Федор Михайлович Достоевский у нас доступна к чтению онлайн.
Упомянутые книги
- «Бедные люди», краткое содержание
- Бедные люди (сериал 2016)
- Краткое содержание: «Бедные люди» - ReadRate
- Мы знаем, куда вас сводить!
- Бедные люди | это... Что такое Бедные люди?
Ф. М. Достоевский «Бедные люди. Белые ночи»
История любви Макара Девушкина и Вареньки Доброселовой покорила сердца даже состоявшихся писателей, увидевших в молодом писателе нового Гоголя, и читателей. Герои представляют собой Вертера и Лотту из романа «Страдания юного Вертера» Гёте, помещённых в нищую петербургскую жизнь. Отличие произведения Достоевского состоит в том, что переписку в его произведении ведут интеллектуальные герои.
Он помогает обеспечить высокое качество продукта — что очень важно и не так часто достигается на отечественном телевидении.
Антон Зайцев Продюсер, автор идеи, сценарист — О чем, на ваш взгляд, «Бедные люди»? Веня — талантливый писатель, а пишет книгу от лица телеведущей. Юля по образованию художница, а занимается дизайном ногтей и вынашивает ребенка для других людей.
Марина должна учить детей русскому народному танцу, а она стриптизерша. У Макса два образования: аэрокосмическое и дороги, дороги у нас плохие, людей он запускает в другой космос. И вот вопрос: хватит ли у них смелости сказать себе нет?
Сказать: «Я создан для чего-то большего, для чего-то прекрасного». Это история о реальности и мечте. Мечта одна, а реальность другая.
И это противоречие заставляет людей попадать в комические ситуации. И постоянно быть в конфликте не только друг с другом, но и с самим собой. В общем-то, это сериал про нас, хоть мы из Перми, а не из Санкт-Петербурга, но Пермь — тоже культурная столица, просто вторая.
ТНТ молодцы, что дали нам это сделать. Это эксперимент для канала, потому что на телевидении боятся историй про непонятные профессии, а тут главный герой — писатель. Но я думаю, что все сработает, потому что главное — обаятельный персонаж или не обаятельный.
У нас — обаятельный. В нашем новом проекте персонажи глубже и парадоксальней, они очень нетипичны для нашего телевидения. В «Пацанах» герои просты и наивны.
Они в каждой серии попадают в глупые ситуации и извлекают из них простые уроки, которые в следующей серии забывают. Герои «Бедных людей» — это люди с высшим образованием, которые живут в культурной столице России и вообще не воспринимают уроки жизни. Они считают себя гораздо умней, чем жизнь и люди вокруг них, поэтому и выводов делать не собираются.
Вы можете в один клик купить полную версию аудиокниги или же с увлеченностью слушать онлайн на нашем сайте. Жанры и метки: Литература 19 века Русская классика великие русские писатели душа человека психологическая проза 10 класс Информация Аудиокнига "Бедные люди" , автором книги является Марина Дмитриева , Федор Достоевский была напечатана в 1846 году. Книга является частью цикла " Школьная библиотека Детская литература ". На нашем сайте произведение находится в разделе великие русские писатели , душа человека , психологическая проза , 10 класс , Литература 19 века , Русская классика. Продолжительность чтения занимает: 5 ч.
Как все «книжные мальчики» позапрошлого культурного читающего столетья семнадцатилетний Федя Достоевский вёл читательский дневник, а вы ведёте? Ах да, я забыла, у вас Инстаграм… Так вот, в этом дневнике, а позже в письмах брату Михаилу Достоевский рассказывает о своих впечатлениях от прочитанного. Он сокрушался, насколько слаб и малодушен человек. Речь, конечно, о Гамлете. Слабым и малодушным Достоевский в те годы быть не хотел. Молодой человек двадцати трёх лет от роду мечтал о славе, был замкнут, вспыльчив, весьма уязвим для критики, особенно своих собратьев по перу. Он болезненно реагировал на насмешки, ведь его первые шаги в литературе высоко оценил сам Белинский! Жизнь внесёт свои коррективы в его взгляды, но Шекспир навсегда останется для него кумиром. В предисловии к своему самому неоднозначному роману «Бесы» он назовёт Шекспира пророком, посланным Богом человечеству. Но сегодня мы будем говорить о другом романе, о том самом, который определил главную тему его творчества и сделал Достоевского Достоевским. Потому что о человеческих слабостях и малодушии лучше Достоевского в нашей литературе, пожалуй, никто не рассказал. Роман называется «Бедные люди». Именно это произведение открыло ему путь в литературу. Насколько роман был важен для Достоевского, говорят три редакции произведения. Две он сделал, когда уже вернулся из Ада 11 лет каторги. Многое в жизни пришлось пересмотреть.
Ф. М. Достоевский «Бедные люди. Белые ночи»
краткие содержания книг» в хорошем качестве и бесплатно, опубликованное 17 января 2022 года в 8:17, длительностью 00:05:11, на видеохостинге RUTUBE. тема "маленького человека", ощущающего свое бессилие перед тяготами жизни. «Бедные люди» — абсолютная классика, роман, который ввел в русскую литературу (а затем и в мировую) одного из величайших писателей! Главный герой повести «Бедные люди» — мелкий чиновник Макар Девушкин.
