Также это видео рекомендуется всем, кто никогда не читал «Робинзона Крузо», но кто хотел бы прочитать. Они охотно посещают пещеру Робинзона Крузо и площадку в дебрях, с которой Селкирк высматривал какое-нибудь спасительное судно. Читать онлайн книгу «Робинзон Крузо» автора Даниэля Дефо полностью, на сайте или через приложение Литрес: Читай и Слушай.
Автор «Робинзона Крузо» – шеф английской разведки
Робинзон, но не Крузо. Настоящая история | Пересказав роман «Робинзон Крузо» кратко, мы специально опустили ряд деталей, которые, может, не так важны для сюжета. |
Робинзон Крузо | Кто такой Робинзон Крузо? | Дефо даже нарядил Робинзона в козьи шкуры, которые были уместны на островке у берегов Чили, но вряд ли позволили бы чувствовать себя комфортно в Карибском море, где, по замыслу писателя, оказался Крузо. |
Такие разные «Робинзоны»: о двух версиях любимой приключенческой классики / | Робинзон обучил его английскому языку и выясняет, что тот с Тринидада и был захвачен в плен во время сражения между индейскими племенами. |
Робинзон Крузо, Шикотан и Пятница с грузинским акцентом | Каждый, кто был советским ребенком, знает книгу Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо. |
Автор «Робинзона Крузо» – шеф английской разведки
Робинзон прямо так и говорит Пятнице, что его следует именовать «господином». Не случайно и то, что далее Робинзон примерит на себя роль «хозяина острова» и вершителя справедливости. Данным титулом его будут величать приплывшие испанцы. Но если это так, то не получается ли уже совсем специфическая картина: добро служит тому, кто вообще не может понять, что это такое, и движим только волей к власти, а для пущей приглядности такой картины Дефо просто специально марает добро дикостью и каннибализмом? Есть дикие люди — они нищие варвары и хотя они способны на добро, что, кстати, прямым текстом признает Робинзон, их удел быть рабами у тех, кто «цивилизован», и в этом заключается высшая справедливость. Тем более что, согласно Дефо, дикари сами выбраться из дикости не в состоянии, а могут сделать это только если цивилизованные господа пожелают даровать им свою культуру. Эжен Делакруа. Данте и Вергилий в Аду. Но, во-первых, как я уже сказал выше, Дефо писал отнюдь не детскую книгу.
Во-вторых, подобные концепции есть у авторов совсем иного калибра. На вратах очень специфического ада из «Божественной комедии» Данте написано следующее: «Был правдою мой зодчий вдохновлен:Я высшей силой, полнотой всезнаньяИ первою любовью сотворен. Древней меня лишь вечные созданья,И с вечностью прибуду наравне. Входящие, оставьте упованья». Те, кто помещен в ад, не могут рассчитывать на любовь и состраданье. Сострадать им строжайше запрещено, ибо считается, что это роптание на божий промысел. Поэтому одной из духовных задач Данте в аду становится борьба с состраданьем: «Приготовлялся выдержать войну и с тягостным путем, и с состраданьем». Разве это не та же картина, фундаментально отделяющая находящихся в аду, читай в дикости, которая обнаруживается и у Дефо?
Робинзон, поначалу возненавидевший дикарей-каннибалов, вознамерился их истреблять, но потом ему на ум пришло соображение о том, что их омерзительные обычаи, возможно, промысел творца: «Я стал спокойнее и хладнокровнее относиться к этой затее; я спросил себя, какое я имею право брать на себя роль судьи и палача этих людей. Пускай они преступны; но коль скоро сам бог в течение стольких веков предоставляет им творить зло безнаказанно, то, значит, на то его воля. Как знать? Даниэль Дефо Картина мира у, казалось бы, столь разных и разнокалиберных авторов, как Данте и Дефо, говорит об одном: ад должен существовать вместе со своими обитателями, ибо такова воля высшей справедливости. Ну и, наконец, в-третьих, Дефо выводит определенный тип путешественника и колонизатора, который наделен такими чертами, которые, если они имеют место быть у очень молодого человека, вполне простительны и естественны, но если они в дальнейшем не трансформируются и ничем не уравновесятся, то перед нами предстает очень специфический персонаж. Если юноша обуреваем страстью по самоутверждению — это нехорошо, но нормально. Если этой страстью обуреваем взрослый мужчина, да еще и вооружившийся метафизическим обоснованием оной, то это уже страшно. В 1979 году великий кинорежиссер Фрэнсис Форд Коппола снял посвященный войне во Вьетнаме киношедевр «Апокалипсис сегодня».
