Новости переминаясь с ноги на ногу от холода

Незакрепленный у основания, он производит колебательные движения, заставляя скульптуру переминаться как бы с ноги на ногу», – отмечает Надежда Ефремова. пан поднял голову. Переминаясь с ноги на ногу и дрожа от холода Дима немного выждав вновь постучал в обитую толстой жестью дверь однако желанного отклика так и не последовало и тогда он направился домой.

Вендетта по....

Эксперты рассказали, почему Медный всадник переминается с ноги на ногу	Грамотическая основа: Дима постучал. Деепричастные обороты: 1) Переминаясь с ноги на ногу и дрожа от холода.
Маленькая девочка затушила Вечный огонь в Красном Селе. Видео	Ноги вязнут в грязи, башмаки утопают в глубоких лужах и чавкают, выплёвывая холодную воду.
«Обвиняю РЖД». Дочь погибшего в Дегунино требует усиления мер безопасности	И теперь готов на всё ради того, чтобы запустить свои грязные жабьи лапы между двух прелестных белоснежных бёдер, которыми Лерочка сейчас неосознанно трёт друг об друга, переминаясь с ноги на ногу.

Задание МЭШ

Я люблю этот спорт с его старыми благородными традициями, хотя я никогда не мечтала быть чем-то больше любителя. Я внимательно слежу за соревнованиями и чемпионатами по теннису. Их существует очень много, но мой любимый — Уимблдон, потому что в нем старые теннисные традиции сохраняются такими, какими были. Моя мечта — увидеть хотя бы одного из них.

Купите ей уже теплые носки! Мода - модой, но надо же и о последствиях думать, - написал наш читатель и прислал в «БрянскToday» фото замерзшей девушки. Он призывает молодежь беречь свое здоровье.

Но с умом. Нельзя совмещать всё и сразу, когда в бежевом шкафу лаймовые вешалки.

Так же распределение предметов очень важно. В прихожей хорошо смотрятся много шкафов и тумбочек, но не перебарщивать. Так же желательно шкаф поставить так, чтобы он касался стены. Иначе у стены будет пустое пространство. Дальше по вкусу.

В коридоре лучше ничего не ставить, так как из-за этого некоторые проходы будут на половину перекрыты. Это создает уют, который и обязаны творить данные комнаты.

В доме у Анны горел свет, на крыльце было натоптано. В прихожей крепко пахло табаком. Бестужев прошел в свою комнату, но едва он успел сбросить плащ и отстегнуть саблю, как Анна окликнула его из-за двери.

Бестужев вышел. Бестужев, волнуясь, пошел за Анной. Старик ждал его в кухне. Он тяжело поднялся навстречу, и вместе с ним из-за стола поднялось несколько седобородых неуклюжих шведов. Бестужев узнал их — то были шкипера кораблей, зимовавших в Мариегамне.

Только один среди шкиперов значительно отличался от остальных. Он был черен, низок ростом, и глаза его хитро смеялись. Это был шкипер французского брига, Жак Пинер, застигнутый зимой со своим кораблем в Ботническом заливе и нетерпеливо дожидавшийся весны. Не можем ли мы быть вам полезны, сударь? Бестужев смутно начал догадываться, зачем его позвали шкипера.

Ветер ломает лед. Старик замолчал и пошевелил сухими губами. Шкипера говорили по-шведски. Бестужев понимал их с трудом. Он вопросительно взглянул на Анну, и она начала вполголоса переводить их неторопливый разговор.

Но его, к счастью, нету. Кто первый готов выйти в море? За мной меньше следят: я несу на корме флаг французского королевства. Каждый из нас хотел бы спасти от виселицы вашего соотечественника. Каждый из нас понимает, что где бы человек ни сражался за свободу, он сражался за нее и для нас.

Мы — шведы, финны, французы; он — русский. Мы уважаем его. Каждый из нас умеет молчать. А что касается страха… — старик усмехнулся, — что касается страха, то об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз за кружкой пива. Сколько раз за каждое плавание смерть цепляется за наши борта и строит нам рожи — никто даже не станет считать.

Если ветер не стихнет, то не позже чем послезавтра ночью я снимусь с якоря. Старики встали и засопели трубками. Бестужев крепко пожал им руки, и они, натягивая кожаные плащи и стараясь не стучать тяжелыми сапогами, вышли из дому через дверь, ведущую в сад. Бестужев несколько минут говорил с Пинером. Надо было предусмотреть все препятствия к побегу, чтобы по возможности их избежать.

Уходя, Пинер подмигнул и похлопал Бестужева по рукаву: — Корабль велик, на нем хватит места для всех. Я с радостью приму на борт еще одного офицера, и если мне не изменяет мой старый шкиперский глаз, то и прелестную девушку, его невесту. Не так ли? Я доверяю любящим: они великодушны. Не принимайте это за шутку.

Я прожил жизнь, полную неожиданностей и предательств. Поэтому я решаюсь дать вам совет: бегите отсюда. Мне надо подумать. Француз попрощался и вышел. Бестужев вернулся в свою комнату, зажег свечу и сел к столу.

Он сжал голову ладонями и задумался: как быть с дуэлью? Ежели он будет завтра убит на дуэли, то побег не состоится, арестованного офицера и матроса отправят с первой оказией в Петербург и там повесят. Этого нельзя было допускать. Ежели он откажется от дуэли, то его сочтут трусом. Киселев предаст его военному суду за тяжкое оскорбление полкового командира, побег тоже будет сорван, позор ляжет на голову Бестужева и отравит последние дни.

Оставалось одно: оттянуть дуэль до совершения побега, остаться в Мариегамне и стреляться. Это означало крушение всех его тайных мыслей о бегстве с Анной и жизни, полной радости и скитаний. После разговора с Пинером он уже видел себя вместе с Анной на палубе брига, плывущего в виду плодоносных южных берегов. В прибрежных долинах и на высотах, одетых померанцевыми рощами, разбросаны селения и замки. Вода журчит за кормой корабля.

Матросы улыбаются, поглядывая на молодую женщину, и уступают ей дорогу. Она осторожно ведет под руку по палубе офицера с перевязанной правой рукой, возвращенного их общими усилиями к жизни. Старинные города подымаются из морских вод и волнуют сердце. Кровли их блестят под солнцем. Песни рыбаков долетают из утреннего тумана.

Бестужев решил затянуть дуэль до того времени, пока не будут спасены офицер и матрос. Мысль о двух людях, спасенных им, будет жить в сердце у него и Анны и сделает их счастливыми. Бестужев задумался. Он не слышал голосов старика и Анны за стеной и шагов Анны, подошедшей к двери. Анна вошла без стука.

Бестужев обернулся. Анна стояла в дверях, прислонившись к косяку. Он говорит, что ты будешь достойным мужем. Бестужев встал. Правда, Павел?

Зеленоватый таинственный свет зари проникал в комнату, и Анна казалась в этом свете очень бледной. Она улыбнулась. Бестужев сделал шаг к ней, но внезапный грохот барабанов раздался за окнами. Барабаны гремели торопливо, часто, но не могли заглушить отдаленный человеческий крик. Бестужев остановился.

Она со страхом смотрела в окно. За ним ветер нес черный дым из труб, и в синеватом воздухе все громче, все настойчивее били барабаны. Анна медленно опустилась на пол: она потеряла сознание. Семена Тихонова разбудили на рассвете. Унтер-офицер оставил дверь караульной комнаты открытой.

Сырой ветер дул по полу и шуршал соломой. Невыспавшиеся солдаты теснились на крыльце, погромыхивали прикладами и громко зевали. Тихонов вскочил и начал торопливо натягивать сапоги. Он быстро оделся и стал во фронт. Унтер-офицер повернул его, как чучело, осмотрел со всех сторон и сказал: — Эх ты, Иван-мученик, ружье-то возьми!

Тихонов не понял, зачем брать ружье, когда его ведут пороть шпицрутенами, но ружье взял. Его вывели. Снег шуршал и оседал на крышах. Каркали, как перед дождем, вороны. Дым из труб прижимало к земле.

В домах было еще темно. Где ж это видано, чтобы давали триста шпицрутенов! Тогда уж лучше камень на шею — и в прорубь». Вышли на плац. В две узкие шеренги лицом друг к другу были выстроены солдаты с шомполами в руках.

На фланге стояли барабанщики. Около них ходил, покуривая трубку, Мерк. Изредка носком сапога он легонько ударял то одного, то другого барабанщика по ногам — выравнивал строй. Тихонова подвели к Мерку. Он внимательно смотрел, как Тихонов застывшими пальцами расстегивал медные пуговицы и стаскивал мундир.

Ну, гляди, держись молодцом. Солдаты неестественно вытянулись и застыли. Барабанщики подняли палочки над серой кожей барабанов. Только посредине на каждом барабане темнело пятно от ударов. Унтер-офицер и рыжеусый солдат привязали руки Тихонова к прикладу его ружья, взялись за дуло и повели Тихонова к началу шеренги.

Тихонов шел медленно, будто недоумевая. Прогнать рядового Тихонова сквозь строй. Дать триста ударов. Загремели, сбиваясь, барабаны. Унтер-офицер и рыжеусый солдат рванули Тихонова за дуло ружья.

Тихонов упал, прополз несколько шагов по снегу, поднялся и, шатаясь, вошел в тесный проход между солдатами. Просвистел первый шомпол. Тогда Тихонов повернул к Мерку страшное, налитое кровью лицо и крикнул, срывая голос: — Правду в кандалы не забьешь! Не забьешь, братцы! Придет им конец, извергам, кровососам!

Он бессвязно кричал и упирался. Со спины сочились струйки крови. Ныли и гудели барабаны. У солдат тряслись губы. На пятидесятом ударе Тихонов упал.

Его подняли. К спине прилипли комья кровавого снега. Через несколько ударов он упал снова. Его волокли по снегу, он хрипел. Солдаты без приказа опустили шомпола.

Барабаны затихли. Унтер-офицер и рыжеусый солдат перевернули Тихонова лицом вверх. Мерк нагнулся. Тихонов открыл глаза и посмотрел на небо мутным, безжизненным взглядом. Потом он перевел глаза на Мерка, с натугой сел, и челюсти у него задвигались, будто он пережевывал черствый хлеб.

Мерк быстро выпрямился. Тихонов хотел плюнуть ему в лицо, но кровавая слюна стекла у него по подбородку и застряла в небритой щетине. Солдаты быстро подхватили Тихонова, положили на шинель лицом вниз и понесли в полковой лазарет. Утром к Бестужеву приехали секунданты Киселева. Они застали Бестужева с правой рукой на перевязи.