«Бедные люди» (первая редакция)
- В Петербурге представили научное издание романа «Бедные люди» | АиФ Санкт-Петербург
- Упомянутые авторы
- Бедные люди. Федор Достоевский 2020 слушать онлайн
- ►▒"Бедные люди" Ф.М. Достоевский
- Аудиокниги
Бедные люди (сериал 2016)
Писатель начинает работу над романом «Бедные люди» в 1844 году, когда оставляет должность чертежника и решает всерьез заняться творчеством. Бедные злые люди — Жанр: рассказ Автор: братья Стругацкие Язык оригинала: русский Год написания: 1963 1964 Публикация: «Железнодорожник Поволжь. Посторонним людям рекомендовала нас как своих бедных родственниц, вдовицу и сироту беспомощных, которых она из милости, ради любви христианской, у себя приютила. первое печатное произведение автора, эпистолярный роман, представляющий собой трогательную переписку между двумя «. Произведение «Бедные люди» автор хотел написать еще задолго до публикации.
трейлер >>
- Бумажные издания
- Бедные люди - Poor Folk
- Сюжет и смысл романа романа Бедные люди
- Отрывок из романа "Бедные люди"
Достоевский. Бедные люди. Повести (Белые ночи, Неточка Незванова, Кроткая)
Бедные люди – Фёдор Достоевский — слушать и скачать онлайн бесплатно сказки и рассказы для детей. Купить книгу Бедные люди, автора Фёдор Достоевский можно по цене 245 руб. в книжном. Достоевский, Федор Михайлович (русский писатель ; 1821-1881). Последняя в гениальном исполнении Ангелины Миримской – главная удачная находка сериала, а уж когда на нее «западает» брат Вени, забитый подкаблучник Яша (Александр Мехряков), «Бедные люди» начинают искрить и жечь напалмом. «Бедные люди» есть явление, конечно, замечательное [и автор их] первостепенный повествователь. «Бе́дные лю́ди» — дебютный роман русского писателя Фёдора Достоевского, его первое оригинальное произведение. Написан в 1844—1845 годах, был впервые опубликован.
Смысл романа «Бедные люди» Достоевского
Но нужно было одеваться, нужно было на непредвидимые расходы откладывать, нужно было непременно свои деньги иметь. Мы на всякий случай копили, надеялись, что можно будет со временем переехать куда-нибудь. Но матушка последнее здоровье свое потеряла на работе: она слабела с каждым днем. Болезнь, как червь, видимо подтачивала жизнь ее и близила к гробу. Я все видела, все чувствовала, все выстрадала; все это было на глазах моих! Дни проходили за днями, и каждый день был похож на предыдущий. Мы жили тихо, как будто и не в городе. Анна Федоровна мало-помалу утихала, по мере того как сама стала вполне сознавать свое владычество.
Ей, впрочем, никогда и никто не думал прекословить. В нашей комнате мы были отделены от ее половины коридором, а рядом с нами, как я уже упоминала, жил Покровский. Он учил Сашу французскому и немецкому языкам, истории, географии — всем наукам, как говорила Анна Федоровна, и за то получал от нее квартиру и стол; Саша была препонятливая девочка, хотя резвая и шалунья; ей было тогда лет тринадцать. Анна Федоровна заметила матушке, что недурно бы было, если бы и я стала учиться, затем, что в пансионе меня недоучили. Матушка с радостию согласилась, и я целый год училась у Покровского вместе с Сашей. Покровский был бедный, очень бедный молодой человек; здоровье его не позволяло ему ходить постоянно учиться, и его так, по привычке только, звали у нас студентом. Жил он скромно, смирно, тихо, так что и не слышно бывало его из нашей комнаты.
С виду он был такой странный; так неловко ходил, так неловко раскланивался, так чудно говорил, что я сначала на него без смеху и смотреть не могла. Саша беспрерывно над ним проказничала, особенно когда он нам уроки давал. А он вдобавок был раздражительного характера, беспрестанно сердился, за каждую малость из себя выходил, кричал на нас, жаловался на нас и часто, не докончив урока, рассерженный уходил в свою комнату. У себя же он по целым дням сидел за книгами. У него было много книг, и всё такие дорогие, редкие книги. Он кое-где еще учил, получал кое-какую плату, так что чуть, бывало, у него заведутся деньги, так он тотчас идет себе книг покупать. Со временем я узнала его лучше, короче.
Он был добрейший, достойнейший человек, наилучший из всех, которых мне встречать удавалось. Матушка его весьма уважала. Потом он и для меня был лучшим из друзей, — разумеется, после матушки. Сначала я, такая большая девушка, шалила заодно с Сашей, и мы, бывало, по целым часам ломаем головы, как бы раздразнить и вывесть его из терпения. Он ужасно смешно сердился, а нам это было чрезвычайно забавно. Мне даже и вспоминать это стыдно. Раз мы раздразнили его чем-то чуть не до слез, и я слышала ясно, как он прошептал: «Злые дети».