Сценарий к «Апокалипсису» Копполе помогал писать военный журналист, работавший во Вьетнаме, Майкл Герр. В этом фильме одним из важнейших компонентов апокалипсиса, который имел место в реальности, было поведение современных Робинзонов, они же американские военнослужащие. Командир подразделения устраивал на фоне самолетов, поливающих мирное население напалмом, покатушки на доске для серфинга, а потом еще посылал военный вертолет искать эту доску в джунгли. К другому подразделению приезжали модели из эротических журналов, сексуальные услуги которых американские военные обменивали на бочку мазута. И так далее и тому подобное.
В принципе для успешной робинзонады у них было все: отправляясь на поиски избы партия взяла с собой ружья и запас пороха, немного продуктов, топор и котелок.
На острове было полно оленей и песцов, так что в первое время голодная смерть им не грозила, но ведь порох имеет свойство кончаться. К тому же Малый Браун находился отнюдь не на Карибах, как раз наступала зима, а растительности выше голенища сапога на острове практически не было. Их спас "плавник" - в этом месте море регулярно прибивало к берегу самые разнообразные куски древесины, от обломков погибших судов, до упавших где-то в воду деревьев. В некоторых обломках торчали гвозди и крюки. Исчерпав запасы пороха, поморы сделали себе луки и стрелы, и за время своей робинзонады перебили с ними какое-то невообразимое количество местной фауны: около 300 оленей и примерно 570 песцов. Из найденной на острове глины сделали себе посуду и жировые лампы-коптилки.
Из звериных шкур научились шить одежду, словом повторили роман Дефо практически слово в слово. Они даже умудрились избежать бича всех полярников — цинги, благодаря отварам из трав, которые варил Алексей Химков. Спустя шесть лет и три месяца их обнаружил и подобрал один из кораблей графа Шувалова. Все четверо вернулись в Архангельск, успешно продали собранные за время своего заточения на Малом Брауне песцовые шкурки и весьма на том разбогатели. А вот судьба их ладьи и оставшихся на борту членов команды неизвестна до сих пор. Леендерт Хазенбош — голландец-неудачник В 1748 году британский капитан Моусон обнаружил на одном из островов архипелага Вознесений выбеленные солнцем кости и дневник голландского матроса, приговоренного к маронингу так официально называлось наказание высадкой на необитаемый остров за гомосексуальное сожительство с другим членом команды.
Ему даже оставили кое-какую утварь, палатку, Библию и письменные принадлежности , но забыли про порох, так что его мушкет оказался бесполезным куском железа. Иллюстрация Игоря Ильинского к книге "Робинзон Крузо" Первое время голландец питался морскими птицами, которых он сбивал камнями, и черепахами. Хуже всего было с водой — ее источник находился в нескольких километрах от побережья, где он добывал себе пропитание. В итоге бедняге приходилось чуть ли не половину дня таскать воду в котелках. Через полгода источник иссяк и голландец начал пить собственную мочу. А потом он медленно и в страшных мучениях умер от жажды.
Хуана Мария — печальная дева острова Сан-Николас Изначально этот остров у берегов Калифорнии был вполне себе обитаемым — там обосновалось крохотное индейское племя, жившее в своем изолированном мирке и понемногу промышлявшее морского зверя. В начале XIX века оно было полностью истреблено случайно заплывшей на остров партией русских охотников на морских выдр. В живых осталась лишь пара десятков человек, спасением которых занялись святые отцы из католической миссии Санта-Барбрары. В 1835 году они прислали за уцелевшими индейцами корабль, но прямо во время посадки начался шторм, вынудивший капитана дать срочный приказ об отплытии. Как выяснилось позднее, в суматохе одну из женщин забыли на острове. Там она и провела следующие 18 лет.
И кстати, благодаря усвоенным с детства навыкам превращать дары природы в полезные для хозяйства вещи, неплохо устроилась. Из костей выбрасывавшихся на берег китов, она построила себе хижину, из кожи морских котиков и перьев чаек шила себе одежду, а из росшего на острове кустарника и водорослей она плела корзины, миски и прочую утварь. В 1853 году ее нашел капитан зверобойного судна Джордж Найдвер. Он взял 50-летнюю женщину с собой в Санта-Барбару, но там оказалось что никто не в состоянии даже понять, что она говорит, поскольку к этому времени оставшиеся из ее племени по разным причинам умерли и их язык был забыт окончательно. Ее крестили и нарекли Хуаной Марией, но начать новую жизнь под этим именем ей было не суждено — два месяца спустя она сгорела от амебной дизентерии. Ада Блэкджек- бесстрашная иннуитка На поиски приключений ее погнала нужда — ее муж и страший брат умерли, а единственный сын заболел туберкулезом.
