - всесильное и роскошное, побуждая их к упрямому бодрствованию, покуда покорённые они не оставляют земные радости и женскую любовь ради полной страданий суровой жизни затворника. Обращение может наступить в любой форме и может быть по разному выражено. Для некоторых нужен катаклизм, как камень может быть раздроблен на куски яростной силой потока, а с другими всё происходит постепенно, как камень же может быть источен непрестанными каплями воды. Стрикленд обладал прямотой фанатика и неистовством апостола. Но по моему разумению, ещё нужно было посмотреть, оправдана ли была работой завладевшая им страсть. Когда я спросил его, что мыслили о его живописи товарищи-студийцы на вечерних курсах, которые он посещал в Лондоне, он с усмешкой ответил: "Они считали это чудачеством". Утром приходил зануда-мастер, знаете ли; когда он взглянул на мои рисунки, он только брови поднял и пошёл восвояси".
Стрикленд захихикал. Он не казался обескураженным. Он был независим от мнения товарищей. И это было как раз то, что наиболее смущало меня при моём общении с ним. Когда люди говорят, что не заботятся, как о них думают другие, то по большей части обманывают себя. Обыкновенно они только намереваются делать то, что избрали, в тайной уверенности, что об их капризах никто не узнает, и разве что тогда решаются идти против мнения большинства, когда поддерживаемы одобрением соседей. Нетрудно быть нетрафаретным во мнении целого света, когда твоя нетрафаретность только трафарет твоей установки. Затем это даёт чрезвычайное самоуважение. Вы вкушаете удовлетворение храбрости, не испытывая неудобств опасности. Но возможно, глубже всего страсть к снисканию одобрений угнездилась в мозгу цивилизованного человека.
Никто так поспешно ни прикрывается респектабельностью, как чуждая условностям женщина, которая привыкла подставлять себя пращам и стрелам яростной пристойности. Я не верю людям, которые говорят, что ни в малой степени не заботятся о мнении ближних. Это - бравада неведения. Они потому только придумали, что не страшатся порицаний, поскольку те грешки, которые они взлееяли, никто не откроет. Здесь же был человек, которому искренне было безразлично, что о нём думают люди, и потому условность над ним не имела власти; он был - как борец, чьё тело смазано маслом; вы не могли схватиться с ним; это дало ему свободу, от которой произошёл его проступок. Помню, я сказал ему: "Послушайте, если бы все поступали, как вы, мир бы долго не протянул". Поступать так, как я, желает далеко не каждый. Громадное большинство - образцовые орудия, чтобы творить вещи обыкновенные". А однажды я оказался язвительным. С таким же успехом вы могли расчитывать на отражение без зеркала.
Согласен, что сознание каждой личности - это хранитель тех правил, которые вырабатывает общество для своей защиты. Это полисмен в сердце каждого, поставленный туда следить, чтобы мы не нарушали его законы. Это шпион, прорвавшийся в центральную твердыню личности. Страсть человека получать одобрения ближних настолько сильна, настолько отчаян его ужас перед их осуждением, что он сам пропускает врага в ворота, и тот стоит на страже, всегда бдительно круша по шаблонам господствующего вкуса любое едва проклюнувшее желание порвать со стадом. Это же его побуждает ставить общественную пользу превыше своей собственной. То - сильнейшая связь, скрепляющая индивидуальность со всем целым. И человек, следующий интересам, как он себя убедил, более важным, чем его собственные, превращается в раба своего надсмотрщика. Тот держит его в плену его репутации. И наконец, как придворный, который ластится к королевскому посоху, прохаживающему по его спине, он гордится чуткостью своей интуиции. Потом он не находит слов, достаточно крепких, на того, кто не признаёт этого влияния, потому что, теперь уже член общества, он совершенно точно знает, что против него он бессилен.
Когда я разглядел, что Стрикленд действительно равнодушен к порицаниям, возбуждаемым его поступком, мне оставалось лишь с ужасом отпрянуть от него, как от монстра, разве что в человечьем обличье. Последние слова, сказанные им мне, когда я пожелал ему доброй ночи, были: "Передайте Эми, не стоит преследовать меня. Во всяком случае, я буду менять свой отель, так что найти меня она не сможет". Хотя, женщины слишком невежественны". XV Когда я добрался до Лондона, меня ждала настоятельная просьба от мистрис Стрикленд быть у неё как можно скорее сразу же после обеда. Я обнаружил её с Полковником Мак-Эндрью и его женой. Сестра мистрис Стрикленд была старше; не сказать, что не похоже на неё, но более увядшая; у неё был аффектированный вид, как будто она держала в кармане Британскую империю, - этот вид жёны господ офицеров приобретают от сознания принадлежности к высшей касте. У неё были оживлённые манеры, и её благовоспитанность едва скрывала убеждение, что если вы не военный, то по ней будте хоть приказчиком. Она ненавидела гвардейцев, которых считала самонадеянными, и не могла ни говорить об их женах, которые были так нерадивы на посещения. Она была одета в дорогое и аляповатое платье.
Мистрис Стрикленд явно нервничала. Боюсь, что он твёрдо решил не возвращаться". Я немного переждал: "Он хочет заниматься живописью". Мистрис Стрикленд притихла, чуть нахмурившись. Она рылась в своих воспоминаниях. Вам не вообразить такой мазни. Мы обычно поддразнивали его. Ни к чему такому у него абсолютно не было дара". Мистрис Стрикленд на какое-то время глубоко задумалась. Было совершенно ясно, что в моём сообщении она ничего не могла уразуметь.