Я вдруг смутилась; мне стало и стыдно, и горько, и жалко его. Я помню, что я покраснела до ушей и чуть не со слезами на глазах стала просить его успокоиться и не обижаться нашими глупыми шалостями, но он закрыл книгу, не докончил нам урока и ушел в свою комнату. Я целый день надрывалась от раскаяния. Мысль о том, что мы, дети, своими жестокостями довели его до слез, была для меня нестерпима. Мы, стало быть, ждали его слез. Нам, стало быть, их хотелось; стало быть, мы успели его из последнего терпения вывесть; стало быть, мы насильно заставили его, несчастного, бедного, о своем лютом жребии вспомнить! Я всю ночь не спала от досады, от грусти, от раскаянья.
Говорят, что раскаянье облегчает душу — напротив. Не знаю, как примешалось к моему горю и самолюбие. Мне не хотелось, чтобы он считал меня за ребенка. Мне тогда было уже пятнадцать лет. С этого дня я начала мучить воображение мое, создавая тысячи планов, каким бы образом вдруг заставить Покровского изменить свое мнение обо мне. Но я была подчас робка и застенчива: в настоящем положении моем я ни на что не могла решиться и ограничивалась одними мечтаниями и бог знает какими мечтаниями! Я перестала только проказничать вместе с Сашей; он перестал на нас сердиться; но для самолюбия моего этого было мало.
Теперь скажу несколько слов об одном самом странном, самом любопытном и самом жалком человеке из всех, которых когда-либо мне случалось встречать. Потому говорю о нем теперь, именно в этом месте моих записок, что до самой этой эпохи я почти не обращала на него никакого внимания, — так все, касавшееся Покровского, стало для меня вдруг занимательно! У нас в доме являлся иногда старичок, запачканный, дурно одетый, маленький, седенький, мешковатый, неловкий, одним словом странный донельзя. С первого взгляда на него можно было подумать, что он как будто чего-то стыдится, как будто ему себя самого совестно. Оттого он все как-то ежился, как-то кривлялся; такие ухватки, ужимки были у него, что можно было, почти не ошибаясь, заключить, что он не в своем уме. Придет, бывало, к нам да стоит в сенях у стеклянных дверей и в дом войти не смеет. Кто из нас мимо пройдет — я или Саша, или из слуг, кого он знал подобрее к нему, — то он сейчас машет, манит к себе, делает разные знаки, и разве только когда кивнешь ему головою и позовешь его — условный знак, что в доме нет никого постороннего и что ему можно войти, когда ему угодно, — только тогда старик тихонько отворял дверь, радостно улыбался, потирал руки от удовольствия и на цыпочках прямо отправлялся в комнату Покровского.
Это был его отец. Потом я узнала подробно всю историю этого бедного старика. Он когда-то где-то служил, был без малейших способностей и занимал самое последнее, самое незначительное место на службе. Когда умерла первая его жена мать студента Покровского , то он вздумал жениться во второй раз, и женился на мещанке. При новой жене в доме все пошло вверх дном; никому житья от нее не стало; она всех к рукам прибрала. Студент Покровский был тогда еще ребенком, лет десяти. Мачеха его возненавидела.
Но маленькому Покровскому благоприятствовала судьба. Помещик Быков, знавший чиновника Покровского и бывший некогда его благодетелем, принял ребенка под свое покровительство и поместил его в какую-то школу. Интересовался же он им потому, что знал его покойную мать, которая еще в девушках была облагодетельствована Анной Федоровной и выдана ею замуж за чиновника Покровского. Господин Быков, друг и короткий знакомый Анны Федоровны, движимый великодушием, дал за невестой пять тысяч рублей приданого. Куда эти деньги пошли — неизвестно. Так мне рассказывала все это Анна Федоровна; сам же студент Покровский никогда не любил говорить о своих семейных обстоятельствах. Говорят, что его мать была очень хороша собою, и мне странно кажется, почему она так неудачно вышла замуж, за такого незначительного человека… Она умерла еще в молодых летах, года четыре спустя после замужества.
Из школы молодой Покровский поступил в какую-то гимназию и потом в университет. Господин Быков, весьма часто приезжавший в Петербург, и тут не оставил его своим покровительством. За расстроенным здоровьем своим Покровский не мог продолжать занятий своих в университете. Господин Быков познакомил его с Анной Федоровной, сам рекомендовал его, и, таким образом, молодой Покровский был принят на хлебы с уговором учить Сашу всему, чему ни потребуется. Старик же Покровский, с горя от жестокостей жены своей, предался самому дурному пороку и почти всегда бывал в нетрезвом виде. Жена его бивала, сослала жить в кухню и до того довела, что он наконец привык к побоям и дурному обхождению и не жаловался. Он был еще не очень старый человек, но от дурных наклонностей почти из ума выжил.