Чтобы заработать хоть немного денег она нанялась коком и швеей на корабль канадского полярного исследователя Вильямура Стефанссона, намеревавшегося основать постоянное поселение на острове Врангеля. А уже следующим летом им обещали прислать смену. Сперва все шло неплохо — поселенцы убили с десяток белых медведей, несколько десятков тюленей и без счета птицы, что позволило им создать весьма неплохие запасы мяса и жира. Прошла зима, настало лето, а обещанный им корабль так и не появился. Следующей зимой они начали голодать. Трое участников зимовки решили добраться до материка по льду Чукотского моря, ушли в непроглядный ледяной ад и пропали без вести.
На острове остались Ада, заболевший Лорн Найт и корабельный кот Вик. В апреле 1923 года Найт умер и Ада осталась одна. С котом, разумеется. Ада Блэкджек с сыном Следующие пять месяцев она провела, охотясь на песцов, уток и тюленей в условиях, по сравнению с которыми приключений "поморских робинзонов" из XVIII века показались бы легким пикником. В конце концов, ее снял с острова еще один участник экспедиции Стефанссона Гарольд Нойс. С собой Ада увезла неплохой запас добытых за время робинзонады песцовых шкурок, продав который она, наконец, смогла оплатить лечение сына.
Павел Вавилов — робинзон военного времени 22 августа 1942 года советский ледокол "Александр Сибиряков" принял неравный бой с немецким крейсером "Адмирал Шеер" у берегов о. Домашний в Карском море. Кочегар первого класса Павел Вавилов во время этих событий оказался в отрезанной огнем части судна, а потому команду открыть кингстоны и покинуть корабль попросту не услышал.
В дальнейшем он раскаялся, что нарушил сыновний долг, покинув престарелых родителей. Биография История жизни героя романа Дефо очень интересна. Юность Робинзон Крузо отправился в путешествие на корабле 1 сентября 1651 года на девятнадцатом году жизни. Но это путешествие было неудачным: корабль, направлявшийся в Лондон, затонул, а команда спаслась на шлюпке. Затем Крузо совершил морское путешествие в Африку, в Гвинею. Там он обогатился, выменяв у аборигенов золотой песок в обмен на побрякушки и стеклянные изделия.
Это путешествие сделало героя романа Дефо не только моряком, но и купцом. Чтобы продолжить успешную торговлю с Гвинеей, Крузо снова совершил путешествие, но оно было для него несчастным. Он попал в плен к пиратам, стал рабом капитана пиратского судна и 2 года провёл в плену на севере Африки. Затем ему удалось бежать из плена, его шлюпку подобрал португальский корабль, идущий в Бразилию. Крузо прожил в Бразилии 4 года, став плантатором — он выращивал сахарный тростник. Однажды соседи-плантаторы и купцы из ближайшего города предложили ему поехать в Гвинею за золотым песком, так как он часто им рассказывал о двух своих путешествиях к Гвинейскому берегу. Крузо согласился, его компаньоны нагрузили корабль товаром, и 1 сентября 1659 года корабль отплыл от берегов Бразилии. Началось путешествие Робинзона Крузо хорошо, но затем в сильный ураган судно село на мель. Могучие волны могли его расколоть надвое, поэтому все люди с корабля вошли в шлюпку и стали грести к берегу, но набежавший вал перевернул её.
Из всех людей спасся только Робинзон Крузо, достигнув берега. Так Робинзон Крузо попал на необитаемый остров и провёл на нём 28 лет своей жизни. Жизнь на острове Робинзон Крузо оказался на острове в полном одиночестве. Он знал, что этот остров находится около Южной Америки, но вдалеке от торговых путей. Надежды выбраться отсюда у него не было, поэтому он стал сооружать себе жильё. Жилище Робинзона Крузо было пещерой, которую он выкопал в отвесной стене холма. Через некоторое время он нашёл на острове среди леса чудесную долину и устроил в ней себе второе жилище — шалаш за крепким частоколом.