Вчера, возвращаясь ночью домой, я упал и повредил правую руку. Поверьте, что эта задержка мне крайне неприятна, но причина достаточно уважительная. Стрелять я не могу. Я приму все меры к тому, чтобы рука у меня была излечена в кратчайшее время. Разрешите узнать их имена.

Бестужев назвал Лобова и полкового лекаря Траубе. С утра он успел известить их об этом запиской. Бестужев покраснел. Секунданты откланялись и вышли. Через час приехал на маленьких санках, запряженных водовозной клячей, полковой лекарь Траубе — подслеповатый, с покрытыми розовым пухом щеками, в громадных очках.

Он ласково мял левую руку Бестужева в пухлых ладонях и сказал, что Киселев, как известный забияка и дуэлянт, требует, чтобы дуэль состоялась не позже завтрашнего утра, с тем чтобы оба противника стреляли левой рукой. Сердце у Бестужева упало. Он согласился. Траубе хотел осмотреть у Бестужева правую руку, но тот отмахнулся. Траубе снял очки, долго протирал их красным платком и моргал светлыми ресницами, едва прикрывавшими его выпуклые глаза.

Лицо лекаря морщилось, и углы рта дрожали. Вот уж действительно, как говорят старики, настали черные дни. Ночью доставили ко мне в лазарет двух задержанных мятежников. Он нуждается в лечении, он истощен. А у матроса отморожены ноги.

Чтобы можно было потом повесить? Лекарь уронил на пол красный платок. Для чего сохранять здоровье людям, если их ожидает неизбежная казнь? Лекарь снова снял очки и начал судорожно их протирать. Тогда Бестужев наклонился к лекарю и сказал тихо: — Если у вас есть хоть капля мягкосердечия и чести, если совесть не позволяет вам быть участником казни, каковым вы сейчас являетесь, то слушайте… Лекарь опасливо взглянул на окна и придвинулся к Бестужеву.

Они говорили долго. Вставая, Бестужев сказал: — Я буду у вас в лазарете сегодня вечером. Мне надобно ознакомиться с его расположением и заодно навестить солдата моей роты Тихонова. Его сегодня секли. Он потерял много крови.

Лекарь попрощался и вышел. Водовозная кляча медленно потащила его сани к лазарету. Бестужев подошел к окошку и прижался лбом к холодному стеклу. В сумерки Анна с Бестужевым вышли из дому. Анна весь день тревожилась.

Она видела, как к Бестужеву приезжали офицеры, видела лекаря, но ни о чем не спрашивала. Она думала, что все это связано с приготовлениями к побегу. С утра до ранних сумерек она просидела у горящего камина, закутавшись в платок, и отказалась от обеда, даже от чашки кофе. При каждом шуме она вздрагивала: ей все время мерещился грохот барабанов. За день она осунулась, морщинка легла около ее нервных, взлетающих бровей, и в глазах, когда она смотрела на Бестужева, появился печальный, материнский свет.

Бестужев не выдерживал ее взгляда и отводил глаза. Он чувствовал глубокое смущение оттого, что вынужден был молчать о дуэли. Он непрестанно думал об Анне. Он испытывал жестокую горечь оттого, что их любовь началась так поздно и незадачливо, в эти черные, неспокойные дни. А ведь еще недавно она могла бы так пленительно расцвесть среди свежей и мягкой зимы, заставлявшей гулко биться горячее сердце, под веселый треск печей, под детский смех простодушных стариков, под звон прадедовских курантов.

Анна с Бестужевым вышли на окраину городка, к морскому берегу. Ноги проваливались в снег. На берегу Анна тронула Бестужева за руку и показала на море. За неширокой полосой толстого треснувшего льда оно уже шумело пенистыми темными валами, и ветер нес в лицо водяную пыль. Невдалеке виднелись корабли.

Они качались, принимая удары волн. Якорные цепи то опускались в черную воду, то подымались с тяжелым звоном, и с них лились пенистые потоки. Дул южный ветер. Временами начинал падать крупный мокрый снег. Он таял на лице и затягивал морские дали зловещей мутью.

На кораблях уже зажигали фонари, и от тусклого их света вечер казался неприветливым и ненужным. Анна и Бестужев медленно пошли обратно в город. Около лазарета они расстались: Бестужев хотел зайти в лазарет. Бестужев боялся поднять глаза. Анна вздохнула: — Ну хорошо.

Возвращайся скорее, я буду тебя ждать. Без тебя мне страшно и все кажется, что на острове нет ни души. Бестужев кивнул головой, повернулся и быстро пошел к лазарету. Анна смотрела ему вслед. Бестужев вошел в холодную палату.

Тихонов лежал на железной койке вниз лицом. Увидев Бестужева, он зашептал и зашевелился. Забинтованная его спина не была покрыта серым одеялом: тяжесть одеяла вызывала у Тихонова сильную боль. Солдат — служитель при лазарете, в коротком грязном халате, — загремел сапогами и вышел. Бестужев подошел к Тихонову и стал на колени около койки, чтобы видеть лицо солдата.

Но лица он не рассмотрел. Он видел только черную опухшую щеку и один темный усталый глаз. Жена померла. Остались старуха да сын. Петрушкой его звать.

Ваше благородие, уважьте, отпишите матери про мою кончину. Отпишите: преставился, мол, ваш любезный сын Семен Тихонов от грудной горячки и приказал долго жить. Было слышно, как ходили у соседнего окна часовые и кто-то тяжело дышал за стеной. Солдат медленно высвободил из-под одеяла холодную, восковую руку, сжал ею руку Бестужева и снова замолк. Казалось, он уснул.

Бестужев ждал. Бестужев осторожно вышел. Домой Бестужев вернулся поздней ночью. Измученная Анна, не дождавшись его, уснула. Бестужев остановился около открытой двери в ее комнату.

Бестужев подождал, услышал ее дыхание и с холодным отчаянием в сердце прошел в свою комнату. Он зажег свечу, сел к столу и посмотрел на часы — было два часа ночи. Дуэль была назна-чена на шесть часов в сосновой роще на берегу залива. Он достал из стола желтую плотную бумагу и начал быстро писать на ней косым брызгаю-щим почерком. Наша любовь и без этого перенесла достаточно испытаний.

Едва мы поняли, что любим друг друга, как тяжкие и возмутительные события вторглись в жизнь. Они наполнили сердца негодованием и беспокойством, заставили тебя проливать слезы, поглотили все мое существо, весь мой разум, занятый в этот час только одной мыслью — спасти благородных людей, обреченных на казнь. Единственное утешение для нас в том, что мы, вопреки обычному бессердечию любящих, смогли от чистого сердца отдаться чужим несчастьям. Мы почитаем невозможным жить только своей любовью друг к другу перед лицом несправедливостей и мучений народных. Я употребил эти слова вполне законно, ибо смерть Тихонова и арест участников петербургского восстания являются лишь отдельными случаями всеобщего народного страдания.

Им щедро и незаслуженно наделена моя родина. Наши мечты о бегстве рассеялись из-за дуэли. Только что я посетил Пинера на его корабле. Он снимается в ночь на послезавтра. Сняться сейчас он не может по причине неготовности парусов.

Вся команда чинит паруса не покладая рук, из чего я заключаю, что мужественные матросы кое-что знают о наших планах. Побег произойдет только через сутки, а дуэль — через четыре часа. Ежели я останусь жив, то участь несчастных арестованных станет нашей участью, и мы, освободив их, должны будем бежать вместе с ними. Ежели я буду убит или сильно ранен, то ты, Анна, заменишь меня. В ночь на послезавтра караулом в лазарете командует Лобов.

У него заготовлен подложный приказ командира полка о переводе заключенных в недостроенный форт Сэгбю. Доктор на нашей стороне. Солдаты возбуждены и готовы по первому слову повернуть оружие против вчерашних командиров. Полк волнуется. Ежели Лобову удастся держа в кармане подложный приказ на случай встречи в Мерком или с кем-либо из преданных командиру офицеров вывести арестованных, то шлюпка с корабля будет ждать их за первым лесистым мысом по дороге в Сэгбю.

Лобов скроется вместе с беглецами. Я верю Пинеру и его опыту моряка, но прошу тебя прийти на корабль с вечера и показать Пинеру берег, куда надлежит послать шлюпку за беглецами. Ты знаешь эти места, как свой дом. Пинер же опасается, что в темноте матросы могут заблудиться, да и он сам не сможет в точности определить место за незнанием здешних берегов. В ответ на мои уверения, что ты будешь присутствовать на корабле, он сказал, что лучшего лоцмана, чем Анна, ему и не надобно.

Солдаты могут бежать, но вряд ли они на это согласятся. Их судьба в безопасности, ибо они будут действовать по прямому приказу начальника. Я боюсь, что точность моих объяснений ты можешь принять за безразличие к тебе.

Игрушка для адвокатов

Они наполнили сердца негодованием и беспокойством, заставили тебя проливать слезы, поглотили все мое существо, весь мой разум, занятый в этот час только одной мыслью — спасти благородных людей, обреченных на казнь. Единственное утешение для нас в том, что мы, вопреки обычному бессердечию любящих, смогли от чистого сердца отдаться чужим несчастьям. Мы почитаем невозможным жить только своей любовью друг к другу перед лицом несправедливостей и мучений народных. Я употребил эти слова вполне законно, ибо смерть Тихонова и арест участников петербургского восстания являются лишь отдельными случаями всеобщего народного страдания. Им щедро и незаслуженно наделена моя родина. Наши мечты о бегстве рассеялись из-за дуэли. Только что я посетил Пинера на его корабле. Он снимается в ночь на послезавтра.

Сняться сейчас он не может по причине неготовности парусов. Вся команда чинит паруса не покладая рук, из чего я заключаю, что мужественные матросы кое-что знают о наших планах. Побег произойдет только через сутки, а дуэль — через четыре часа. Ежели я останусь жив, то участь несчастных арестованных станет нашей участью, и мы, освободив их, должны будем бежать вместе с ними. Ежели я буду убит или сильно ранен, то ты, Анна, заменишь меня. В ночь на послезавтра караулом в лазарете командует Лобов. У него заготовлен подложный приказ командира полка о переводе заключенных в недостроенный форт Сэгбю.

Доктор на нашей стороне. Солдаты возбуждены и готовы по первому слову повернуть оружие против вчерашних командиров. Полк волнуется. Ежели Лобову удастся держа в кармане подложный приказ на случай встречи в Мерком или с кем-либо из преданных командиру офицеров вывести арестованных, то шлюпка с корабля будет ждать их за первым лесистым мысом по дороге в Сэгбю. Лобов скроется вместе с беглецами. Я верю Пинеру и его опыту моряка, но прошу тебя прийти на корабль с вечера и показать Пинеру берег, куда надлежит послать шлюпку за беглецами. Ты знаешь эти места, как свой дом.