Единственным же признаком человеческих благородных чувств была в нем неограниченная любовь к сыну. Говорили, что молодой Покровский похож как две капли воды на покойную мать свою. Не воспоминания ли о прежней доброй жене породили в сердце погибшего старика такую беспредельную любовь к нему? Старик и говорить больше ни о чем не мог, как о сыне, и постоянно два раза в неделю навещал его. Чаще же приходить он не смел, потому что молодой Покровский терпеть не мог отцовских посещений. Из всех его недостатков, бесспорно, первым и важнейшим было неуважение к отцу. Впрочем, и старик был подчас пренесноснейшим существом на свете.
Во-первых, он был ужасно любопытен, во-вторых, разговорами и расспросами, самыми пустыми и бестолковыми, он поминутно мешал сыну заниматься и, наконец, являлся иногда в нетрезвом виде. Сын понемногу отучал старика от пороков, от любопытства и от поминутного болтания и наконец довел до того, что тот слушал его во всем, как оракула, и рта не смел разинуть без его позволения. Бедный старик не мог надивиться и нарадоваться на своего Петеньку так он называл сына. Когда он приходил к нему в гости, то почти всегда имел какой-то озабоченный, робкий вид, вероятно от неизвестности, как-то его примет сын, обыкновенно долго не решался войти, и если я тут случалась, так он меня минут двадцать, бывало, расспрашивал — что, каков Петенька? Что он именно делает? Пишет ли, или размышлениями какими занимается? Когда я его достаточно ободряла и успокоивала, то старик наконец решался войти и тихо-тихо, осторожно-осторожно отворял двери, просовывал сначала одну голову, и если видел, что сын не сердится и кивнул ему головой, то тихонько проходил в комнату, снимал свою шинельку, шляпу, которая вечно у него была измятая, дырявая, с оторванными полями, — все вешал на крюк, все делал тихо, неслышно; потом садился где-нибудь осторожно на стул и с сына глаз не спускал, все движения его ловил, желая угадать расположение духа своего Петеньки.
Если сын чуть-чуть был не в духе и старик примечал это, то тотчас приподымался с места и объяснял, «что, дескать, я так, Петенька, я на минутку. Я вот далеко ходил, проходил мимо и отдохнуть зашел». И потом безмолвно, покорно брал свою шинельку, шляпенку, опять потихоньку отворял дверь и уходил, улыбаясь через силу, чтобы удержать в душе накипевшее горе и не выказать его сыну. Но когда сын примет, бывало, отца хорошо, то старик себя не слышит от радости. Удовольствие проглядывало в его лице, в его жестах, в его движениях. Если сын с ним заговаривал, то старик всегда приподымался немного со стула и отвечал тихо, подобострастно, почти с благоговением и всегда стараясь употреблять отборнейшие, то есть самые смешные выражения. Но дар слова ему не давался: всегда смешается и сробеет, так что не знает, куда руки девать, куда себя девать, и после еще долго про себя ответ шепчет, как бы желая поправиться.
Если же удавалось отвечать хорошо, то старик охорашивался, оправлял на себе жилетку, галстух, фрак и принимал вид собственного достоинства. А бывало, до того ободрялся, до того простирал свою смелость, что тихонько вставал со стула, подходил к полке с книгами, брал какую-нибудь книжку и даже тут же прочитывал что-нибудь, какая бы ни была книга. Все это он делал с видом притворного равнодушия и хладнокровия, как будто бы он и всегда мог так хозяйничать с сыновними книгами, как будто ему и не в диковину ласка сына. Но мне раз случилось видеть, как бедняк испугался, когда Покровский попросил его не трогать книг. Он смешался, заторопился, поставил книгу вверх ногами, потом хотел поправиться, перевернул и поставил обрезом наружу, улыбался, краснел и не знал, чем загладить свое преступление. Покровский своими советами отучал понемногу старика от дурных наклонностей, и как только видел его раза три сряду в трезвом виде, то при первом посещении давал ему на прощанье по четвертачку, по полтинничку или больше. Иногда покупал ему сапоги, галстух или жилетку.
Зато старик в своей обнове был горд, как петух. Иногда он заходил к нам. Приносил мне и Саше пряничных петушков, яблоков и все, бывало, толкует с нами о Петеньке. Просил нас учиться внимательно, слушаться, говорил, что Петенька добрый сын, примерный сын и вдобавок ученый сын. Тут он так, бывало, смешно нам подмигивал левым глазком, так забавно кривлялся, что мы не могли удержаться от смеха и хохотали над ним от души. Маменька его очень любила. Но старик ненавидел Анну Федоровну, хотя был пред нею тише воды, ниже травы.
Скоро я перестала учиться у Покровского. Меня он по-прежнему считал ребенком, резвой девочкой, на одном ряду с Сашей. Мне было это очень больно, потому что я всеми силами старалась загладить мое прежнее поведение. Но меня не замечали. Это раздражало меня более и более. Я никогда почти не говорила с Покровским вне классов, да и не могла говорить. Я краснела, мешалась и потом где-нибудь в уголку плакала от досады.
Я не знаю, чем бы это все кончилось, если б сближению нашему не помогло одно странное обстоятельство. Однажды вечером, когда матушка сидела у Анны Федоровны, я тихонько вошла в комнату Покровского. Я знала, что его не было дома, и, право, не знаю, отчего мне вздумалось войти к нему. До сих пор я никогда и не заглядывала к нему, хотя мы прожили рядом уже с лишком год. В этот раз сердце у меня билось так сильно, так сильно, что, казалось, из груди хотело выпрыгнуть. Я осмотрелась кругом с каким-то особенным любопытством. Комната Покровского была весьма бедно убрана; порядка было мало.