У моряка, выжившего на необитаемом острове, было несколько прототипов, но самым известным считается шотландец Александр Селькирк. Оказавшись в критической ситуации, он не теряет духа, но черпает силы в своей вере в божественное провидение. Робинзон регулярно обращается к богу и именно в религии находит ответы на извечные вопросы о душе и подлинной сути человеческой природы. Произведение Дефо, разумеется, несколько романтизирует действительность: реальные моряки, которым приходилось выживать в схожих условиях, прежде всего заботились о самых насущных потребностях, которые с точки зрения религиозной морали 18-го века полагались весьма приземлёнными и «низкими». Дефо использует сюжет об изоляции человека для создания истинно нравственного христианского литературного романа, однако при написании своего Крузо ему необходимо было ознакомиться с опытом вполне реальных «Робинзонов». Считается, что вдохновителями главного героя выступили несколько различных моряков, переживших злоключения на необитаемых или же заселённых «дикарями» островах. Александр Селькирк — возможный Робинзон Крузо Долгое время полагалось, что главным прототипом Робинзона Крузо является Александр Селькирк, шотландский мореплаватель и пират, известный своим отчаянным и непокорным характером. Селькирк настоящая фамилия — Селькрейг родился в маленькой деревне Нижнее Ларго в Шотландии в 1676 году. Не желая становиться сапожником, как его отец, молодой Александр в конце 1690-х сбежал из дома и подался в моряки. В 1703-м он присоединился к команде корабля «Сэнк Пор» — одного из судов корсара и путешественника Уильяма Дампира. В последующий год Дампир направил экспедицию к берегам Южной Америки, где его морякам пришлось неоднократно сражаться за добычу с французами и испанцами: во времена морского соперничества торговым судам позволялось не только вести коммерческие дела, но и вступать в боевые действия с кораблями конкурирующих держав. Непосредственным командиром Селькирка был капитан Томас Страдлинг. Когда между Страдлингом и Дампиром возник конфликт, капитан «Сэнк Порт» принял решение идти дальше своим путём и вместе с командой судна отправился в плавание уже вне экспедиции. Первая копия «Робинзона Крузо», 1719 год. Селькирк вступил с капитаном Страдлингом в спор: он настаивал на починке корабля, убеждая команду, что дальнейшее плавание с серьёзными повреждениями корпуса судна невозможно. Ситуация накалилась до предела, и в приступе ярости Селькирк бросил неосторожную фразу о том, что лучше останется на этом острове в одиночестве, чем отправится в плавание на худом корабле.
Такие разные «Робинзоны»: о двух версиях любимой приключенческой классики
«Робинзон Крузо» – дебютный роман французского писателя Даниэля Дефо, впервые опубликованный в 1719 году. Cуществуют и другие гипотезы о том, кто был истинным прототипом Робинзона Крузо. Поэтому читателей так завораживал роман о Робинзоне Крузо, заточенном на необитаемом острове, но его автор Даниель Дефо никогда бы не выдумал эту историю с нуля.
Краткое содержание: «Робинзон Крузо»
И вот, не спросившись ни у отца, ни у матери, не уведомив их ни словом и предоставив им узнать об этом как придётся, не испросив ни родительского, ни Божьего благословения, не принимая в расчёт ни обстоятельств, ни последствий, в недобрый — видит Бог! Надо полагать, никогда несчастья и беды молодых искателей приключений не начинались так рано и не продолжались так долго, как мои. Не успел наш корабль выйти из устья Хамбера, как подул ветер, вздымая огромные, страшные волны. До тех пор я никогда не бывал в море и не могу описать, как худо пришлось моему бедному телу и как содрогалась от страха моя душа. И только тогда я всерьёз задумался о том, что я натворил, и о справедливости небесной кары, постигшей меня за то, что я так бессовестно покинул отчий дом и нарушил сыновний долг. Все добрые советы моих родителей, слёзы отца и мольбы матери воскресли в моей памяти, и совесть, которая в то время ещё не успела окончательно очерстветь, терзала меня за пренебрежение к родительским увещаниям и за нарушение обязанностей перед Богом и отцом. Между тем ветер крепчал, и на море разыгралась буря, которая, впрочем, не шла в сравнение с теми, что я много раз видел потом, ни даже с той, что мне пришлось увидеть несколько дней спустя.
Но и этого было довольно, чтобы ошеломить меня, новичка, ничего не смыслившего в морском деле. Когда накатывалась новая волна, я ожидал, что она нас поглотит, и всякий раз, когда корабль падал вниз, как мне казалось, в пучину или бездну морскую, я был уверен, что он уже больше не поднимется на поверхность. И в этой муке душевной я неоднократно решался и давал себе клятвы, что, если Господу будет угодно сохранить на сей раз мне жизнь, если нога моя снова ступит на твёрдую землю, я тотчас же вернусь домой к отцу и, покуда жив, не сяду на корабль, что я последую отцовским советам и никогда более не подвергну себя подобной опасности. Теперь я понял всю справедливость рассуждений отца относительно золотой середины; для меня ясно стало, как мирно и приятно прожил он всю жизнь, никогда не подвергая себя бурям на море и невзгодам на суше, — словом, я, как некогда блудный сын, решил вернуться в родительский дом с покаянием. Эти трезвые и благоразумные мысли не оставляли меня, покуда длилась буря, и даже некоторое время после неё; но на другое утро ветер стал стихать, волнение поулеглось, и я начал понемногу осваиваться с морем. Как бы то ни было, весь этот день я был настроен очень серьёзно тем более что ещё не совсем оправился от морской болезни ; но перед закатом небо прояснилось, ветер прекратился, и наступил тихий, очаровательный вечер; солнце зашло без туч и такое же ясное встало на другой день, и гладь морская при полном или почти полном безветрии, вся облитая его сиянием, представляла восхитительную картину, какой я никогда ещё не видывал.