Пинер же опасается, что в темноте матросы могут заблудиться, да и он сам не сможет в точности определить место за незнанием здешних берегов. В ответ на мои уверения, что ты будешь присутствовать на корабле, он сказал, что лучшего лоцмана, чем Анна, ему и не надобно. Солдаты могут бежать, но вряд ли они на это согласятся. Их судьба в безопасности, ибо они будут действовать по прямому приказу начальника. Я боюсь, что точность моих объяснений ты можешь принять за безразличие к тебе. Неужели ты скажешь: как он мог писать так спокойно и рассудительно, зная, что больше меня не увидит?! Анна, моя любовь к тебе безмерна.

Я боюсь думать о тебе в эти минуты. Я гоню от себя воспоминания и страшусь услышать твой голос. Если бы ты вошла сейчас, я бы не выдержал, забыл обо всем и на коленях умолял бы тебя лишь об одном — о спасительном бегстве. Я бы забыл свою честь и судьбу несчастных. Поэтому я пришел поздней ночью, чтобы застать тебя спящей. Я знаю — и ты должна знать это вместе со мной, — что придут времена великой расплаты. Наши мучения и гибель ударят по сердцам с томительною силой.

Пренебрежение к счастью народа будет почитаться мерзейшим преступлением. Все низкое будет раздавлено в пыли, и счастье человека станет самой высокой задачей народных трибунов, вождей и полководцев. Я думаю об этих временах и завидую прекрасным женщинам и отважным мужчинам, чья любовь расцветет под небом веселой и вольной страны. Я завидую им и кричу в душе, как кричат узники из мрачных казематов: не забывайте нас, счастливцы! Прости за трудную любовь и невольные страдания. Бестужев, не перечитывая письма, запечатал его в конверт и написал на нем: «Анне». Потом он написал второе письмо, матери Тихонова, и оставил его на столе.

Несколько минут он сидел, закрыв глаза рукой, и как бы прислушивался к течению ночи. Она влеклась над землей, морем и лесистыми островами, безмолвная и печальная. Чуть заметная бледность уже проступала на стеклах. Бестужев встал, надел на правую руку черную перевязь, накинул плащ и осторожно вышел в коридор. Анна спала. В теплой тишине комнат было слышно ее спокойное дыхание. Бестужев вышел, прикрыл за собою дверь и, крадучись, спустился с крыльца.

Далеко пели петухи. Стволы берез уже белели во мраке: приближался скудный и холодный рассвет. Бестужев медленно пошел к сосновой роще за городом. Кожа у клячи была покрыта оспи-нами и все время дрожала. Как только секунданты вылезли из саней, лошадь уснула. Чуть светало, и в пасмурном воздухе обледенелый лес поблескивал, как стеклянный. Лобов зевнул.

Лекарь посмотрел на него с недоумением. В такое утро лежать бы на койке и слушать, как угли в печке трещат, будто сверчки. Что жизнь? Послышался глухой топот. Водовозная кляча проснулась и посторонилась. Швыряя снегом в лакированный козырек саней, примчались гнедые кони Киселева. Киселев легко выскочил из саней, холодно посмотрел на секундантов Бестужева и поздоровался.

За ним из саней вылезли длинный швед со скучным лицом и толстый развязный штабс-капитан Курочкин — полковой враль и фигляр. Курочкин достал из саней ящик с пистолетами. Бестужев пришел пешком. Шел он медленно, проваливаясь в рыхлый снег и выбирая дорогу среди поваленных деревьев. Секунданты вытоптали в снегу тропинку и поставили противников по ее краям. Мириться не предлагали: должно быть, об этом забыли. Швед стоял в стороне и потирал озябшие руки.

Хлопотал один Курочкин. Лобов, нахмурившись, осмотрел пистолеты. Бестужев прислонился к стволу молодой березы и взял пистолет. От непривычки стрелять левой рукой она казалась деревянной и болела в сгибе. Бестужев прицелился. Киселев небрежно подымал пистолет левой рукой. Он сбросил плащ на снег и сильно щурился.

Вороны с отчаянным карканьем взлетели с березы и засыпали Бестужева снегом. Бестужев взглянул вверх, и в то же мгновение раздался выстрел. Бестужев увидел длинную струю дыма, различил пороховой запах — от него стало тошно на сердце, — выронил пистолет и упал лицом вперед на вытоптанную тропинку. Лобов, спотыкаясь, подбежал к нему и поднял за плечи. Кровь капала в снег, и в снегу протаяло от нее несколько розовых ноздреватых воронок. Торопливо подошел Траубе. Он наклонился над Бестужевым, покачал головой и медленно выпрямился.

Траубе начала судорожно вытаскивать из кармана большой красный платок. Слезы текли из-под очков по круглым щекам лекаря. Вы не смеете ничего говорить. Вы убийца, и с вас сорвут за это погоны. Киселев отвернулся и пошел к лошадям. Я не тюремщик и не мясник! Киселев, делая вид, что не слышит слов лекаря, быстро сел в сани с Курочкиным и тронул лошадей.

Лобов, Траубе и швед подняли мертвого Бестужева и перенесли в сани. Водовозная кляча оглянулась, мотнула головой и неохотно зашагала по снегу. Секунданты шли рядом. Кляча часто останавливалась, и ее приходилось понукать. Бестужева привезли в лазарет и положили в мертвецкой рядом с Семеном Тихоновым. А через час в лазарет прибежала Анна. Он налил в стакан ландышевых капель и разбавил их кипяченой водой.

Он делал это долго, расплескивал воду и прислушивался. Ему было страшно оставаться наедине с Анной. Анна молчала. Потом она вскрикнула. Траубе со стаканом в руке вошел в мертвецкую. Анна трясла Бестужева за плечи, затем подняла его голову, прижала к груди и посмотрела на лекаря впалыми сухими глазами. Траубе протянул ей стакан с лекарством.

Анна взяла его и швырнула в угол комнаты… — Анна… — сказал Траубе, и голова его затряслась. Уже вечер. Я прошу вас, я заклинаю вас, пойдите домой на несколько часов. Я посижу пока с ним. Анна опустила голову Бестужева на подушку, набитую жесткой соломой, и встала. Но ведь весь день было темно, как ночью. Который час?

Анна запахнула шубку, поправила на голове платок и, не оглядываясь, пошла к двери. У обросших желтыми лишаями валунов качалась и билась о камни темная шлюпка. Матрос молча протянул Анне руку и помог спуститься. Потом он вытер руки о старые бархатные штаны и взялся за весла. Серые волны взлетали и исчезали в темноте. Изредка они плескали в шлюпку. Матрос молча греб к темному кораблю.

Анна неподвижно сидела на корме и не отрываясь смотрела на корабль, тяжело нырявший в неспокойной, покрытой пеной воде. С корабля бросили веревочный трап. Анна поймала его и вскарабкалась на палубу. Не было сказано ни слова. Пинер тихо свистнул, и тотчас безмолвная толпа матросов на баке начала вращать кабестан. Из воды поползла ржавая якорная цепь. Глухо шуршали, раскатываясь, паруса.

На палубе не было огней, никто не курил. Анна стояла на капитанском мостике рядом с Пинером. Корабль тихо скрипел. Волны били в его корму и разлетались в стороны с шипением и тусклым блеском. Бриг сильно вздрогнул, накренился на правый борт, и редкие огни городка начали меняться местами и гаснуть, скрываясь за скалами. Анна, наморщив брови, вглядывалась в огни городка за кормой и время от времени протяги-вала вперед руку, показывая Пинеру, куда вести корабль. На соседних шведских парусниках было темно и тихо; на них нарочно погасили огни.

Только на одном из них Пинер разглядел темную фигуру, как будто махавшую шапкой. Фигура быстро слилась с ночным мраком. Корабль плыл в оцепенении. Люди молчали. Только ветер туго гудел в парусах и было слышно, как плещет о берега невидимый прибой. Изредка льдины били о деревянный борт брига, но корабль легко отшвыривал их, и они, неуклюже переворачиваясь и шипя, уходили под воду, чтобы снова всплыть за кормой. Пинер протяжно свистнул.

Паруса заполоскали: корабль ложился в дрейф. На корме матросы осторожно спускали на талях большую, тяжелую шлюпку. В полночь Лобов, одетый по-походному, явился в лазарет. Он вызвал Траубе, снял при нем часовых, прочел им приказ командира полка о переводе арестованных в форт Сэгбю и распорядился не отлучаться ни одному солдату из лазарета до его возвращения. Солдаты молча повиновались. Лобов вывел арестованных и быстро по задворкам повел их в сторону леса. Тогда один из солдат сказал вполголоса: — Улетели, сердешные, только след за ними горит.

Ты приказы сполняй, а в них за тебя офицеры небось разберутся. Разговор оборвался. Лобов и арестованные шли молча. Лес обступил их затишьем и мраком. Потом в мокрой его глубине послышались тяжелые удары моря и по ветвям подул ровный соленый ветер. Лобов свернул с дороги и пошел напрямик к берегу. От берега тянуло запахом зернистого тающего льда.

В черной мгле смутно виднелась седая неподвижная громада корабля. На берегу беглецов ждали Анна и матросы. Он крепко пожал руку Анне и ничего не ответил. Анна обернулась к арестованному. Офицер сделал шаг вперед. Всюду в мыслях я буду с вами. Может быть, мы еще свидимся и я смогу принести вам хотя бы ничтожное утешение.

Он хотел поцеловать у Анны руку, но она притянула его голову к себе и поцеловала в холод-ный лоб. Она сжала плечи беглеца. Сердце ее тяжело билось от боли. Ради его спасения было отдано все: счастье, любовь, отдана жизнь. Он был теперь единственным родным ей человеком. Ветер хлопал парусами корабля. Матросы торопили.

Беглецы и Лобов вошли в шлюпку. Первая же волна откинула ее от берега и скрыла в темноте. Анна стояла на берегу и ждала. Изредка она слышала глухой стук уключин. Ветер обдувал платье на Анне, леденил лицо. Она смотрела в темноту до тех пор, пока громада корабля, неясная как видение, не начала медленно скрываться во мраке. Тогда Анна застонала, обняла сырой ствол сосны и прижалась к нему головой.