На стенах прибито было пять длинных полок с книгами. На столе и на стульях лежали бумаги. Книги да бумаги! Меня посетила странная мысль, и вместе с тем какое-то неприятное чувство досады овладело мною. Мне казалось, что моей дружбы, моего любящего сердца было мало ему. Он был учен, а я была глупа и ничего не знала, ничего не читала, ни одной книги… Тут я завистливо поглядела на длинные полки, которые ломились под книгами. Мною овладела досада, тоска, какое-то бешенство.
Мне захотелось, и я тут же решилась прочесть его книги, все до одной, и как можно скорее. Не знаю, может быть, я думала, что, научившись всему, что он знал, буду достойнее его дружбы, Я бросилась к первой полке; не думая, не останавливаясь, схватила в руки первый попавшийся запыленный, старый том и, краснея, бледнея, дрожа от волнения и страха, утащила к себе краденую книгу, решившись прочесть ее ночью, у ночника, когда заснет матушка. Но как же мне стало досадно, когда я, придя в нашу комнату, торопливо развернула книгу и увидала какое-то старое, полусгнившее, все изъеденное червями латинское сочинение. Я воротилась, не теряя времени. Только что я хотела поставить книгу на полку, послышался шум в коридоре и чьи-то близкие шаги. Я заспешила, заторопилась, но несносная книга была так плотно поставлена в ряд, что, когда я вынула одну, все остальные раздались сами собою и сплотнились так, что теперь для прежнего их товарища не оставалось более места. Втиснуть книгу у меня недоставало сил.
Однако ж я толкнула книги как только могла сильнее. Ржавый гвоздь, на котором крепилась полка и который, кажется, нарочно ждал этой минуты, чтоб сломаться, — сломался. Полка полетела одним концом вниз. Книги с шумом посыпались на пол. Дверь отворилась, и Покровский вошел в комнату. Нужно заметить, что он терпеть не мог, когда кто-нибудь хозяйничал в его владениях. Беда тому, кто дотрогивался до книг его!
Судите же о моем ужасе, когда книги, маленькие, большие, всевозможных форматов, всевозможной величины и толщины, ринулись с полки, полетели, запрыгали под столом, под стульями, по всей комнате. Я было хотела бежать, но было поздно. Я пропала, погибла! Я балую, резвлюсь, как десятилетний ребенок; я глупая девчонка! Я большая дура!! Уйметесь ли вы когда-нибудь? Я было нагнулась помогать ему.
Но, впрочем, немного смягченный моим покорным движением, он продолжал уже тише, в недавнем наставническом тоне, пользуясь недавним правом учителя: «Ну, когда вы остепенитесь, когда вы одумаетесь? Ведь вы на себя посмотрите, ведь уж вы не ребенок, не маленькая девочка, ведь вам уже пятнадцать лет! Я не понимала; я стояла перед ним и смотрела на него во все глаза в изумлении. Он привстал, подошел с смущенным видом ко мне, смешался ужасно, что-то заговорил, кажется в чем-то извинялся, может быть в том, что только теперь заметил, что я такая большая девушка. Наконец, я поняла. Я не помню, что со мной тогда сталось; я смешалась, потерялась, покраснела еще больше Покровского, закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. Я не знала, что мне оставалось делать, куда было деваться от стыда.
Одно то, что он застал меня в своей комнате! Целых три дня я на него взглянуть не могла. Я краснела до слез. Мысли самые странные, мысли смешные вертелись в голове моей. Одна из них, самая сумасбродная, была та, что я хотела идти к нему, объясниться с ним, признаться ему во всем, откровенно рассказать ему все и уверить его, что я поступила не как глупая девочка, но с добрым намерением. Я было и совсем решилась идти, но, слава Богу, смелости не достало. Воображаю, что бы я наделала!
Мне и теперь обо всем этом вспоминать совестно. Несколько дней спустя матушка вдруг сделалась опасно больна. Она уже два дня не вставала с постели и на третью ночь была в жару и в бреду. Я уже не спала одну ночь, ухаживая за матушкой, сидела у ее кровати, подносила ей питье и давала в определенные часы лекарства. На вторую ночь я измучилась совершенно. По временам меня клонил сон, в глазах зеленело, голова шла кругом, и я каждую минуту готова была упасть от утомления, но слабые стоны матери пробуждали меня, я вздрагивала, просыпалась на мгновение, а потом дремота опять одолевала меня. Я мучилась.