Ночью я отлично выспался, от моей морской болезни не осталось и следа, я был бодр и весел и любовался морем, которое ещё вчера так бушевало и грохотало и в такое короткое время могло затихнуть и явить собою столь привлекательное зрелище. И тут-то, словно для того, чтобы изменить моё благоразумное решение, ко мне подошёл приятель, сманивший меня ехать с ним, и, хлопнув меня по плечу, сказал: «Ну что, Боб, как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Бьюсь об заклад, что ты испугался, — признавайся, ведь испугался вчера, когда задул ветерок? Хорош ветерок! Я и представить себе не мог такой ужасной бури! Ах ты, чудак!
Так, по-твоему, это буря? Что ты! Это сущие пустяки! Дай нам хорошее судно да побольше простору, — мы такого шквалика и не заметим. Ну, да ты ещё совсем неопытный моряк, Боб. Пойдём-ка лучше сварим пуншу и забудем об этом.
Взгляни, какой чудесный нынче день! Словом, как только на море воцарилась тишь, как только вместе с бурей улеглись мои взбудораженные чувства и прошёл страх утонуть в морской пучине, так мысли мои повернули в прежнее русло, и все клятвы, все обещания, которые я давал себе в часы страданий, были позабыты. Правда, порой на меня находило просветление, здравые мысли ещё пытались, так сказать, воротиться ко мне, но я гнал их прочь, боролся с ними, словно с приступами болезни, и при помощи пьянства и весёлой компании скоро восторжествовал над этими припадками, как я их называл; в какие-нибудь пять-шесть дней я одержал столь полную победу над своей совестью, какой только может пожелать себе юнец, решившийся не обращать на неё внимания. Однако меня ждало ещё одно испытание: как всегда в подобных случаях, провидение пожелало отнять у меня последнее оправдание перед самим собою; в самом деле, если на этот раз я не захотел понять, что всецело обязан ему, то следующее испытание было такого рода, что тут уж и самый последний, самый отпетый негодяй из нашего экипажа не мог бы не признать, что опасность была поистине велика и спаслись мы только чудом. На шестой день по выходе в море мы пришли на Ярмутский рейд. Ветер после шторма был всё время неблагоприятный и слабый, так что мы двигались еле-еле.
В Ярмуте мы были вынуждены бросить якорь и простояли при юго-западном, то есть противном, ветре семь или восемь дней. В течение этого времени на рейд пришло немалое количество судов из Ньюкасла, ибо Ярмутский рейд обычно служит местом стоянки для кораблей, которые дожидаются здесь попутного ветра, чтобы войти в Темзу. Впрочем, мы не простояли бы долго и вошли бы в реку с приливом, если бы ветер не был так свеж, а дней через пять не покрепчал ещё больше. Однако Ярмутский рейд считается такой же хорошей стоянкой, как и гавань, а якоря и якорные канаты были у нас надёжные; поэтому наши люди ничуть не тревожились и даже не помышляли об опасности — по обычаю моряков, они делили свой досуг между отдыхом и развлечениями. Но на восьмой день утром ветер усилился, и пришлось свистать наверх всех матросов, убрать стеньги и плотно закрепить всё, что нужно, чтобы судно могло безопасно держаться на рейде. К полудню на море началось большое волнение, корабль стало сильно раскачивать; он несколько раз зачерпнул бортом, и раза два нам показалось, что нас сорвало с якоря.
Тогда капитан скомандовал отдать запасной якорь. Таким образом, мы держались на двух якорях против ветра, вытравив канаты до конца. Тем временем разыгрался жесточайший шторм. Растерянность и страх были теперь даже на лицах матросов. Я несколько раз слышал, как сам капитан, проходя мимо меня из своей каюты, бормотал вполголоса: «Господи, смилуйся над нами, иначе мы погибли, всем нам конец», — что не мешало ему, однако, зорко наблюдать за работами по спасению корабля. Первые минуты переполоха оглушили меня: я неподвижно лежал в своей каюте рядом со штурвалом и даже не знаю хорошенько, что я чувствовал.
Мне было трудно вернуть прежнее покаянное настроение после того, как я сам его презрел и ожесточил свою душу: мне казалось, что смертный ужас раз и навсегда миновал и что эта буря пройдёт бесследно, как и первая. Но повторяю, когда сам капитан, проходя мимо, обмолвился о грозящей нам гибели, я неимоверно испугался. Я выбежал из каюты на палубу; никогда в жизни не приходилось мне видеть такой зловещей картины: на море вздымались валы вышиной с гору, и такая гора опрокидывалась на нас каждые три-четыре минуты. Когда, собравшись с духом, я огляделся вокруг, то увидел тяжкие бедствия. На двух тяжело нагруженных судах, стоявших неподалёку от нас на якоре, были обрублены все мачты. Кто-то из наших матросов крикнул, что корабль, стоявший в полумиле от нас впереди, пошёл ко дну.