Никогда она не думала, что в жизни может быть такое полное и глухое одиночество, такое отчаяние. Медленно, спотыкаясь и хватаясь за стволы деревьев, Анна побрела в город. Ночное море шумело за ее спиной равнодушно и угрюмо. Анна знала, что ничто в мире не может принести ей утешения, никто не поймет ее слез, что сейчас оборвались последние нити, привязывающие ее к жизни. Бестужева и Тихонова похоронили на следующий день к вечеру. Мерк не разрешил оркестру играть на похоронах. Только барабанщики шли впереди понурых солдатских рядов и отбивали печальную дробь.

Два дощатых, плохо обструганных гроба солдаты несли на плечах. Впереди брел старый глухой священник. Он не слышал самого себя и потому то едва слышно бормотал слова молитв, то выкрикивал их во весь голос. Вперемежку с солдатами шли немногие офицеры. Заплаканный Траубе шел рядом с Анной и изредка поддерживал ее за локоть. Анна каждый раз вздрагивала и оглядывалась. Ей казалось, что похоронное шествие стоит на месте.

Она видела все одно и то же: мутное небо, землю, засыпанную белым снегом, серые стриженые головы солдат, их серые шинели и озябшие красные руки, державшие черные бескозырки. Хор заунывно тянул непонятные церковные напевы. Гробы качались. На крышке гроба Бестужева лежала его сабля, у Тихонова — старая солдатская фуражка. Анна опускала глаза и видела рыжие сапоги солдат, шедших впереди. Она смотрела на солдат, на их спины, на озябшие руки, осторожно поддерживавшие гроб, и думала, что эти руки почти прикасаются к телу Бестужева, к его бледному задумчивому лицу. Тогда она начинала плакать.

Траубе брал ее за локоть, а солдаты позади сморкались, вытирали носы рукавами шинелей и перешептывались. Их шепот доходил до Анны, и она слышала в нем слова неуклюжего и беспомощного утешения. Горе — как полая вода: все затопит, а потом сойдет. На кладбище открыли крышки гробов, и глухой священник, помахивая кадилом, громко сказал страшные слова: — Приидите, последнее целование дадим. Анна подошла к гробу, стала на колени, растерянно оглянулась и поцеловала Бестужева в холодные тонкие губы. Бестужев смотрел на нее из-под опущенных ресниц печально и сосредоточенно. Она положила Бестужеву на плечи худые маленькие руки и долго вглядывалась в его лицо.

Все ждали. Священник сердито кадил и кашлял. Траубе поднял Анну. К гробам один за другим подходили солдаты. Они поправляли кожаные пояса, одергивали шинели, крестились, целовали в лоб Бестужева и Тихонова и отходили. Иные становились на колени и до земли кланялись мертвецам. Все это совершалось в полном безмолвии.

Только свежая земля и щебень, сваленные около могилы, осыпались и шуршали под сапогами. Гробы закрыли, и священник начал невнятно и быстро бормотать молитву «об убиенном рабе Божьем болярине Павле и новопреставленном рабе Божьем Семене». Хор запел «вечную память», серые ряды солдат тяжело рухнули на колени, и послышались всхлипыванья. Она оглянулась. Десятки тоненьких свечей пылали и коптили под сереньким небом. Кто-то дал свечу и Анне. Пламя ее сильно дрожало, будто хотело оторваться от фитиля, и Анна в испуге прикрыла его ладонью.

К гробам подходили солдаты с веревками и лопатами. Анна покорно ушла. Она осторожно несла горящую свечу и болезненно улыбалась. Траубе с беспокойством смотрел на нее и думал, что даже самый спокойный рассудок не может вынести бесследно таких потрясений. Начал падать отвесный снег. Снежинки бесшумно ложились на землю. Анна долго смотрела на них.

Когда снежинки падали на горящий фитиль, свеча сильно трещала. Анна осторожно задула ее, повернулась и пошла обратно на кладбище. Траубе посмотрел ей вслед, махнул рукой и, сгорбившись, сразу постарев, побрел к себе в лазарет. Часть вторая В конце 1916 года, во время германской войны, штурман Александр Щедрин, только что окончивший морское училище, был отправлен на Аландские острова, во флотилию миноносцев. Зима стояла теплая. За Ревелем море было свободно ото льда. Щедрин долго смотрел с палубы транспорта на затянутые сумраком берега.

Там, в Ревеле, осталась мать. Она приехала из Петрограда проводить сына и остановилась в недорогой гостинице. Отец Щедрина — морской врач — давно умер. Мать жила на пенсию. Она помогала своим сестрам, теткам Щедрина, и пенсии всегда не хватало. В одном Петрограде было три тетки. Кроме того, приходилось посылать деньги еще одной тетке во Владивосток, а другой — в Киев.

Все тетки были или старые девы, или вдовы с кучей детей на руках. Семья была дружная, петроградские тетки давали уроки музыки и французского языка. Они всегда торопились, беспокоились, бегали по лекциям и библиотекам, умилялись на концертах, вечно кого-то жалели и кому-нибудь помогали. Почти все тетки были женщины добродушные и некрасивые. Это, по словам матери Щедрина, «разбивало их личную жизнь». Одна тетка прекрасно пела, у нее был оперный голос, но на сцену ее не взяли из-за близорукости. Без пенсне она слепла и делалась беспомощной, как ребенок, — куда же такую на сцену!

Но, несмотря на некрасивость, у всех теток были в молодости жестокие романы. Герои этих романов давно облысели, женились, заведовали департаментами и командовали полками, но все же тетки при случайных встречах с ними на улице вспыхивали, как институтки, потом прибегали к матери Щедрина, запирались в ее комнате и долго плакали. Но Щедрин знал, что она притворяется. Сестры не могли жить друг без друга. Мать Щедрина считалась их общей утешительницей.

Уже никто не вздрагивает при слове «национализация», а дифирамбы Сталину и СССР порой поют на самых что ни на есть центральных каналах — хотя, справедливости ради, нередки и противоположные оценки, но как раз к ним-то нам за последние 30 с лишним лет не привыкать. Вероятно, люди как сознательно, так и подсознательно чувствуют, что они потеряли с разрушением СССР, и если до объявления нам Западом гибридной войны это вызывало горечь и сожаление, то сейчас речь пошла просто о нашем физическом выживании. Ведь СССР, при некоторых его недостатках — я говорю о недостатках, потому что не бывает ничего живого, состоящего из одних достоинств, хотя тогдашние недостатки на фоне нынешних вызывают просто смех, — так вот, СССР был самой лучшей, самой приспособленной, самой адекватной формой существования России в реальном, а не придуманном либеральными пропагандистами мире и главную задачу как любого отдельного живого существа, так и народа в целом, выживания, выполнял блестяще. Поэтому, на мой взгляд, самым главным событием последних нескольких недель стали данные соцопроса, опубликованные 16 апреля 2024 года «Левада-центром», которого как иностранного агента уж никак не заподозришь в симпатиях к СССР и его вождям. Мы уже писали об этих данных, но, на мой взгляд, повторение — мать учения, а данные эти настолько важны, что их еще надо будет анализировать и анализировать. И важнейшее наблюдение, что самый заметный сдвиг положительных оценок приходится на возрастную группу 18—24 года. Вторая очень важная и красноречивая цифра касается Мавзолея Ленина. И самое главное, что наибольший прирост и вообще наибольшее количество сторонников Мавзолея Ленина теперь приходится на возрастную группу 18—24 года! Ленин все больше становится человеком будущего в самом прямом смысле слова. Здесь, мне кажется, есть простор для творчества и анализа не только социологам и политикам, но и психологам. Ведь образ Ленина явно разный у тех, кто вырос и сформировался в советское время и у тех, кому сейчас 18—24 года. И сдается мне, что образ Ленина именно у этой возрастной категории весьма энергетически силен и отражает прежде всего не столько образ сильного государственника, сколько творца социальных преобразований или уж совсем откровенно — революционера, несущего людям социальную справедливость. Надеюсь, мы еще услышим развернутые оценки от ученых и других экспертов соответствующих профилей. А пока давайте от Ленина плавно перейдем к одному из главных и наиболее любимых советских праздников, к 1 Мая, Дню международной солидарности трудящихся, который с 1992 года вроде бы в нашей стране называется День весны и труда, но вдруг снова получает свое первоначальное звучание. Сейчас стало общим местом среди работодателей жаловаться на якобы возникшую в нашей стране нехватку рабочих рук. А в самый последний год, когда был прирост населения, 1991-й, перед тем как мы сорвались в так называемый русский крест, когда смертность превысила рождаемость, нас, жителей РСФСР, было более 148 млн. Все эти годы предприятий становилось все больше опять же, до 1991 года , но своих собственных рабочих рук хватало. Сейчас у нас, по официальным данным, чуть более 146 млн 200 тыс. И у нас не хватает рабочих рук? Я вспоминаю, как с начала 90-х годов и до совсем недавнего времени разговор работодателей с работниками в общих чертах строился вокруг фразы: «Вам что-то не нравится?