Я не знаю — я не могу припомнить себе, — но какой-то страшный сон, какое-то ужасное видение посетило мою расстроенную голову в томительную минуту борьбы сна с бдением. Я проснулась в ужасе. В комнате было темно, ночник погасал, полосы света то вдруг обливали всю комнату, то чуть-чуть мелькали по стене, то исчезали совсем. Мне стало отчего-то страшно, какой-то ужас напал на меня; воображение мое взволновано было ужасным сном; тоска сдавила мое сердце… Я вскочила со стула и невольно вскрикнула от какого-то мучительного, страшно тягостного чувства. В это время отворилась дверь, и Покровский вошел к нам в комнату. Я помню только то, что я очнулась на его руках. Он бережно посадил меня в кресла, подал мне стакан воды и засыпал вопросами.
Не помню, что я ему отвечала. Я вас разбужу через два часа, успокойтесь немного… Ложитесь же, ложитесь! Усталость отняла у меня последние силы; глаза мои закрывались от слабости. Я прилегла в кресла, решившись заснуть только на полчаса, и проспала до утра. Покровский разбудил меня только тогда, когда пришло время давать матушке лекарство. На другой день, когда я, отдохнув немного днем, приготовилась опять сидеть в креслах у постели матушки, твердо решившись в этот раз не засыпать, Покровский часов в одиннадцать постучался в нашу комнату. Я отворила.
Я взяла; я не помню, какая это была книга: вряд ли я тогда в нее заглянула, хоть всю ночь не спала. Странное внутреннее волнение не давало мне спать; я не могла оставаться на одном месте; несколько раз вставала с кресел и начинала ходить по комнате. Какое-то внутреннее довольство разливалось по всему существу моему. Я так была рада вниманию Покровского. Я гордилась беспокойством и заботами его обо мне. Я продумала и промечтала всю ночь. Покровский не заходил более; и я знала, что он не придет, и загадывала о будущем вечере.
В следующий вечер, когда в доме уж все улеглись, Покровский отворил свою дверь и начал со мной разговаривать, стоя у порога своей комнаты. Я не помню теперь ни одного слова из того, что мы сказали тогда друг другу; помню только, что я робела, мешалась, досадовала на себя и с нетерпением ожидала окончания разговора, хотя сама всеми силами желала его, целый день мечтала о нем и сочиняла мои вопросы и ответы… С этого вечера началась первая завязка нашей дружбы. Во все продолжение болезни матушки мы каждую ночь по нескольку часов проводили вместе. Я мало-помалу победила свою застенчивость, хотя после каждого разговора нашего все еще было за что на себя подосадовать. Впрочем, я с тайною радостию и с гордым удовольствием видела, что он из-за меня забывал свои несносные книги. Случайно, в шутку, разговор зашел раз о падении их с полки. Минута была странная, я как-то слишком была откровенна и чистосердечна; горячность, странная восторженность увлекли меня, и я призналась ему во всем… в том, что мне хотелось учиться, что-нибудь знать, что мне досадно было, что меня считают девочкой, ребенком… Повторяю, что я была в престранном расположении духа; сердце мое было мягко, в глазах стояли слезы — я не утаила ничего и рассказала все, все — про мою дружбу к нему, про желание любить его, жить с ним заодно сердцем, утешить его, успокоить его.
Он посмотрел на меня как-то странно, с замешательством, с изумлением и не сказал мне ни слова. Мне стало вдруг ужасно больно, грустно. Мне показалось, что он меня не понимает, что он, может быть, надо мною смеется. Я заплакала вдруг, как дитя, зарыдала, сама себя удержать не могла; точно я была в каком-то припадке. Он схватил мои руки, целовал их, прижимал к груди своей, уговаривал, утешал меня; он был сильно тронут; не помню, что он мне говорил, но только я и плакала, и смеялась, и опять плакала, краснела, не могла слова вымолвить от радости. Впрочем, несмотря на волнение мое, я заметила, что в Покровском все-таки оставалось какое-то смущение и принуждение. Кажется, он не мог надивиться моему увлечению, моему восторгу, такой внезапной, горячей, пламенной дружбе.
Может быть, ему было только любопытно сначала; впоследствии нерешительность его исчезла, и он, с таким же простым, прямым чувством, как и я, принимал мою привязанность к нему, мои приветливые слова, мое внимание и отвечал на все это тем же вниманием, так же дружелюбно и приветливо, как искренний друг мой, как родной брат мой. Моему сердцу было так тепло, так хорошо!.. Я не скрывалась, не таилась ни в чем; он все это видел и с каждым днем все более и более привязывался ко мне. И, право, не помню, о чем мы не переговорили с ним в эти мучительные и вместе сладкие часы наших свиданий, ночью, при дрожащем свете лампадки и почти у самой постели моей бедной больной матушки?.. Обо всем, что на ум приходило, что с сердца срывалось, что просилось высказаться, — и мы почти были счастливы… Ох, это было и грустное и радостное время — все вместе; и мне и грустно и радостно теперь вспоминать о нем. Воспоминания, радостные ли, горькие ли, всегда мучительны; по крайней мере так у меня; но и мучение это сладостно. И когда сердцу становится тяжело, больно, томительно, грустно, тогда воспоминания свежат и живят его, как капли росы в влажный вечер, после жаркого дня, свежат и живят бедный, чахлый цветок, сгоревший от зноя дневного.