Ещё два судна сорвало с якорей и унесло в открытое море на произвол судьбы, ибо ни на том, ни на другом не оставалось ни одной мачты. Мелкие суда держались лучше других — им было легче маневрировать; но два или три из них тоже унесло в море, и они промчались борт о борт мимо нас, убрав все паруса, кроме одного кормового кливера. В конце дня штурман и боцман стали упрашивать капитана позволить им срубить фок-мачту. Капитан долго упирался, но боцман принялся доказывать, что, если фок-мачту оставить, судно непременно затонет, и он согласился, а когда снесли фок-мачту, грот-мачта начала так шататься и так сильно раскачивать судно, что пришлось снести и её и таким образом освободить палубу. Судите сами, что должен был испытывать всё это время я — юнец и новичок, незадолго перед тем испугавшийся небольшого волнения. Но если после стольких лет память меня не обманывает, не смерть была мне страшна тогда; во сто крат сильнее ужасала меня мысль о том, что я изменил своему решению прийти с повинной к отцу и вернулся к прежним химерическим стремлениям, и мысли эти, усугублённые ужасом перед бурей, приводили меня в состояние, которого не передать никакими словами.
Но самое худшее было ещё впереди. Буря продолжала свирепствовать с такой силой, что, по признанию самих моряков, им никогда не случалось видеть подобной. Судно у нас было крепкое, но от тяжёлого груза глубоко сидело в воде, и его так качало, что на палубе поминутно слышалось: «Кренит! Дело — табак! Однако буря бушевала всё яростнее, и я увидел — а это не часто увидишь, — как капитан, боцман и ещё несколько человек, более разумных, чем остальные, молились, ожидая, что корабль вот-вот пойдёт ко дну. В довершение ко всему вдруг среди ночи один из матросов, спустившись в трюм поглядеть, всё ли там в порядке, закричал, что судно дало течь; другой посланный донёс, что вода поднялась уже на четыре фута.
Тогда раздалась команда: «Все к насосам! Но матросы растолкали меня, заявив, что если до сих пор я был бесполезен, то теперь могу работать, как и всякий другой. Тогда я встал, подошёл к насосу и усердно принялся качать. В это время несколько мелких судов, гружённых углем, будучи не в состоянии выстоять против ветра, снялись с якоря и вышли в море. Когда они проходили мимо, наш капитан приказал подать сигнал бедствия, то есть выстрелить из пушки. Не понимая, что это значит, я пришёл в ужас, вообразив, что судно наше разбилось или случилось нечто другое, не менее страшное, и потрясение было так сильно, что я упал в обморок.
Но в такую минуту каждому было впору заботиться лишь о спасении собственной жизни, и никто на меня не обратил внимания и не поинтересовался, что приключилось со мной. Другой матрос, оттолкнув меня ногой, стал к насосу на моё место в полной уверенности, что я уже мёртв; прошло немало времени, пока я очнулся. Работа шла полным ходом, но вода в трюме поднималась всё выше. Было очевидно, что корабль затонет, и хотя буря начинала понемногу стихать, однако нечего было и надеяться, что он сможет продержаться на воде, покуда мы войдём в гавань, и капитан продолжал палить из пушек, взывая о помощи. Наконец одно лёгкое судёнышко, стоявшее впереди нас, отважилось спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. Подвергаясь немалой опасности, шлюпка приблизилась к нам, но ни мы не могли добраться до неё, ни шлюпка не могла причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью ради спасения нашей.
Наконец наши матросы бросили им с кормы канат с буйком, вытравив его на большую длину. После долгих и тщетных усилий гребцам удалось поймать конец каната; мы притянули их под корму и все до одного спустились в шлюпку. О том, чтобы добраться до их судна, нечего было и думать; поэтому мы единодушно решили грести по ветру, стараясь только держать по возможности к берегу. Наш капитан пообещал чужим матросам, что в случае, если лодка разобьётся о берег, он заплатит за неё хозяину. И вот, частью на веслах, частью подгоняемые ветром, мы направились к северу в сторону Уинтертон-Несса, постепенно приближаясь к земле. Не прошло и четверти часа с той минуты, когда мы отчалили от корабля, как он стал погружаться на наших глазах.