Но факт остается фактом — атаки никто не ожидал. Нашим солдатам с ходу удалось прорваться через распахнутые настежь ворота и учинить во дворе замка резню. Больше привыкшие к таким вот налетам, наемники действовали быстро и безжалостно. А новобранцы им помогали, больше служа фоном для иллюзии большого войска, чем на самом деле участвуя в драке. Гарнизон перебили. Хозяина обнаружили на кровати под балдахином в компании совсем юной девицы. Оценив по достоинству стройные ножки, не возрасту крупную грудь и упругие бедра, девку Пайк отпустил, после чего хладнокровно прирезал лорда. Насадив хозяина замка на клинок, как свиную тушу насаживают на шампур, бывший головорез по найму отправился искать остальных его родственников. Но к тому времени и с женой которая как оказалась спала в отдельных покоях и с великовозрастным сынком к чести последнего, тот попытался оказать сопротивление, схватившись за меч, но против опытных рубак конечно не выстоял , уже было покончено. В общем-то идея правильная и верная, нельзя оставлять за спиной потенциальных наследников, пожелавших в будущем мстить, но честно признать продемонстрированная решительность даже меня обескуражила. Дальше больше, на эйфории от быстрой победы, толпа отморозков наведалась во второй замка к лорду Деккеру или Реджи? От той легкости с которой удалось взять первую крепость у Пайковых опричников совсем вскружило голову и атаковали они с безрассудной лихостью, которая судя по всему и решила исход дела. Никто просто не ожидал, что враг будет действовать с такой наглостью. На стороне наших воинов сыграло несколько факторов. Главное — лорды Реджи и Деккер даже в страшном сне не могли представить, что на них нападут. Сыграла роль инертность мышления. Ведь их двое, а враг один. Значит ему надо защищаться, засесть в своем замке и ждать пока они такие красивые придут под стены со знаменами нападать. По всем канонам жанра так выходило. А вместо этого их самих начали вырезать. Не по правилам. Ну и конечно оказалось влияние, что собираясь на войну летом, оба лорда зимой распустили основное войска на жилое, распределив солдат по деревням и оставив в замке лишь небольшую часть дружинников. Все это в совокупности, плюс дерзость внезапной атаки позволили добиться успеха там, где обычно требовалось приложить куда больше сил. Взять замок штурмом очень непростое занятие и как правило оно требовало много времени и наличия достаточно крупной армии. Но тут просто дико свезло. И все это происходило, пока я валялся в беспамятстве. Вспомнив недавнее прошлое, я передернулся. Перед глазами промелькнула картина, как мы с Йогар-галом начинаем ритуал в двойное полнолуние, а дальше пустота и полный мрак. Повезло, что нас нашли селяне. Вдвойне повезло, что не стали резать. А вполне могли, чиркнуть ножиком по горлу, раздеть и выбросить тела в ближайшей дорожной канаве. К счастью, среди деревенских оказался знахарь, разглядевший на моей куртке знаки принадлежности к дэс-валион. Трогать он нас запретил, велев взять с собой. Так мы и провалялись несколько недель, пока не очнулись. К счастью для себя, пупырчатый паршивец успел это сделать первым и свалить до того, как я пришел в сознание. Иначе так просто бы он не ушел. Я бы его на куски порубил и ни сколько бы не чувствовал себя виноватым. Это же надо — «все будет нормально, я все проверил». Проверил он, сморчок недоделанный. Самое обидное, я даже толком не помнил обряд, только самое начало. Потом темнота и беспамятство. Придя в себя, я поблагодарил знахаря, оставил ему все деньги, которые были с собой в зашитом поясе нашлось десяток золотых марок и отправился обратно. Знахарь, кстати, хмуро объяснил, что спасали нас не по доброте душевной, а потому что боялись мести от дуэгарцев. В ином случае, прирезали бы нас, обобрав до последней нитки. Какие «добрые и милые» люди проживают в тех краях… Ладно, бездна с ними всеми. Вернувшись в Перелесье, я услышал последние новости, охренел, почесал в затылке, а затем узнал от проезжающих купцов вести из большого мира и охренел еще больше. Ритуал Йогар-гала сработал! После этого оставаться в глуши не представлялось возможным. К тому же, меня еще с прошлой зимовки воротило от проживания в замке. Делать нечего, скучно, одни и те же морды вокруг. Неудивительно, что феодалы только и делали, что устраивали пиры, ездили на охоту, да трахали фигуристых селянок помоложе. Потому что делать там больше банально нечего. Для человека из двадцать первого века Земли это натуральная пытка. Я не выдержал и объявил о своем решение перебраться поближе к побережью, где и городов побольше и места пооживленние. За себя оставил Пайка, велев обустраивать новые земли. Наемник и тут не подвел, начал мостить дороги, укреплять торговый тракт, нашел управляющего, упорядочил пошлины с проезжающих купеческих караванов, устроил облав на разбойничьи шайки, выстроил дозорные форты и… заскучал. Тут и пришло от меня послание, привезти часть книг в город, где я планировал обосноваться. Вместо того, чтобы отправить обычный обоз в сопровождении вооруженной охраны, мой первый вассал решил отправиться сам, захватив с собой хорошо экипированный эскорт. Не сиделось засранцу на месте, захотелось самому прогуляются. А мне волнуйся. Вдруг другие соседние лорды захотят прибрать к рукам неосторожно оставленное без присмотра хозяйство? Переживай теперь тут. Мда, поторопился я с приказом перевозить книги и некоторые алхимические инструменты. Думал к этому времени уже начну обустраиваться. Но кто же знал, что дом придется строить с нуля. Изначально планировалось его просто купить. Скоро площадку окончательно расчистят и начнут рыть котлован. Для подвала, для фундамента, для поиска подведенных коммуникаций. Водопровод и канализация, пусть и на таком примитивном уровне нужны обязательно. Я скептически посмотрел на вассала. По правде, это мне надо ему делать подарки за то, что умудрился перебить чересчур резких соседей, от которых обязательно бы последовали неприятности. На свет появилась вытянутый ящичек из темного дерева, с аккуратно выжженным знаком на крышке, отдаленно напоминающем острый коготь неведомого зверя. Пайк открыл ящичек. Внутри на подкладке из темного бархата лежал кинжал. Да какой кинжал! Волнистое лезвие, пепельно-дымчатая сталь, рукоятка из покрытой лаком темно-серой кости. Оружие, которое прямо просилось чтобы его взяли в руку. Ножны, отделанные костяными вставками лежали отдельно в небольшой выемке. Я осторожно взял клинок, крутанул, оценивая баланс. Проверил удобство хвата и лезвие. Пайк кивнул. В долине Синд изготавливалось только самое лучшее. Не только оружие и доспехи, но и ювелирные изделия, посуда, одежда и вообще все, что могли создать мастера. Сразу вспомнил о вас, и не смог пройти мимо. Я крутанул кинжал еще раз, сделал несколько пробных взмахов, приноравливаясь к рукояти. Клинок слушался великолепно. Я лишь хмыкнул на подобное поведение. Получив весьма приличные трофеи в захваченных замках мне как сюзерену тоже, разумеется, выделили долю, хотя основное забрали непосредственные участники внезапного штурма и премиальные от меня лично, старый солдат в один миг стал весьма обеспеченным человеком. В теории вообще мог оставить дела и уйти на покой, купив себе где-нибудь домик с фруктовым садом и видом на море. Не следовало нарушать традицию, в этом случае, как сюзерену мне требовалось, что-то подарить в ответ. Пайк терпеливо ждал, держа морду кирпичом. Вел себя степенно, с достоинством, пытаясь соответствовать своему новому статусу. Рыцарь хренов… да где же эта фиговина? Я наконец нащупал искомое и оцепил от пояса. Малый полевой набор. Кожаный футлярчик, внутри три склянки: зелье лечения против ран средней и легкой степени тяжести , «лисья сноровка» многократно ускоряет скорость реакции и ловкость и «бычий норов» на короткий промежуток времени повышает силу человека в несколько раз, незаменимая штука для боя. Все три зелья синтезированы мной лично, с использованием алхимического дара и магической составляющей. Проверены и опробованы не раз. С гарантией изготовителя так сказать. Тем более что делал их для себя, а значит по умолчанию очень старался. Не хватало еще угробить здоровье из-за ошибки, откат у подобных элексиров — не дай бог что-то напутать, сразу ноги протянешь на раз. Наемник сразу догадался, что увидел перед собой, не зря иногда просиживал в лаборатории, наблюдая, как я варю зелья. Переигрывает засранец, тоже мне новоявленный благородный. С другой стороны, внешность делает человека. По виду, да и по духу наверное двоих лордов прикончил и ничего , он вполне тянул на статус знатного человека. Мне подвели коня, и мы неспешно направились в город. Позади строительная артель принялась за работу, скоро на месте сгоревшего особняка вырастит новый каменный дом с башенкой-пристроем и отдельной оранжерей — дом настоящего практикующего мага. Глава 4 Глава 4. Город назывался Силверпорт и стоял на побережье на стыке между королевством Заррия и Сапфировыми княжествами. Раньше порт принадлежал одному из бывших князей, платя щедрую дань в казну и служа опорным пунктом пусть для небольшого, но крепкого флота. Позже, когда в княжествах вспыхнули междоусобицы и прежний порядок рухнул, Силверпорт благодаря помощи Хорса деньгами и наемниками и первого бургомистра назначенного по совету все тех же негоциантов обрел независимость и стал вольным полисом, с местным органом самоуправления и полной независимостью в вопросах политики и торговли. Дань никому не платил, имел собственное законодательство, свои вооруженные силы, ни перед кем не отчитывался — этакий город-государство. Но лишь на первый взгляд. В действительности Хорс уже давно плотно окутал его долговыми обязательствами и договорами, превратив в подобие протектората. Если завтра городской совет или бургомистр захотят пойти против негоциантов, город даже завоевывать не будут, его просто обанкротят. И толпа разгневанных горожан сама принесет головы глупцов, посмевших выступить против купцов из-за моря. Старая как мир игра — сначала тебе делают хорошо, притворяясь другом, а потом накидывают удавку на шею, и ты уже ничего не можешь поделать без разрешения «благодетелей». К счастью, хорсцев интересовала только торговля и во внутренние дела они особо не лезли, первым делом следя, чтобы установленные пошлины на ввоз и вывоз товаров не пересекал определенных значений, к слову сказать установленные самими же негоциантами. Сюда сходились многие сухопутные и морские пути. Товары приходили по земле в купеческих караванах и уходили по воде в трюмах пузатых парусников. И наоборот, приходили из-за моря, и растекались по континенту, достигая самых глухих уголков. Если пользоваться земной терминологией, Силверпорт служил перевалочным пунктом, транспортным узлом для переброски огромного количества грузов. Сюда стекались товары со всего света, а потом так же расходились в разные стороны. Впрочем, обычный рынок здесь тоже присутствовал, как и квартал ремесленников и обширное представительство Гильдии. Как коммерческая организация, союз волшебников не мог пройти мимо столь богатого края. Сами хорсцы здесь давно устроились основательно. Только при беглом осмотре, я заметил больше десятка причальных матч для дирижаблей. Любой более или менее крупный дом из Залива торговцев старался открыть здесь свое представительство, чтобы вести дела по всему миру. Вместе с караванами в Силверпорт стекались новости со всех концов света. Лично я, выбрал его именно по этой причине, а не потому, что здесь богатые лавки и неплохие бордели, хотя последний пункт тоже сыграл свою роль. Но главное конечно информация. Когда нет интернета и сотовой связи приходится искать места, куда она стекается сама, доставленная самыми информированными людьми в эпоху средневековья — торговцами… — Я отпущу солдат, ваша милость? С моей стороны последовал короткий кивок, и латники, получив знак от командира, мгновенно обогнали нас, затерявшись среди улиц верхнего города. Рука в кольчужной перчатке указала на здание из грубого камня, под красной черепицей и с вывеской из потемневшего дерева, где с трудом угадывался рисунок свиного окорока и еще чего-то мало понятного. Болтающаяся на цепях доска давно выцвела на солнце, и выглядела побитой дождями и ветрами. Как ни странно, это был своего рода показатель качества заведения. Если бы таверна находилась в предместьях, это бы значило, что у хозяина банально нет денег, чтобы обновить вывеску, что прямо говорит о плохой кухне и о том, что забегаловка загибается, раз туда не ходят люди и не приносят денег. Для верхнего города ситуация с точностью наоборот. Намеренно не меняя вывеску здесь показывали, что заведение уже стоит долго и является хорошим местом для отдыха, с отличной кухней и качественным обслуживанием. И что даже самая взыскательная публика не прочь зайти сюда пообедать. На Пайка обращали внимание. Новоявленный рыцарь выглядел роскошно даже для этих кварталов. Плащ, доспехи, ножны, рукоять явно не дешевого клинка — все тонкой работы и даже на первый взгляд выглядело очень дорого. Не просто рыцарь, как бы не сам граф. Некоторые дворяне даже степенно кивали, присутствуя собрата по благородной крови. Нувориши попроще, но побогаче, просто пялились, удивляясь, что рыцарь приперся в таверну при полном оружии, словно на битву. В глазах многих мелькнула опаска. Начнет такой бузить, и никакой вышибала не поможет. Впрочем, все понимали, что просто так такой господин драку устраивать не станет — урон чести. И успокаивались, возвращаясь к собственным блюдам. Я на фоне Пайка выглядел бедным родственником. Получив большой куш, наемник оторвался по полной, легко переплюнув в богатстве наряда своего сюзерена. Как бы не прогулял все свое новоявленное богатство. Спорю на что угодно и в бордель после отправится в самый роскошный, где есть девочки, берущие по золотому за ночь. Впрочем, пусть его. Человека можно понять. Когда большую часть жизни провел в дороге, считая каждую монетку и не зная, что ждет тебя завтра, любому захочется почувствовать себя богачом, познавая все радости жизни. Жизнь наемника тяжела, поэтому большинство солдат удачи жило одним днем, отрываясь по полной при любой подвернувшейся возможности… О как, возможно с борделем я поторопился. Несколько дам стрельнули заинтересованными глазками на бравого рыцаря. Некоторые были весьма симпатичными. Мне тоже досталось парочка оценивающих взглядов, но в основном из-за смазливой внешности Эри. По роскоши наряда я капитально проигрывал спутнику. Обычный дорожный костюм и наброшенная поверх пропыленная куртка никак не могли соперничать с черным нагрудником с гравировкой герба. Хотя я тоже особенно не терялся. Белокурый ангелок с глазами убийцы — так кажется однажды выразилась одна из моих трактирных подружек. Я предостерегающе поднял указательный палец. Пайк как ни в чем не бывало кивнул. Или моллюсков с солью и уксусом? Есть еще крабы и мясо кальмаров, жаренное на решетке в печи. Один раз я так нарвался в одной деревушке, мне пообещали уху, а по итогу тупо сварили в воде щуку и подали как отдельное блюдо. Я тогда здорово офигел, пока не узнал, что именно так уху в тех краях и готовят, по сути, едят отваренную рыбу, а бульоном просто иногда запивают. Идиотизм, как по мне. Но по-другому делать они не умели. Есть свежесваренный эль, крусанское вино, ягодные настойки на дубовых листьях. Но только самого лучшего. И сразу кувшин, — распорядился Пайк. Мы весело переглянулись с Пайком. Сначала господа, потом милсудари, после милости, теперь вот светлости, так скоро и до королевских величеств дорастем. Судя по ухмыляющейся роже, наемник тоже оценил шутку с титулами. Я отстегнул меч с пояса обязательный атрибут для любого представителя дворянского сословия мужского пола и прислонил ножны к стулу — еще один показатель высокого уровня заведения, например в придорожных постоялых дворах ничего кроме лавок со столами никогда не использовалось. Мужичок развернулся в сторону кухни, но вдруг замешкался. Он перевел быстрый взгляд сначала на роскошного одетого Пайка, затем на меня и чутьем опытного трактирщика в момент вычислил, кто играет главную роль в паре, несмотря на разную стоимость в одеяниях. Мужичок на секунду запнулся, словно не знаю, говорить ли что-нибудь дальше, но потом все же спросил: — Не желаете «листок» ваша светлость? Перед глазами сразу промелькнул зеленый лист с обычного дерева. На кой черт он нам сдался? Не жрать же в самом деле. Что это, свиток? Из пергамента вроде. Нет, материла слишком мягкий. Похоже на бумагу, но только гораздо грубее, и цвет грязно-серый. Я развернул поданный свиток и обомлел. Брови скакнули вверх, челюсть отвисла. Мать моя женщина, да это же натуральная газета! Беглого взгляда хватило понять, что мне дали какой-то аналог местного печатного СМИ. Настоящая газета, клянусь объемным пузом брата Фабио и стройными ножками Клары Шенриз! На эти деньги в предместье можно взять целый обед, из грубой, но сытной пищи, и наесться до отвала. Разумеется, я заплатил, хотя Пайк и делал знаки, что проходимец меня хочет развести на деньги. Бывший солдат удачи просто не понимал, что такое газета и логично подозревал, что пронырливый трактирщик пытается заработать на какой-то хреновине, втюхивая ее недалеким посетителям. Но для меня, дитя информационного века, это оказалось подобно глотку прохладной воды в жаркий июльский полдень. Поэтому не обращая внимание на Пайка, я отдал пять мелких монеток и приступил к изучению «листка». Что тут у нас, серая шероховатая на ощупь бумага, шрифт черный, явно писан от руки, никаким типографской печатью и рядом не пахло, наверное, переписывают нанятые писцы, делая копии. Сколько таких «газеток» можно продать? Думаю, на весь город не больше сотни и то исключительно грамотной публике. Теперь стало понятна заминка трактирщика, он просто не знал, умеем ли мы читать, чтобы предлагать такое необычное развлечение. Многие благородные не заворачивались письмом, считая, что это делом слуг и управляющих. Качество бумаги не очень. Скорее всего делают в Гильдии. На обычный пергамент не похоже, слишком грубая поделка, да и дорого для такой одноразовой вещи, как газета. Что еще, в трубочку свернули потому, что так хранят тексты повсеместно. За исключением книг, где есть толстая кожаная обложка, иногда укрепленная металлическими уголками. Скорее всего сам покупал «листок» у кого-то, а затем перепродавал с наценкой посетителям и терять заплаченные деньги полагаясь на криворукую прислугу вряд ли бы захотел. Интересно, а кто выпускает газету? Нет с коммерческой жилкой и деловой хваткой у чародеев все в порядке. Недаром они заставляют перечислять часть заработка в гильдейскую казну всех, кто прошел у них обучение. Плюс давно уже подмяли под себя обширный рынок магических услуг, потеснив в этом даже истинных магов. Хотя, по правде, последние никогда особо и не стремились продавать свои знания. Трудно представить, чтобы Блистательные или дэс-валион за деньги стали бы делать амулет кому-нибудь в принципе. Пусть даже тот будет самим королем. Но с газетой другое. Думаю, это кто-то из Хорса. Негоцианты всегда славились умением вытягивать деньги буквально из воздуха. Полагаю их придумка, выпускать подобный «листок». Что-же, спасибо им за это огромное. Судя по виду, дорогое пойло. Я покачал головой, Пайк уже профессионально выбивал пробку, сдирая с горлышка кувшина магическую печать из зачарованного воска — еще одно изобретение Гильдии, позволяющее хранить вино запечатанным долгие годы. Трактирщик испарился. Пайк принялся за вино, а я углубился в чтение. Глава 5 Глава 5. Пайк посмаковал вино из посеребренного кубка под такой кувшин принесли емкости, достойные его содержимого, за которые уверен хозяин непременно накинет еще пару монет в общий счет , оторвался и задумчивым взором посмотрел на листок бумаги в моих руках. Я мельком посмотрел в нижнюю часть абзаца. Каждая новость в газете отделялась красной строкой и шла без заголовков, текста таким образом помещалось много, но читать становилось неудобно. Что с пиратской вольницей покончено и что морского короля пустили на дно, освободив морские пути. Но всю славу приписали себе. Тьфу, торгаше племя, — Пайк собирался сплюнуть на пол, но вовремя вспомнил, что он теперь рыцарь и удержался. Я медленно качнул головой. Замечание не лишено логики. Насчет кораблей не знаю, но то что основную работу выполнил десант, чистя острова от пиратов, — уверен на все сто. С другой стороны, а чего бы это купцам в собственной газете превозносить наемников? У них и свои герой есть, стоявшие за штурвалами кораблей. Пайк хмыкнул. Он сразу понял подоплеку вопроса. Пиратов прогнали, теперь сами будут снимать мзду за проход по близлежащим водам. Главное оформить красиво: сбор на поддержание охраны порядка на морских путях. И, разумеется, исключительно «добровольно». По сути, то же самое пиратство, только немного облагороженное. Я зевнул, произошедшее не вызвало особого удивления. В бескорыстие и альтруизм негоциантов, собравших на свои средства флот и нанявших целый полк солдат удачи, слабо верилось. Классическая военная операция по смене покровителя окрестных районов. Раньше проплывающие мимо торговцы платили дань одним, теперь будут платить другим. Но платить будут в любом случае, никогда не денутся. Развлечение в виде чтения газеты его увлекло, хотя и было в диковинку.