Матушка выздоравливала, но я еще продолжала сидеть по ночам у ее постели. Часто Покровский давал мне книги; я читала, сначала, чтоб не заснуть, потом внимательнее, потом с жадностию; передо мной внезапно открылось много нового, доселе неведомого, незнакомого мне. Новые мысли, новые впечатления разом, обильным потоком прихлынули к моему сердцу. И чем более волнения, чем более смущения и труда стоил мне прием новых впечатлений, тем милее они были мне, тем сладостнее потрясали всю душу. Разом, вдруг, втолпились они в мое сердце, не давая ему отдохнуть. Какой-то странный хаос стал возмущать все существо мое. Но это духовное насилие не могло и не в силах было расстроить меня совершенно.
Я была слишком мечтательна, и это спасло меня. Когда кончилась болезнь матушки, наши вечерние свидания и длинные разговоры прекратились; нам удавалось иногда меняться словами, часто пустыми и малозначащими, но мне любо было давать всему свое значение, свою цену особую, подразумеваемую. Жизнь моя была полна, я была счастлива, покойно, тихо счастлива. Так прошло несколько недель… Как-то раз зашел к нам старик Покровский. Он долго с нами болтал, был не по-обыкновенному весел, бодр, разговорчив; смеялся, острил по-своему и наконец разрешил загадку своего восторга и объявил нам, что ровно через неделю будет день рождения Петеньки и что по сему случаю он непременно придет к сыну; что он наденет новую жилетку и что жена обещалась купить ему новые сапоги. Одним словом, старик был счастлив вполне и болтал обо всем, что ему на ум попадалось. День его рождения!
Этот день рождения не давал мне покоя ни днем, ни ночью. Я непременно решилась напомнить о своей дружбе Покровскому и что-нибудь подарить ему. Но что? Наконец я выдумала подарить ему книг. Я знала, что ему хотелось иметь полное собрание сочинений Пушкина, в последнем издании, и я решила купить Пушкина. У меня своих собственных денег было рублей тридцать, заработанных рукодельем. Эти деньги были отложены у меня на новое платье.
Тотчас я послала нашу кухарку, старуху Матрену, узнать, что стоит весь Пушкин. Цена всех одиннадцати книг, присовокупив сюда издержки на переплет, была по крайней мере рублей шестьдесят. Где взять денег? Я думала-думала и не знала, на что решиться. У матушки просить не хотелось. Конечно, матушка мне непременно бы помогла; но тогда все бы в доме узнали о нашем подарке; да к тому же этот подарок обратился бы в благодарность, в плату за целый год трудов Покровского. Мне хотелось подарить одной, тихонько от всех.
А за труды его со мною я хотела быть ему навсегда одолженною без какой бы то ни было уплаты, кроме дружбы моей. Наконец я выдумала, как выйти из затруднения. Я знала, что у букинистов в Гостином дворе можно купить книгу иногда в полцены дешевле, если только поторговаться, часто малоподержанную и почти совершенно новую. Я положила непременно отправиться в Гостиный двор. Так и случилось; назавтра же встретилась какая-то надобность и у нас и у Анны Федоровны. Матушке понездоровилось, Анна Федоровна очень кстати поленилась, так что пришлось все поручения возложить на меня, и я отправилась вместе с Матреной. К моему счастию, я нашла весьма скоро Пушкина, и в весьма красивом переплете.
Я начала торговаться. Сначала запросили дороже, чем в лавках; но потом, впрочем не без труда, уходя несколько раз, я довела купца до того, что он сбавил цену и ограничил свои требования только десятью рублями серебром. Как мне весело было торговаться!.. Бедная Матрена не понимала, что со мной делается и зачем я вздумала покупать столько книг. Но ужас!
Влюблен в Вареньку. Является ее дальним родственником.
Варвара Доброселова— сирота, рано оставшаяся без родителей. Девушка со сложной судьбой. Порядочная и сильная личность, не потерявшая достоинство до самого конца. Второстепенные персонажи Быков— помещик. Подлый, гнилой человек. Питает слабость к слабому полу. Отец Петра, совративший его мать.
Причина всех несчастий Вареньки. Петр Покровский — квартирант Анны Федоровны. Анна Федоровна— отдаленная родственница семьи Доброселовых. Занималась воспитанием Вареньки, когда она осиротела. Жадная и расчетливая. Сыграла в жизни девушки не последнюю роль, продав ее из корыстных соображений богатому помещику Быкову. Апреля 8 Макар-Вареньке Макар Алексеевич Девушкин человек уже немолодой, но, как говорится любви все возрасты покорны.
Варвара Алексеевна стала для него той, ради которой хочется жить, творить и любить. Для нее, своей дальней родственницы он снял хорошую квартиру, а сам довольствовался убогим жильем недалеко от Фонтанки. На его жалованье особо не разгуляешься, но его этот факт мало беспокоил. Главное, Варвара теперь жила напротив и иногда он мог просто наблюдать за ней из окна своей квартиры, а на большее он и не рассчитывал. Апреля 8 Варенька-Макару Вареньке было неловко получать подарки от Макара. Она прекрасно понимала, во сколько они ему обходятся. Тратясь на нее, он многим жертвовал.