И тут-то впервые я понял, что значит «дело — табак». Должен, однако, сознаться, что, услышав крики матросов: «Корабль тонет! Но мы двигались очень медленно и добрались до земли, только пройдя уинтертонский маяк, там, где между Уинтертоном и Кромером береговая линия изгибается к западу и где поэтому её выступы немного умеряли силу ветра. Здесь мы пристали и, с великим трудом, но всё-таки благополучно выбравшись на сушу, пошли пешком в Ярмут, где нас, как потерпевших крушение, встретили с большим участием: городской магистрат отвёл нам хорошие помещения, а местные купцы и судохозяева снабдили нас деньгами в достаточном количестве, чтобы добраться по нашему выбору либо до Лондона, либо до Гулля. Почему мне не пришло тогда в голову вернуться в Гулль, в родительский дом! Как бы я был счастлив!
Наверно, отец, как в евангельской притче, заколол бы для меня откормленного тельца; но он узнал о моём спасении лишь много времени спустя после того, как до него дошла весть, что судно, на котором я вышел из Гулля, погибло на Ярмутском рейде. Но моя злая судьба толкала меня всё на тот же гибельный путь с упорством, которому невозможно было противиться; и хотя в моей душе неоднократно раздавался трезвый голос рассудка, звавший меня вернуться домой, у меня не хватило для этого сил. Не знаю, как это назвать, и не стану настаивать, что какое-то тайное веление всесильного рока побуждает нас быть орудием собственной своей гибели, даже когда мы видим её перед собой и бросаемся к ней навстречу с открытыми глазами, но несомненно, что только моя злосчастная судьба, которой я был не в силах избежать, заставила меня пойти наперекор трезвым доводам и внушениям лучшей части моего существа и пренебречь двумя столь наглядными уроками, которые я получил при первой же попытке вступить на новый путь. Сын нашего судохозяина, мой приятель, помогший мне укрепиться в пагубном решении, присмирел теперь больше меня; в первый раз, как он заговорил со мной в Ярмуте что случилось только через два или три дня, так как в этом городе мы все жили порознь , я заметил, что тон его изменился. С унылым видом он покачал головой и спросил, как я себя чувствую.
Мало кто знает, что Даниэль Дефо был успешным и самостоятельно действующим разведчиком, сделал карьеру и стал первым шефом организованной английской разведки. Правда, он скрывал свою настоящую профессию.
Истина о жизни писателя стала известна лишь много лет спустя после его смерти. Дефо избегал упоминания о настоящих разведывательных операциях и опасался даже намекать о каких—то деталях этих операций. Почему Дефо не придумал на основе реальных фактов детектив, перенеся воображаемых героев в воображаемую обстановку?
Спасение Робинзона и конец истории Пираты на службе Её Величества Дело в том, что, хоть Дефо и обходит эту тему стороной в своем романе, но все или почти все реальные прототипы его романа были пиратами.
В крайнем случае — каперами, то есть теми же пиратами, только работающие по контракту на одну из воюющих стран чаще всего их использовала Великобритания для грабежей испанских «золотых караванов». Поскольку пиратские судна не были оборудованы гауптвахтами, то за проступки таких моряков либо убивали, либо оставляли на необитаемом острове «на суд божий». В последнем случае острова использовались как «природные тюрьмы». Действительно, с такого острова никуда не сбежишь, а выжить там непросто.
В этом и заключался «божественный суд»: если спустя год или пару лет моряк оставался жив, то его вновь забирали свои же «коллеги» по пиратскому «цеху», если же нет… На нет, как говорится, и суда нет. Александр Селькирк Считается, что наибольшее влияние на Дефо оказала история выживания шотландца Александра Селькирка. Это был моряк, который служил на галере малое военное судно «Сэнк Пор», где был боцманом. В 1704 году он в составе небольшой каперской флотилии под руководством известного капитана Дампьера должен был грабить испанские суда у берегов Южной Америки.
Однако, как истинный шотландский капер, Селькирк имел прескверный характер и буйный нрав, из-за чего постоянно ссорился с другими моряками и начальством а спорить с капитаном пиратов — себе дороже. Из-за одной из таких ссор его понизили в звании, после чего он «в сердцах» заявил, что ему теперь не место на этом корабле. Капитан его слова воспринял буквально и приказал высадить на ближайшем необитаемом острове… Несмотря на то, что неудачливый боцман раскаялся и просил отменить приказ, капитан снарядил моряка всем необходимым и высадил на небольшой остров Мас а Тьерра в 600 км от берегов Чили. Хорошее начало истории Робинзона Надо сказать, что снаряжение Селькирк получил по тем временам отличное.
Ему дали запасную одежду и нижнее белье для тех времен — роскошь , табак, котел для приготовления еды, нож и топор.
Он постоянно ждет, когда за ним придет помощь, и не отчаивается. Так минуло 6 месяцев. Крузо уже теряет надежду увидеть корабль на горизонте и решает, что ему нужно обустроить жилище для себя. Ильинского к роману Робинзон Крузо Глава 9 Крузо удается смастерить лопату и вырыть погреб. В один из дней он обвалился и Робинзон начинает укреплять его сваями.