Количество БУКВ
- Сомерсет Моэм «Луна и грош»
- «Луна и грош» Сомерсета Моэма, краткое содержание
- автор романа "луна и грош" - сканворд № 1224
- Луна и грош — Рувики: Интернет-энциклопедия
«Луна и грош» Моэма – пора перечитать. Правда ли, что гению позволено больше
Сначала учеба в Королевской школе в Кентербери, затем поступление в Гейдельбергский университет для изучения философии и литературы. Здесь была и первая проба пера — биография композитора Мейербера. Сочинение не подошло издателю, и расстроенный Уильям сжег его. В 1892 году для изучения медицины Уильям поступил в медицинскую школу при больнице св. Фомы в Лондоне. Через пять лет в своем первом романе «Лиза из Ламбета» он расскажет об этом. Но первый настоящий литературный успех принесла писателю пьеса «Леди Фредерик» в 1907 году. Во время Первой мировой войны Моэм служил в британской разведке, в качестве агента которой был направлен в Россию, где находился вплоть до Октябрьской революции.
Прямым текстом данный случай описан в пьесе Джона Бойнтона Пристли, когда банковский служащий однажды не пошел в банк, а бросил работу и купил себе детские игры, о которых мечтал в детстве.
Если кто-то смотрел фильм "Красота по-американски", то там поднимается примерно такая же тема. В очевидной дилемме, которую предполагает само название "Луна и грош", Моэм выбрал абсолютно хитрый третий путь. Кто-то взирает на вожделенную луну, далекую мечту свою, кто-то о ней совсем не помнит, кто-то живет одной луной и над ним все смеются, а ему в его палате все равно. Но пришел Моэм и начал продавать свою Луну за Гроши. И, что характерно, для нас это совсем не гроши, а сам писатель при этом абсолютно ничего не потерял. Ну, знаете, часто бывает, когда автор вынужден совмещать деятельность с работой менеджера и в итоге что-то свое теряет, приобретает нервозность, растрачивает себя попусту. Все это никогда не касалось Моэма. Да, у него там были агенты, ха-ха, но им далеко до босса.
Среди переливчатого многообразия миллиардов людей на планете и десятков тысяч писателей, редко можно встретить автора, с которым ты согласен абсолютно.
Луна и грош художник. Рецензия на книгу Сомерсет Моэм Луна и грош.
Моэм, Сомерсет Уильям 1874-1965. Сомерсета Моэма «Луна и грош».. Уильям Моэм: Луна и грош.
Записные книжки. Луна и грош Уильям Сомерсет. Роман театр Сомерсет Моэм русская версия.
Книга Сомерсет Моэм Луна и грош 1983. Луна и грош театр рассказы Моэм Уильям Сомерсет. Луна и грош театр.
Луна театр и грош книга. Прототип Луна и грош Моэм. Автор Романов Луна и грош театр.
Сомерсет Моэм санаторий. Маг Моэм Уильям Сомерсет. Сомерсет Моэм Луна и грош книга.
Сомерсет Моэм эксклюзивная классика. Луна и грош Моэм фильм. Сумка с книгами Моэм.
Моэм Луна и грош 1980. Моэм Луна и грош книга. Моэм Сомерсет лучшие произведения.
Сомерсета Моэма «театр» книга. Сомерсет Моэм Луна и грош театр. Моэм Сомерсет Уильям "театр".
Моэм Уильям Сомерсет собрание сочинений. Моэм с Луна и грош Москва металлургия 1980. Эмиль Золя доктор Паскаль Новосибирск 1955 г..
В театрах шли десятки его пьес, его романы выходили огромными тиражами, их переводили на иностранные языки. В 1952 году Моэму присвоили докторскую степень в области литературы. Со временем популярность писателя не угасла. Сегодня тиражи его книг растут, его пьесы ставятся на мировых сценах, его произведения экранизируют, его продолжают читать… 2019-й год в литературе.
Уэллс Герберт
Эта страница с ответами CodyCross Писатель, автор романов "Театр" и "Луна и грош" дает вам необходимую помощь, чтобы справиться со сложными пазлами. Тегилуна и грош прототип художника, луна и грош театр, писатель автор романов театр и луна и грош. Российский писатель и журналист, автор известного постапокалиптического романа «Метро 2033», который стал мировым бестселлером.
Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд
Луна и грош автор 4. Роман театр Сомерсет Моэм русская версия. Почему роман Моэма "Луна и грош" ТАК называется? Английский писатель, автор романа "Бремя страстей человеческих 4 буквы. Последний, неоконченный роман Саган «Четыре стороны сердца», найденный сыном писательницы в её архиве, вышел в русском переводе в 2020 году. Это не значит, что у них нет сравнительно более сильных и более слабых произведений, но свидетельствует, что некоторые их произведения, у Моэма это ряд новелл и романы «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош», «Пироги и пиво», «Театр», «Острие бритвы». Ответы на сканворды и кроссворды. Автор романа "Луна и грош" — 4 буквы, кроссворд.
Поль Гоген и Чарльз Стрикленд в романе Сомерсета Моэма «Луна и грош»
| Луна и грош | это... Что такое Луна и грош? | В романе «Луна и грош» Моэм рассуждает о трагедии художника, в «Узорном покрове» — об участи ученого, а в «Театре» — о буднях актрисы. |
| Моэм Сомерсет Уильям - Луна и грош | м, последняя - м). |
| Английский писатель (1874-1965, ''Театр'', ''Луна и грош'', ''Остриё бритвы''), 4 буквы, сканворд | ЭПИГРАФ АВТОР ---> Уильям Сомерсет Моэм родился 25 января 1874 года на территории британского посольства в Париже. |
| Английский писатель (1874-1965, ''Театр'', ''Луна и грош'', ''Остриё бритвы'') 4 буквы 4-я буква М | «Луна и грош» — роман английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма. Написан в шотландском санатории, где Моэм проходил лечение от туберкулёза. |