Она искренне удивлена, почему он не навещает ее. Ведь теперь они живут совсем рядом. Сердце Вари изнывает от боли при одном лишь воспоминании о событии прошлых дней. Злые люди погубили ее, а неизвестность перед будущим страшит и пугает. Апреля 8 Макар-Вареньке Макар не привык роптать на судьбу. Его все устраивало. Даже работа, где он занимал должность мелкого чинуши, целый день тратя на перебирание документов и бумаг.
Апреля 9 Варенька-Макару Варенька извиняется, что иногда позволяет себе подшучивать над возрастом Макара. Она очень благодарна ему за то, что он оказался рядом, когда ей было трудно. Девушка просит не стесняться людей и хоть иногда заходить к ним в гости. Какое им дело до них. Сегодня Вареньке нездоровится. То морозит, то в жар бросает. Апреля 12 Макар-Вареньке Макар распереживался за здоровье Вареньки.
Просит получше кутаться и не выходить на улицу при плохой погоде. Описывая свое жилье, он заостряет внимание на его убогости. Всюду грязь, отвратительный запах. Мебель поломана. Сами люди выглядят бедными и несчастными. Взять к примеру соседа Горшкова. Запуганный, дикий какой-то.
Всех сторонится и избегает. А у самого трое малолетних отпрысков и жена. Живут в условиях крайней нищеты, перебиваясь тем что бог послал. Апреля 25 Варенька-Макару Варенька описывает подробности встречи с двоюродной сестрой Сашей. Саша рассказала об Анне Федоровне, вечно все выведывающей об их семье. Некоторое время назад Вареньке с матерью пришлось прожить около трех лет в ее доме и теперь эта женщина упорно считает, что они ей обязаны до конца жизни. При этом она постоянно старается ударить бедную девушку по больному месту, напоминая каждый раз о ее позоре.
Как она могла упустить свое счастье, когда оно было почти в руках. Господин Быков вполне достойная партия. Своими отказами в любовной связи с ним, она провоцирует его и злит. Грязные слухи, распускаемые им, губительно влияют на репутацию Вареньки. Насчет ее здоровья она просит не беспокоиться. Она просто немного простыла, когда ходила на панихиду. Мая 20 Макар-Вареньке Между тем простуда дала осложнения.
Варенька впала в беспамятство. Макар стал единственным человеком, кто ежедневно заботился о ней, проводя у кровати больной большую часть своего времени. Он извиняется, что стал причиной пересудов и поводом для сплетен соседей. Люди слишком любопытны по природе своей и неудивительно, что стали задавать лишние вопросы. Июня 1 Варенька-Макару Варенька решила в знак благодарности и любви к ней, передать Макару дневник, который начала вести в счастливое время жизни. Из текста тетради становится известно, что детство было самым лучшим периодом в ее жизни. Жили они в провинции, в глуши.
Отец управлял имением, мать занималась домашним хозяйством. Когда Вареньке исполнилось двенадцать лет, они были вынуждены переехать в Петербург.
На день рождения Пети Варенька подарила ему собрание сочинений Пушкина. Спустя два месяца студент заболел чахоткой и умер. На этом дневник Вареньки прерывается. Она сообщает, что промочила ноги и вновь расхворалась. Также болеет и ее хозяйка Федора. Он занимает маленькую, скромную должность, за что его называют в ведомстве крысой, да ведь «крыса-то эта нужна, да крыса-то пользу приносит».
Некрасову, с которым дружит: Некрасов, ровесник Достоевского, в свои 24 года успел издать сборник стихотворений, написать несколько водевилей и увидеть их на сцене Александринки, стать постоянным сотрудником нескольких столичных газет и журналов, сблизиться с кружком В. Белинского и подготовить к изданию альманах о «низовом» Петербурге. Тем же вечером рукопись попадает к Некрасову, жившему неподалеку: по версии Григоровича, рукопись относит он, выпросив ее у автора; по версии Достоевского, рукопись доставляет он сам, автор, конфузясь от мысли, что пришел со своим сочинением: «... Вечером Достоевский идет в гости «к одному из прежних товарищей», предположительно к Трутовскому, засиживается у него до глубокой ночи, возвращается домой в четыре утра, но спать не ложится, а садится у раскрытого окна, вглядываясь в светлое, как днем, небо. Через несколько минут выяснится: пока они с приятелем говорили о Гоголе и перечитывали «Мертвых душ», два других приятеля, Григорович и Некрасов, по очереди читали, тоже всю ночь, его, Достоевского!
А дочитав до конца семь печатных листов! Достоевский: «Вдруг звонок, чрезвычайно меня удививший, и вот Григорович и Некрасов бросаются обнимать меня, в совершенном восторге, и оба чуть сами не плачут... Значит, Достоевский видел Некрасова впервые и рукопись «Бедных людей» отнес ему Григорович? Достоевский: «Потом, приглядевшись к характеру Некрасова, я часто удивлялся той минуте: характер его замкнутый, почти мнительный, осторожный, мало сообщительный. Так, по крайней мере, он мне всегда казался, так что та минута нашей первой встречи была воистину проявлением самого глубокого чувства.