Я внимательно слежу за соревнованиями и чемпионатами по теннису. Их существует очень много, но мой любимый — Уимблдон, потому что в нем старые теннисные традиции сохраняются такими, какими были. Моя мечта — увидеть хотя бы одного из них. А пока я играю в теннис со своими друзьями.

Переминаясь с ноги на ногу от холода дима немного выждав огэ ответы

Почему сводит ноги от холода. ответ на вопрос Анализ предложения: 2/ Переминаясь с ноги на ногу (1) от холода (2) Дима (3) немного выждав (4) вновь постучал в (5) обитую толстой жестью (6) дверь (7) но (8) желанного отклика так и не последовало (9) и он направился домой. Маша стояла, переминаясь с ноги на ногу в надежде согреться. сдержанно кивнув головой девице с несколько надменным выражением лица - натягивает перчатки и удаляется в холод и сумрак. Переносить болезнь на ногах казалось Вике обычным делом.

Остались вопросы?

Переминаясь с ноги на ногу от холода	Розовая единорожка беспокойно переминалась с ноги на ногу, но старалась оставаться дружелюбной и внимательной, как обычно.
Читать онлайн Была холодная зима бесплатно	Я в новостях смотрела, ты ничего про это не слышал?», — интересуется девушка у молодого человека.
> 16:51 Переминаясь с ноги на ногу от холода, герои случайно сдв — Блог Linda-chan	Поделитесь или прокомментируйте эту статью: Императорские пингвины переминаются с ноги на ногу, как ПРОБКИ, чтобы согреться.