Он охотится на коз, чтобы добывать пищу, и ловит диких голубей. Кроме того, он приручил раненого козленка и нашел колосья риса и ячменя. Он берет их с собой, чтобы посеять. Первые выращенные зерна он смог съесть только спустя 4 года. У него все никак не получается смастерить бочонки, что очень огорчает героя. Вместо воска ему приходится пускать на свечи козий жир.
Глава 10 На острове произошло землетрясение. Робинзон заболел, он страдает от лихорадки и пытается вылечиться с помощью табачной настойки. Во время землетрясения камни сдвинулись и Крузо смог добраться до корабельного трюма. Он разбирает его на части, а между делом печет черепаху на углях. Он все больше изучает остров, находит на нем новые съедобные ягоды и фрукты. Когда приходит август, Крузо высушивает виноград, а затем наступает сезон дождей.
Ильинского к роману Робинзон Крузо Глава 11 Пока идут дожди, герой занимает свои дни, плетя корзины. Также он отправился в поход на противоположную часть острова и выяснил, что там жить было бы намного комфортнее. Глава 12 Крузо выращивает свой рис и ячмень. Он тратит много сил на то, чтобы спасти их от птиц. В конце концов у него получается это сделать с помощью трупов членов их стай. Глава 13 Герой нашел и приручил попугая.
Он учит птицу говорит. Сам он старается сделать из глины посуду. Со временем у него получается испечь хлеб. Глава 14 Прошло уже 4 года с тех пор, как он попал на остров. Робинзон решает построить лодку. Он охотится на зверей, чтобы добыть шкуры и сшить себе новую одежду.
Чтобы жара не так его мучила, он делает зонтик. Глава 15 Чтобы построить лодку, Робинзон потратил 2 года жизни. На ней он мог оплыть остров. За эти годы он привык к этому месту и стал считать его родным. Также он смог сделать курительную трубку. У него почти закончился порох.
Гениальный пиар через века: Робинзон Крузо как идеальный господин мира
Дефо Д. Робинзон Крузо после долгих и опасных приключений оказался на необитаемом острове и пробыл там 28 лет. Пересказав роман «Робинзон Крузо» кратко, мы специально опустили ряд деталей, которые, может, не так важны для сюжета. Я, несчастный Робинзон Крузо, потерпев кораблекрушение во время страшной бури, был выброшен на берег этого ужасного, злополучного острова, который я назвал Островом отчаяния. Остров, на котором прожил Селкирс до сегодняшнего дня называют островом Робинзона Крузо, на который приезжает множество любопытных туристов.
Автор «Робинзона Крузо» – шеф английской разведки
«Робинзон Крузо» краткое содержание по главам романа Даниэля Дефо | Роман английского писателя Даниэля Дефо Робинзон Крузо одна из самых любимых книг нашего детства. |
Кто ты, Робинзон Крузо?-«ЦБС» г. Ангарска | А настоящий остров Робинзона Крузо вовсе не тропический и находится намного южнее. |
Краткое содержание: «Робинзон Крузо» | Продолжение первое – «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо». |
«Робинзон Крузо», краткое содержание | Трудолюбие, настойчивость в достижении цели, предприимчивость – все эти качества были присущи Селькирку так же, как в еще большей степени ими будет наделен его литературный собрат Робинзон Крузо. |
«Сильный человек»: как судьба реального Робинзона Крузо стала основой нового литературного жанра
Долгое время полагалось, что главным прототипом Робинзона Крузо является Александр Селькирк, шотландский мореплаватель и пират, известный своим отчаянным и непокорным характером. Вернувшись с необитаемого острова, Робинзон Крузо женился, завёл детей и стал состоятельным человеком. ля к роману «Приключения Робинзона Крузо» Да, Робинзон Крузо был «на все руки мастер».
Краткое содержание «Робинзон Крузо»
Кто из нас не читал в детстве, добровольно или "из-под палки" (как того требовала школьная программа), приключенческий роман Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо? Вернувшись с необитаемого острова, Робинзон Крузо женился, завёл детей и стал состоятельным человеком. Дневник Робинзона Крузо свидетельствует, что его пишет человек думающий, анализирующий ситуацию, не сдающийся в очень сложной ситуации. Мало кто знает, что во второй части книги о Робинзоне («Дальнейшие приключения Робинзона Крузо») герой Даниэля Дэфо, пресытившись тихой, мирной жизнью на родине, отправляется в новое путешествие (горбатого могила исправит, ага) и, в частности. Роман «Робинзон Крузо» дал начало классическому английскому роману и породил моду на псевдодокументальную художественную прозу; его нередко называют первым «подлинным» романом на английском языке. «Робинзон Крузо» положил начало классическому английскому роману, а также такому популярнейшему поджанру как «робинзонада».