Холод не тётка: как не обморозиться в крещенские морозы

7. При длительном ожидании транспорта, чтобы не замерзли ноги, чаще двигайтесь, переминаясь с ноги на ногу. Ilyavasilev320 русский язык источник алексей гостев мудрец 12541, закрыт 9 лет назад переминаясь с ноги на ногу 1от холода 2дмитрий. 16:51 Переминаясь с ноги на ногу от холода, герои случайно сдвинулись на запад. А была у врача особенность – проводя операцию, он, уставая, начинал переминаться с ноги на ногу.

Переминаясь с ноги на ногу (1) и дрожа от холода…

Хлопья падали, задевали за ветки, рассыпались в длинные, медленно спускавшиеся к земле полосы белой пыли, шуршали вокруг, как сухой дождь. Бестужев взглянул на Анну. Она была покрыта снежной пылью. Сквозь эту пыль блестели ее губы, мокрые ресницы и зеленоватые переставшие смеяться глаза. Анна быстро обернулась к нему, зацепила палками за ствол ели, и водопады мягкого снега обрушились на нее и Бестужева. Бестужев снял с ее руки зеленую вязаную варежку и поцеловал холодные пальцы. Она молча взяла Бестужева рукой за подбородок и долго, печально смотрела ему в лицо. Потом оттолкнулась палками и побежала сквозь заросли, оставляя за собой вихри снега. Бестужев едва поспевал за ней. На соседнем острове они зашли в дом, показавшийся Бестужеву построенным из старого янтаря — так желты были его бревенчатые стены.

Беловолосая девушка-дурнушка, подруга Анны, напоила их горячим молоком. Анна много болтала, и смех ее был слишком звонок и неспокоен. Подруга смотрела на Бестужева и Анну с лукавой улыбкой — так улыбаются люди, наблюдая чужое счастье. Обратно шли медленно, молча. Первые звезды загорались над заливом. Одна из них — самая яркая, сияющая нестерпимым синим огнем, — стояла очень далеко, в южной, зеленоватой части неба, прямо над верхней реей большого корабля. Всю ночь после этой прогулки Анна проплакала. А наутро пришел отец. Он что-то отрывисто и сердито говорил ей.

Потом в доме затихли. Днем Бестужев видел, как Анна вышла на крыльцо, долго стояла неподвижно и смотрела на залив, наморщив брови. Бестужев хотел окликнуть ее, но не осмелился. Он решил, что, выйдя в отставку, никуда не уедет, останется на острове и, пренебрегая насмешками полковых товарищей и запрещением ее отца, обязательно женится на Анне. Офицерская пирушка затянулась далеко за полночь. Горел камин. В его багровых отблесках ночь за окнами казалась особенно синей. Изредка маленькая снежинка прилипала снаружи к стеклу, и если пристально вглядеться, то можно было увидеть ее тончайшее кристаллическое строение. Пили вяло, хотя ни Киселева, ни Мерка не было.

Оба они ушли проверять ночные караулы. Пили плохо уже давно — со времени первого известия о мятеже в Петербурге. От ломберных столов подымалась меловая пыль и першило горло. Игроки понтировали молча, посасывая потухшие трубки. Жарко горели свечи. Поздней ночью вошел вестовой. Стараясь не стучать сапогами, он подошел к Бестужеву и доложил, что его дожидается в прихожей неизвестная девица. Лицо вестового было каменное. Офицеры переглянулись, и лишь кое-кто чуть заметно улыбнулся в усы.

В прежнее время этот случай вызвал бы взрыв шуток и игривых предположений, но сейчас шутки никому не приходили на ум. Бестужев быстро поднялся и вышел. В прихожей его дожидалась Анна. Он взглянул на ее бледное лицо с прилипшими ко лбу прядями мокрых волос и спросил быстрым шепотом: — Анна, что случилось? Девушка задыхалась. Там схватили русского офицера. Он шел через залив в Швецию. Он бунтовщик. Что делать, Павел?

Такой же холод он ощущал в бою под Бородином и в Петербурге, когда вырвал шапку из рук великого князя. Он взял ее за руку и ввел в зал. Офицеры, увидев заплаканную девушку, встали. Только игроки не заметили прихода Анны и продолжали скрипеть мелками и перекидывать карты. Молодой и пылкий поручик Лобов рванулся к Бестужеву: — Ну, говори скорее, без предисловий! Топот сапог и звон шпор не дали Бестужеву возможности продолжать. Дверь открылась. Вошел засыпанный снегом Киселев. Он сбросил мокрый плащ на стул и обвел офицеров веселым и хитрым взглядом.

Взгляд этот как бы говорил: «Вот вы увидите сейчас, какой сюрприз я вам приготовил! Он замешкался в передней, счищая с ботфортов снег. Мель-ком взглянув на Анну, стоявшую рядом с Бестужевым, он сказал с презрительной учтивостью: — Прапорщик Бестужев, вам должно быть известно, что на офицерских собраниях полагается присутствовать лишь женам, близким семейным и невестам господ офицеров. Бестужев вспыхнул. Анна стояла помертвевшая и спокойная. Мерк поклонился и прозвенел шпорами. Никто не обратил внимания на его выходку; все смотрели на возбужденного полкового командира. Наступила такая тишина, что было слышно, как поскрипывают под чьей-то ногой навощенные половицы. С ним задержан второй мятежник — матрос взбунтовавшегося против императора гвардейского экипажа.

Ему хотелось проверить впечатление, какое должны были произвести его слова. Офицеры хмуро молчали. Поскольку среди вас могут найтись люди, знающие его по прежней службе или по старому знакомству, то я полагаю необходимым предъявить вам бунтовщика для опознания. Киселев постучал саблей о пол. Дверь отворилась, и солдаты ввели в комнату молодого офицера с обнаженной головой. На лбу его синел кровоподтек. Он провел рукой по слипшимся, спутанным волосам и внимательно посмотрел на офицеров. Взгляд этот, печальный и спокойный взгляд человека, готового к смерти, запомнился многим на долгие годы. Офицер остановился около стола и положил на него худую маленькую руку.

Кто вы такой и как ваше имя? Он покачнулся и судорожно впился в стол пальцами. Худая его рука сорвалась со стола. Бестужев бросился к арестованному и пододвинул ему стул. Офицер сел, оперся локтем и опустил на ладонь голову. Видно было, что он изнурен до беспамятства. Плащ его распахнулся, и офицеры увидели правую руку в заскорузлых, засохших бинтах. Краюха черного хлеба упала из-под плаща и покатилась по полу. Лобов поспешно поднял ее и положил на стол около арестованного.

Киселев снова взглянул на своих офицеров и насупился. Он увидел побледневшие, сосредоточенные лица, увидел глаза, полные тревоги и сострадания, и решил скорее закончить неудавшийся спектакль. Офицеры не отвечали. Бестужев сделал шаг вперед и, глядя в побелевшие от ярости глаза Киселева, спокойно сказал: — Есть простые законы, отделяющие нас от скотов. Один из этих законов — человечность в отношении к пленным. Этот офицер ранен и голоден. У него обморожены пальцы. Какое право вы имеете устраивать перед нами подлейший фарс и совершать надругательство над человеком? Напрасно вы ищете нашего сочувствия — его не будет.

Офицеры придвинулись ближе к Бестужеву и молчали. Спина у арестованного затряслась, он упал головою на стол. Анна бросилась к нему, обняла его за плечи и начала торопливо успокаивать, перемешивая русские и шведские слова — Это кто? Анна медленно поднялась и вышла. Лицо ее горело тяжелым румянцем. Бестужев подошел к Киселеву и наотмашь ударил его по лицу. Киселев выхватил саблю. Офицеры бросились к нему и схватили за руки. Киселев забыл, что ему, как полковому командиру, нельзя было драться со своим подчиненным.

На крыльце Бестужева ждала плачущая Анна. Мерк вызвал караул и приказал увести арестованного. Офицеры тотчас разошлись, забыв погасить свечи. Они горели до утра, наполняя комнату чадом. С грохотом сыпался на палубы кораблей слежавшийся на реях снег. Мигали, загасая, фонари. Подобно далекой пушечной канонаде, гудел в заливе лед — его ломало ветром. Ветер был теплый и тяжелый. Он стеснял дыхание и приносил с собой воздух неожиданной оттепели.

Бестужев ни слова не сказал Анне о том, что произошло после ее ухода. Она протянула ему руку. Он сжал ее выше кисти и даже сквозь свист ветра и яростный шум бури услышал, как отдавалось в ее теплой руке частое биение сердца. Сила моей любви к вам так велика, что я не имею достаточных слов, чтобы ее выразить. Анна низко наклонила голову и ничего не ответила. Ветер бушевал над городком с такой силой, будто хотел сорвать и унести на север эту тяжелую, непереносимую ночь с ее кромешным мраком, слезами, чадом свечей, людской жестокостью и любовью. Ветер срывал с ресниц Анны редкие слезы. Временами порывы ветра были так неистовы, что казалось, вот-вот ветер начисто сдует ночь и ей на смену откроется блистающее рассветное небо, покрытое легкими облаками. В доме у Анны горел свет, на крыльце было натоптано.

В прихожей крепко пахло табаком. Бестужев прошел в свою комнату, но едва он успел сбросить плащ и отстегнуть саблю, как Анна окликнула его из-за двери. Бестужев вышел. Бестужев, волнуясь, пошел за Анной. Старик ждал его в кухне. Он тяжело поднялся навстречу, и вместе с ним из-за стола поднялось несколько седобородых неуклюжих шведов. Бестужев узнал их — то были шкипера кораблей, зимовавших в Мариегамне. Только один среди шкиперов значительно отличался от остальных. Он был черен, низок ростом, и глаза его хитро смеялись.

Это был шкипер французского брига, Жак Пинер, застигнутый зимой со своим кораблем в Ботническом заливе и нетерпеливо дожидавшийся весны. Не можем ли мы быть вам полезны, сударь? Бестужев смутно начал догадываться, зачем его позвали шкипера. Ветер ломает лед. Старик замолчал и пошевелил сухими губами. Шкипера говорили по-шведски. Бестужев понимал их с трудом. Он вопросительно взглянул на Анну, и она начала вполголоса переводить их неторопливый разговор. Но его, к счастью, нету.

Кто первый готов выйти в море? За мной меньше следят: я несу на корме флаг французского королевства. Каждый из нас хотел бы спасти от виселицы вашего соотечественника. Каждый из нас понимает, что где бы человек ни сражался за свободу, он сражался за нее и для нас. Мы — шведы, финны, французы; он — русский. Мы уважаем его. Каждый из нас умеет молчать. А что касается страха… — старик усмехнулся, — что касается страха, то об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз за кружкой пива. Сколько раз за каждое плавание смерть цепляется за наши борта и строит нам рожи — никто даже не станет считать.

Если ветер не стихнет, то не позже чем послезавтра ночью я снимусь с якоря. Старики встали и засопели трубками. Бестужев крепко пожал им руки, и они, натягивая кожаные плащи и стараясь не стучать тяжелыми сапогами, вышли из дому через дверь, ведущую в сад. Бестужев несколько минут говорил с Пинером. Надо было предусмотреть все препятствия к побегу, чтобы по возможности их избежать. Уходя, Пинер подмигнул и похлопал Бестужева по рукаву: — Корабль велик, на нем хватит места для всех. Я с радостью приму на борт еще одного офицера, и если мне не изменяет мой старый шкиперский глаз, то и прелестную девушку, его невесту. Не так ли? Я доверяю любящим: они великодушны.

Не принимайте это за шутку. Я прожил жизнь, полную неожиданностей и предательств. Поэтому я решаюсь дать вам совет: бегите отсюда. Мне надо подумать. Француз попрощался и вышел. Бестужев вернулся в свою комнату, зажег свечу и сел к столу. Он сжал голову ладонями и задумался: как быть с дуэлью? Ежели он будет завтра убит на дуэли, то побег не состоится, арестованного офицера и матроса отправят с первой оказией в Петербург и там повесят. Этого нельзя было допускать.

Ежели он откажется от дуэли, то его сочтут трусом. Киселев предаст его военному суду за тяжкое оскорбление полкового командира, побег тоже будет сорван, позор ляжет на голову Бестужева и отравит последние дни. Оставалось одно: оттянуть дуэль до совершения побега, остаться в Мариегамне и стреляться. Это означало крушение всех его тайных мыслей о бегстве с Анной и жизни, полной радости и скитаний. После разговора с Пинером он уже видел себя вместе с Анной на палубе брига, плывущего в виду плодоносных южных берегов. В прибрежных долинах и на высотах, одетых померанцевыми рощами, разбросаны селения и замки. Вода журчит за кормой корабля. Матросы улыбаются, поглядывая на молодую женщину, и уступают ей дорогу. Она осторожно ведет под руку по палубе офицера с перевязанной правой рукой, возвращенного их общими усилиями к жизни.

Старинные города подымаются из морских вод и волнуют сердце. Кровли их блестят под солнцем. Песни рыбаков долетают из утреннего тумана. Бестужев решил затянуть дуэль до того времени, пока не будут спасены офицер и матрос. Мысль о двух людях, спасенных им, будет жить в сердце у него и Анны и сделает их счастливыми. Бестужев задумался. Он не слышал голосов старика и Анны за стеной и шагов Анны, подошедшей к двери. Анна вошла без стука. Бестужев обернулся.

Анна стояла в дверях, прислонившись к косяку. Он говорит, что ты будешь достойным мужем. Бестужев встал. Правда, Павел? Зеленоватый таинственный свет зари проникал в комнату, и Анна казалась в этом свете очень бледной. Она улыбнулась. Бестужев сделал шаг к ней, но внезапный грохот барабанов раздался за окнами. Барабаны гремели торопливо, часто, но не могли заглушить отдаленный человеческий крик. Бестужев остановился.

Она со страхом смотрела в окно. За ним ветер нес черный дым из труб, и в синеватом воздухе все громче, все настойчивее били барабаны. Анна медленно опустилась на пол: она потеряла сознание. Семена Тихонова разбудили на рассвете. Унтер-офицер оставил дверь караульной комнаты открытой. Сырой ветер дул по полу и шуршал соломой. Невыспавшиеся солдаты теснились на крыльце, погромыхивали прикладами и громко зевали. Тихонов вскочил и начал торопливо натягивать сапоги. Он быстро оделся и стал во фронт.

Унтер-офицер повернул его, как чучело, осмотрел со всех сторон и сказал: — Эх ты, Иван-мученик, ружье-то возьми! Тихонов не понял, зачем брать ружье, когда его ведут пороть шпицрутенами, но ружье взял. Его вывели. Снег шуршал и оседал на крышах. Каркали, как перед дождем, вороны. Дым из труб прижимало к земле. В домах было еще темно. Где ж это видано, чтобы давали триста шпицрутенов! Тогда уж лучше камень на шею — и в прорубь».

Вышли на плац. В две узкие шеренги лицом друг к другу были выстроены солдаты с шомполами в руках. На фланге стояли барабанщики. Около них ходил, покуривая трубку, Мерк. Изредка носком сапога он легонько ударял то одного, то другого барабанщика по ногам — выравнивал строй. Тихонова подвели к Мерку. Он внимательно смотрел, как Тихонов застывшими пальцами расстегивал медные пуговицы и стаскивал мундир. Ну, гляди, держись молодцом. Солдаты неестественно вытянулись и застыли.

Барабанщики подняли палочки над серой кожей барабанов. Только посредине на каждом барабане темнело пятно от ударов. Унтер-офицер и рыжеусый солдат привязали руки Тихонова к прикладу его ружья, взялись за дуло и повели Тихонова к началу шеренги. Тихонов шел медленно, будто недоумевая. Прогнать рядового Тихонова сквозь строй. Дать триста ударов. Загремели, сбиваясь, барабаны. Унтер-офицер и рыжеусый солдат рванули Тихонова за дуло ружья. Тихонов упал, прополз несколько шагов по снегу, поднялся и, шатаясь, вошел в тесный проход между солдатами.

Просвистел первый шомпол. Тогда Тихонов повернул к Мерку страшное, налитое кровью лицо и крикнул, срывая голос: — Правду в кандалы не забьешь! Не забьешь, братцы! Придет им конец, извергам, кровососам! Он бессвязно кричал и упирался. Со спины сочились струйки крови. Ныли и гудели барабаны. У солдат тряслись губы. На пятидесятом ударе Тихонов упал.

Его подняли. К спине прилипли комья кровавого снега. Через несколько ударов он упал снова. Его волокли по снегу, он хрипел. Солдаты без приказа опустили шомпола. Барабаны затихли. Унтер-офицер и рыжеусый солдат перевернули Тихонова лицом вверх. Мерк нагнулся. Тихонов открыл глаза и посмотрел на небо мутным, безжизненным взглядом.

Потом он перевел глаза на Мерка, с натугой сел, и челюсти у него задвигались, будто он пережевывал черствый хлеб. Мерк быстро выпрямился. Тихонов хотел плюнуть ему в лицо, но кровавая слюна стекла у него по подбородку и застряла в небритой щетине. Солдаты быстро подхватили Тихонова, положили на шинель лицом вниз и понесли в полковой лазарет. Утром к Бестужеву приехали секунданты Киселева. Они застали Бестужева с правой рукой на перевязи. Вчера, возвращаясь ночью домой, я упал и повредил правую руку.

ГДЗ и Решебник для помощи ученикам и учителям.

Здесь, на страничке для школьников 9 класса, мы предлагаем вам прочитать или бесплатно скачать оригинальный текст и задания с ответами по Русскому языку из Открытого банка заданий ФИПИ ГИА. С помощью этих заданий с решением и ответами вы можете в спокойной обстановке пройти тесты, написать эссэ, приготовиться реальному экзамену ОГЭ в школе и решить все задачи на 5-ку! После прохождения данных тестов, вы сами себе скажите, что я решу ОГЭ! Пунктуационный анализ.

Но не в случае с Медным всадником. В ходе недавних исследований был обнаружен потайной люк, который позволил определить нахождение третьей точки опоры. На монументе змея под копытами коня еще соприкасается с хвостом, это третья точка опоры. Ее Фальконе создал, высчитав, какие ветра дуют в этом месте Северной столицы, чтобы обезопасить статую от боковых ветров», — продолжает Ефремова. Она добавила, что при сильных ветрах имеются колебания скульптуры. Недавно исследователи пришли к выводу, почему хвост коня не закреплен намертво.

Незакрепленный у основания, он производит колебательные движения, заставляя скульптуру переминаться как бы с ноги на ногу», — отмечает Надежда Ефремова. Лихачева Александр Кобак напомнил, что день рождения Петра Великого в Петербурге считается праздничным днем, и выразил надежду, что в будущем он может быть объявлен еще и выходным. Он также обратил внимание, что сегодня должен был открыться XIV Петровский конгресс. Планировалось, что мероприятие пройдет в Эрмитажном театре, в этом году конгресс был бы посвящен Елизавете Петровне, дочери Петра, которая во многом продолжала дело своего отца. Но пандемия коронавируса внесла свои коррективы, конгресс пришлось перенести на сентябрь.

Но пандемия коронавируса внесла свои коррективы, конгресс пришлось перенести на сентябрь. Он также напомнил, что в 2022 году будет отмечаться 350-летие со дня рождения Петра Великого. В частности, в этом году мы выпускаем четыре книги, связанные с жизнью Петра Первого и его эпохой. В Бельгии не забыли о визите Петра в 1717 году.

Там существует три памятника императору. В бельгийской истории существуют легенды о Петре. Например, как он забрался на антверпенский собор, который поразил его своей высотой. Петр попросил своего денщика арапа, прадеда Пушкина, сбегать за веревкой, чтобы спустить ее сверху и измерить высоту собора. Надо сказать, у него это получилось, современные историки говорят, что он измерил здание довольно точно», — рассказал Александр Кобак. Он сообщил, что фонд имени Д. Лихачева составляет свод петровских памятников России.

Холод не тётка: как не обморозиться в крещенские морозы

Как рассказывает Варвара, у ее мужа проблемы с ногами — острый варикоз. Из-за этого в 2017 году ему не позволили заключить контракт, отправили на операцию. Хозяин то и дело переминался с ноги на ногу, заламывал руки, вытирал пот со лба. Почему сводит ноги от холода. Переминаясь с ноги на ногу (1) и дрожа от холода (2). Чтобы он стал более понятным, нужно использовать запятые после слов " ногу" и " Дима". Отец при этом безучастно переминался с ноги на ногу, но, увидев, что произошло, быстро увел ребенка. сдержанно кивнув головой девице с несколько надменным выражением лица - натягивает перчатки и удаляется в холод и сумрак.

Война Алхимика [Алекс Каменев] (fb2) читать онлайн

Где сдесь имя существительное состоящее только из корня и приставки осень пришла, холода и дожди принесла. попрятались насекомые. семена и ягоды того и гляди снег. Ilyavasilev320 русский язык источник алексей гостев мудрец 12541, закрыт 9 лет назад переминаясь с ноги на ногу 1от холода 2дмитрий. Переминаясь с ноги на ногу, тот стоял рядом, слегка согнувшись.

Похожие новости: